— Он шесть раз сбегал, Тики. Шесть раз, — мужчина хохотнул, до крови кусая губу, и тонко замычал, словно бы отказываясь верить в какую-то истину. — Впервые сбежал, когда ему было восемь, я нашёл его через неделю в больнице с отравлением, — продолжал шептать Неа, захлёбываясь собственными рыданиями, и Тики его слушал молча, потому что не знал, что должен ответить.

Потому что Алиса оказалась мелким редиской, который портил всё, что угодно, лишь одним своим появлением.

Потому что Аллен Уолкер только что перекинул Неа через плечо, с безумной кривой улыбкой на лице говоря про то, что лучше бы умер он сам. Лучше бы он исчез. Что он бремя.

Если Алиса была обманом, то и все слова, сказанные ею, были обманом.

— Тики, он молчал об этом одиннадцать лет, — в панике прошептал Уолкер, цепляясь за его рукав. — Винил себя и… и… и… боже.

— Иди сюда… — в конце концов не выдержал Тики. Он сгреб друга в охапку и крепко обнял, позволяя уткнуться носом в свое плечо и безудержно разрыдаться. Неа сжал его в руках как плюшевую игрушку и зажмурился. Микк же… что ж, он тоже зажмурился и уткнул нос в растрепанные волосы мужчины.

Они оба были слишком разбиты сейчас всем происходящим, чтобы просто встать и пойти дальше.

Потому что Неа не собирался покидать Японию без своего брата ни под каким предлогом и в итоге любой ценой вернет его обратно.

Потому что Тики был слишком влюблен в образ Алисы — пусть выдуманный и фальшивый, — чтобы так просто забыть об этом.

— Неа… — мужчина в ответ только замотал головой и сильнее сжал его в руках. Тики судорожно вздохнул, сам готовый сорваться на истерику, сокрушить что-нибудь или кого-нибудь разорвать…

Но рядом был только такой же разбитый Неа, о котором следовало позаботиться. У которого еще была какая-то крохотная надежда на спасение от всего этого, потому что все нарывы вскрыты, и теперь ясна хотя бы сама суть проблемы.

А у Тики… у него нет проблемы. Потому что Алисы просто не существует.

И именно поэтому он не мог найти ее в базе данных.

— Неа, давай я за ним схожу, — снова позвал Микк. — Давай я… я постараюсь вернуть его, слышишь? Давай сейчас мы встанем, ну… — как же мы встанем, господи, я такой расколотый и ты тоже, мы же раздробимся с тобой в порошок, стоит только двинуться. Я так хочу двинуться и стать порошком, знаешь, Неа… — Ты сядешь на диван, а я пойду за Алленом.

— Правда? — выдохнул мужчина, с мольбой глядя на него, и Тики просто не смог ему отказать или соврать.

— Конечно, — кивнул он, попытавшись ободряюще улыбнуться, казалось, в кровь разбитыми губами: так тяжело они растягивались. — Приведу этого редиску обратно, чтобы нормально тебе всё рассказал. Помнишь, вам нужно поговорить, Неа, — бормотал Микк, помогая другу встать на ноги, и усадил его на диван. Уолкер хрипло рассмеялся, даже не пытаясь вытереть слёзы, и вновь выпалил:

— Я был слеп, Тики. Из-за меня он так страдал всё это время.

И ты из-за него страдал не хуже.

Но Микк лишь молча кивнул и, пересиливая свои крошившиеся в песок ноги, вышел из квартиры, вдыхая ночной воздух. Куда мог сбежать эгоистичный мальчишка с раздутой самооценкой? Куда мог сбежать лжец и клоун?

Внутри Тики словно бездна разверзлась — так пусто было на душе.

Куда мог убежать тот, кто только что назвал себя бременем и искренне хотел исчезнуть? Тот, кто в своей искренности был ужасно похож на Алису?

Хотя…

Он же и был Алисой.

Тики сглотнул горькую слюну и бегом припустил к остановке. Далеко уйти этот идиот не мог, а вот побежать к автобусной станции, точно уверенный в том, что за ним никто не кинется — потому что и Неа, и Микк были слишком оглушены его поведением — запросто.

Бегать с простреленным животом… Господи, ну что за придурок…

Аллен действительно оказался там, где Тики и предполагал. Сидел на скамейке и смотрел в сторону, на дорогу. Бледный как выцветшая картинка — и такой же пустой, ослабевший.

Настолько, что на секунду Микку стало его даже жаль. Просто по-человечески жаль, потому что… Наверное, потому что тот был и оставался его Алисой. Которой на самом деле не существовало.

Господи, это до сих пор никак не укладывалось в голове.

Тики шагнул под козырек остановки, нарочито шурша ботинками по асфальту, чтобы обозначить свое присутствие, и Аллен, услышав его, вскинул голову и дернулся в сторону, подрываясь на месте.

— Я же сказал…

— Ну что, — тихо оборвал его Микк, — поговорим, Алиса? Нам вроде есть о чем.

Аллен даже не вздрогнул — лишь застыл, спокойно смотря на него невозможно серыми глазами из-под седой встрёпанной чёлки, и криво улыбнулся, словно находил что-то смешное в этой ситуации.

— Странно, да? — вдруг холодно поинтересовался он, вновь покрываясь ледяной коркой невозмутимости и отчуждённости, отчего у Тики кулаки зачесались. — Мелкий редиска, которого ты ненавидишь, оказался девкой, в которую ты влюбился, — иронично хмыкнул этот паршивый поганец, будто бы специально истекая ядом, чтобы разозлить мужчину как можно сильнее. — Хотя это больше смешно, чем странно, — равнодушно закончил он, слепо уставившись из-под белых ресниц на Микка.

У которого внутри словно вулкан разбудили.

Этот прогнивший редиска ещё смеет что-то отпускать про Алису. Смеет насмехаться над, чёрт подери, искренним чувством Тики. Ох, как же, наверное, он веселился, наблюдая за потугами мужчины приблизиться к ней. Ухаживать за ней. И играл. Играл напропалую. Неужели всё, что было Алисой, это всё сплошной обман? Каждый взгляд? Каждое слово? Каждая улыбка?

Неужели эта мелкая дрянь и правда самозабвенно веселилась, когда чувства Микка были самыми настоящими?

Мужчина почувствовал, как его распирает. От гнева. От злости. От ярости.

Тело бросилось вперёд само. Мгновение — и замахивается кулак, а Аллен продолжает пронзительно смотреть на него из-под ресниц с кривой ухмылкой. Секунда — и мужчина со всей силы врезает ему по морде, разбивая нос, отчего Уолкер отшатывается, хрупкий, словно карточный домик, и его сгорбленная фигура отчасти заставляет Тики прийти в себя.

— Ну что, стало легче? — безразлично поинтересовался юноша. — А теперь проваливай.

— Если ты считаешь, что своим холодом заставишь своего брата возненавидеть тебя — ты ошибаешься, — негромко произнес Тики, изо всех сих надеясь, что голос его не дрожит.

Аллен наградил его колючим злым взглядом и утер рукавом кровь из разбитой губы. Секунду они смотрели друг на друга, а потом юноша зажмурился и мотнул головой.

— Если ты пришел только за этим — то мне плевать, — сквозь зубы процедил он, и Тики снова захотелось его ударить. И бить, бить, бить до синяков, до ссадин, до гематом, пока из этого мелкого сукина сына не выйдет вся дурь, а вместе с ней — и дух. Пока он не оставит Неа в покое и не даст ему спокойно жить своей жизнью дальше, без этого груза вины, без этого самобичевания.

Но Микк слишком хорошо знал своего друга. Неа не успокоится, не выберется, не справится. Даже при помощи кого-то со стороны. Даже при помощи этого своего Кросса, который накачает его психотропными. Даже при помощи Тики, который будет рядом с ним неотлучно — обязательно будет.

Потому что у Неа есть брат, и он его очень любит. Потому что ему плевать, что Аллен готов на все, лишь бы тот навсегда забыл о его существовании.

— Эгоист, — горько и устало выплюнул Тики. — Сколько ты жалеешь себя и лелеешь свои страхи? Все эти одиннадцать лет? И чего ты добьешься этим? — фыркнул он, всеми силами стараясь держать себя в руках, чтобы не смотреть на эту наглую хмурую физиономию.

Не видеть этого лица, не сопоставлять фактов и совпадений… И не знать. Никогда не знать больше этого человека. Не интересоваться им, не беспокоиться за него, не мчаться ему на помощь по первому зову его обезумевшего от страха брата…

Никогда больше.

— Он уедет, — тихо отозвался Аллен, глядя в сторону. — Уедет и забудет обо мне. А я… я вернусь к Адаму в обмен на то, что тот его не тронет, — он помедлил. — И тебя — тоже.