Больше они к этому вопросу не возвращались, и Микк просто пытался окружить юношу заботой с ног до головы.

Оттого и сейчас парень ласково чмокнул ладонь Аллена, проведя пальцами по отросшим волосам, и осторожно поправил одеяло.

Уолкер, однако, необыкновенно к таким вещам чувствительный, тут же заворочался и заворчал. Микк недовольно поморщился и свесил ноги с кровати, пытаясь быть как можно тише и больше стараться никак случайно его не будить. Аллен и так мало спал, даже с учетом того, что по большей части ему была предоставлена возможность бездельничать сколько влезет (в этой ситуации он был совершенно как кот — умилялись члены экипажа при виде него постоянно), и Микку не хотелось его тревожить.

Но было уже поздно. Юноша издал какой-то неясный звук, больше похожий на кошачий зевок, и приоткрыл глаза.

— Ты куда-а?..

Ну чёрт, подумал Тики, всё-таки разбудил его, скотина такая тяжеловесная.

— Я ненадолго, а ты спи, — прошептал он, поцеловав потянувшегося навстречу Аллена в щёку.

— Не могу, — смущённо пробормотал юноша, отведя взгляд, и погладил живот поверх одеяла, — он… он пинается и не даёт.

— Буйный будет, — как идиот заулыбался Тики — он всегда так улыбался, когда речь заходила о ребенке — и положил свою руку поверх руки Аллена, осторожно ведя по ткани одеяла.

— Весь в тебя-истеричку, — хохотнул капитан, щелкая его по носу и тяня на себя. — Ты ж меня даже поцеловал, когда злой как черт был, — он расслабленно прикрыл глаза, когда фыркнувший Микк начал круговыми движениями поглаживать его живот, поднимаясь к грудной клетке, и расплылся в улыбке.

— А кто меня довел до такого состояния, а? — вскинул бровь парень, нависая над ним и легко целуя.

— О, ну кто ж знал, что с тобой нужно было нежнее? — хитро протянул Аллен, лукаво улыбнувшись. — Ты ж ходил как ледышка и ни на что не реагировал.

— Ну так нужно было медленно обогревать, а не под огнемёт ставить, — хмыкнул в ответ Тики, перекатившись набок, и принялся осторожно покрывать поцелуями его шею и плечи, скрытые тонкой лёгкой рубашкой.

— Но если бы ты не злился, ты бы не поцеловал меня, — внезапно заметил юноша, поощрительно поглаживая его по плечу и откидывая голову на подушку. — Ведь ты же…

— Поцеловал бы, — Микк отвлекся от ласкового поглаживая грудной клетки Уолкера и поднял на него глаза.

Аллен удивленно вскинул брови и покачал головой, уже собираясь опровергнуть это, но парень погладил его по щеке и поцеловал — так медленно, как он вообще мог целоваться утром, когда малыша хотелось почти до боли.

— Ты мне тогда так и не дал сказать, Аллен, — он усмехнулся, прижался губами к уголку его рта, а потом перешел на подбородок. — Неужели ты думаешь, я бы не удержал своего порыва, не чувствуй я чего-то? Просто… пожалуй, тогда это желание окончательно оформилось, хотя меня дико бесило твое поведение — мне казалось, ты просто издеваешься надо мной, — юноша прикусил пухлую губу, поощрительно гладя его по бокам ладонями — обнаженными ладонями, наконец-то, о господи, никаких перчаток — и Микк снова соскользнул на его шею. — И в связи с этим встречный вопрос. Ты гораздо сильнее, то есть тогда мог оттолкнуть меня. Так почему не сделал этого, а?

Аллен беспомощно раскрыл рот, покрываясь свекольными пятнами румянца, и задрожал, тонко простонав, как обычно делал, если нужно было сказать что-то очень личное и постыдное.

— Просто… мне впервые хотелось прикасаться к чужому человеку… — пролепетал он. — Ещё до лихорадки хотелось, но я боялся этого, а потом… ты… и я… мне было так приятно и не больно, — юноша бормотал, а Тики с каждым новым словом расцветал не хуже своих цветохищников, когда те умудрялись отужинать нечаянно оставшимся на столе хомячком. — Ты мне очень нравился… ещё, кажется, в Ордене.

— Маленький сталкер, — парень прищурился, чувствуя себя невероятно счастливым (как бывало по утрам далеко не всегда) и нащупал ладонью ряд пуговиц на рубашке еще ярче закрасневшегося юноши, расстегивая их одну за другой и ласково поглаживая испещренную шрамами светлую кожу.

— У тебя очень запоминающаяся внешность, — смущенно признался Аллен. — И Комуи очень много про тебя говорил. И мне стало интересно, — он заговорил быстрее, прикусив губу, когда Тики коснулся его кожи губами, и вздохнул, — и я… я просто…

— Да хватит оправдываться, — Микк накрыл ртом его сосок и пощекотал его языком, заставляя юношу дернуться и всхлипнуть.

— Б-больно, Тики, — прошептал Уолкер, ссутулившись, и постарался прикрыть грудь в защитном жесте. Парень ласково провёл губами по его ладоням и принялся осторожно массировать грудную клетку с боков.

— Сейчас всё пройдёт, мой хороший, — нежно заверил он и улыбнулся, стоило только Аллену что-то промычать, как бывало, когда слова для выражения эмоций у него кончались, хотя самих эмоций было достаточно.

Уолкер зарылся пальцами ему в волосы, все-таки позволяя прикоснуться к себе так, как Тики хотел этого, и коротко застонал, стоило только парню снова накрыть губами его сосок. Микк осторожно погладил юношу по животу, не переставая ласкать его грудную клетку, и несильно втянул сосок в рот.

Аллен захлебнулся выдохом, сильнее сжимая пальцы в его волосах, и подался вперёд.

— Ну что ты…

— Утренние процедуры, — лукаво отозвался Тики.

Уолкер что-то недовольно-поощрительно простонал, закатил глаза и, подтянувшись ближе к изголовью, в итоге, полуулёгся на кровати, прижавшись к Микку боком, чтобы не зажать живот между телами.

Хотелось бы тоже почувствовать, как малыш пинается. Тики иногда прижимался к Аллену ухом, пытаясь хоть что-нибудь расслышать, но ребёнок (который и правда будет, видимо, очень шустрым и бойким) сидел тихо, и парень даже несколько раз за последние две недели умудрился обидеться на сына (или дочку), но Уолкер лишь посмеивался и успокаивал, говоря, что нужно ещё немного подождать. Тики обычно фыркал в ответ на это — и снова прижимался ухом к его животу. И было в этом что-то настолько восхитительно-домашнее, что больше Микк уже не вспоминал ни о Семье, ни о лабораториях… Ни о чем. Существовал только Аллен, их комната — и ребенок.

Юноша шикнул, слегка вздрагивая, и тут же успокаивающе улыбнулся, когда Тики отвлекся на этот его жест.

— Все в порядке?..

— Господи, да… — выдохнул в ответ Уолкер, прикусывая губу, — просто я… не могу понять, мне слишком больно или слишком хорошо, — он хохотнул — как-то с придыханием — и Микк, подтянувшись вверх, снова поцеловал его.

Ему нравилось целовать Аллена. В такие моменты в нем все будто оживало, согревалось, дрожало как натянутая тонкая леска.

Он таял.

Все барьеры, так тщательно накладываемые Семьёй, рушились и стекали по нему чёрной противной жижей, чтобы навсегда затеряться где-то в земле.

И Тики готов был на руках Аллена носить — лишь бы эта жижа продолжала стекать по коже, лишь бы весь этот яд и вся слизь покинули его.

Лишь бы чувствовать эту лёгкость в теле.

Аллен мелко задрожал, запрокинув голову, и Микк спустился дорожкой поцелуев по шее к груди, продолжая прерванное занятие.

Вместе с болью у его мальчика проснулась и ужасная чувствительность. Большую часть времени это доставляло неудобства: соски у него ныли постоянно, любая одежда доставляла дискомфорт, а в итоге Уолкер вообще решился на специальные накладки, созданные для беременных женщин (и при этом матерился не переставая, да ещё и краснел от осознания этой необходимости), но иногда это было небольшим плюсом.

Например, сейчас.

Аллен реагировал на разные прикосновения по-разному, и не всякое прикосновение приносило ему боль. А Тики знал, как облегчить его муку, заставив его лезть на стену от… от диаметрально противоположного чувства. Не то чтобы Микк был знатоком ласк в принципе, но он знал, где прикоснуться, как нажать и погладить, чтобы его мальчик отрывисто застонал и сам к нему потянулся. Чтобы раскрылся, отдался его рукам и губам, позволил делать с собой все, что было угодно самому Тики, и ни малейшей секунды не жалел об этом.