Рыбьи.

Пугающие.

— Вот здесь Альцгеймер, — произнёс юноша, указав на заспиртованную женщину с исполосованными руками и ногами, с выпотрошенной брюшной полостью и отрезанной частью черепа, из которого выглядывал почерневший мозг. — А вот здесь — рак лёгких. Здесь — Эбола…

Аллен продолжал бесстрастно рассказывать, словно экскурсовод, и водил их между «экспонатами», подолгу смотря на некоторые из них, опуская голову набок, словно вспоминая что-то.

Тики уже просто не мог на это смотреть, когда Аллен наконец остановился в тени двух колб с изуродованными младенцами с полиомиелитом и обратился к мертвенно-бледному Линку:

— Ну, этого достаточно?

Микк ждал, что Говард согласится и это идиотское разногласие между ними растворится, но парень сделал что-то совершенно неожиданное: он скривился и сердито выплюнул:

— А как я могу быть уверенным, что это не ваши проделки, капитан Уолкер?

Тики поражённо замер, не веря ушам. В голове вдруг стало пусто, и даже самая глупая мысль не соизволила появиться в мозгу.

Аллен растянул губы в тонкой кривой улыбке и, вежливо прикрыв глаза, мягко рассмеялся.

— Значит, я должен показать вам ещё кое-что, мсье Говард.

Линк одарил и Аллена, и Тики холодным взглядом, но протестовать не стал и двинулся за ними во главе своей процессии. Они поднялись парой этажей выше, и Микк прикусил губу.

Его мальчик подвел всех к лаборатории №65.

Замок щелкнул, дверь открылась, и на этот раз Аллен пропустил своих слушателей вперед, входя в помещение последним.

— А здесь проходили опыты по привитию мужчинам женской фертильности, — совершенно спокойно просветил он вздрогнувших Воронов. Той огромной батареи бутылок, которая красовалась здесь, когда Уолкер пил, уже не было, и везде царил образцовый порядок, но… воспоминание все равно осталось.

— Но это же… хорошо, разве нет? — несмело возразила Тэвак, явно удивленная такой перемене в Уолкере и оттого не знающая, как себя с ним вести.

А Тики и сам не знал.

Аллен хохотнул, ядовито ухмыльнувшись.

— Возможно, это и хорошо, признаю, — наконец кивнул он, пройдя вглубь комнаты и включая свет на протяжении всего потолка.

Тики всмотрелся в длинные столы, в книжные стеллажи, в подставки с хирургическими инструментами. И в витрины с заспиртованными мозгами, матками, яйцеклетками… они явно не были уже пригодны к использованию, но отчего-то хранились здесь, словно какие-то образцы или даже… шпаргалки.

Аллен подошёл одному из шкафов с коробками, продолжая размеренно говорить:

— Учитывая современную ситуацию с женщинами, это и правда больше хорошо, чем плохо, согласен. Но-о-о… — он вдруг оглянулся на притихшего Линка и сладко улыбнулся, однако прикрыв совершенно холодные безразличные глаза. — Вот мсье Говард, например, вы… Скажите, у вас когда-нибудь в мозгах копались? Операции случайно на кору мозга не было?

— Н-нет… — голос Говарда ощутимо дрогнул, и парень подозрительно прищурился, однако Тики заметил его колебания. — К чему вы об этом спрашиваете?..

— К тому, что это очень больно, — благожелательно улыбнулся ему в ответ Аллен. — А данные опыты заключали в себе имплантацию живых клеток головного мозга, отвечающих за беременность, в мозг мужчины. И, к сожалению, в бодрствующем состоянии, — он легкомысленно пожал плечами, снова до страха, до ужаса похожий на Адама, и Микк до крови прикусил изнутри щеку, чтобы не заматериться.

Потому что для человека, который почти всю свою жизнь провел на лабораторном столе и очень часто видел, как над этим самым столом нависает тот самый человек — у которого такие же стеклянно-серые глаза, острые черты и ярко-рыжие волосы — это было слишком, ну просто слишком.

Потому что у него мелко дрожали коленки и пересохло в горле.

Потому что сейчас Тики видел перед собой Адама.

Потому что Аллен ненавидел Адама и не хотел им быть.

И не поэтому ли он недавно просил Микка не смотреть на такого себя? Потому что знал, что Тики испугается этого образа? Этого холодного, расчётливого… л, а б о р, а т о р н о г о образа?

— Поэтому, мсье Говард, — бесстрастно сверкнул Аллен ледяными глазами, — я и убил своего (как же это называлось?) прадядю. Человечеству нужен путь, ведущий к выходу, а не в бездну.

— А с чего вы взяли, что этот правильный путь суждено пройти вам? — негромко произнес Говард, и Тики стиснул зубы, чувствуя себя ужасно напряженным и мечтая как можно скорее все это наконец закончить. Ему просто нужно было кого-нибудь избить. Например, Канду. — Вы такой же, каким показываете Адама, капитан Уолкер, если храните на Ковчеге… все это.

Аллен сухо хмыкнул.

— Вы знаете, сколько здесь одного только формалина? — отозвался он; вопрос был скорее риторическим. — Я хотел это сгрузить куда-нибудь, уничтожить… Но с количеством токсинов, хранящихся на корабле, так будет только хуже. И потом… — юноша потер руками лицо, в один момент становясь просто ужасно усталым человеком, ни на толику не похожим на Адама. — Я просто не могу найти в себе силы все это убрать отсюда — даже спустя столько лет. Я показал вам всего несколько здешних лабораторий, Говард, а их — семьдесят три. И я видел их все, когда Ковчег перешел ко мне.

Линк замер.

Тики поражённо уставился на тускло улыбнувшегося юношу. А тот сел за стол и уставился в одну точку пустым уставшим взглядом.

— Я сидел в каждой из них по несколько дней, протирал все колбы, накрывал одеялом каждого человека, потому что не мог закрыть им глаза, а когда вся материя кончилась, — он хмыкнул, — мне пришлось в скором порядке учиться вышивать, но, к сожалению, руки у меня кривые. А тканей сейчас ужасный недостаток, поэтому некоторые лаборатории я так и не отправил спать, — Аллен вздохнул и вытащил из ящика под столом пластиковую коробку. — Я не смог избавиться от всего этого, потому что боялся, что забуду всё это. Забуду, ради чего хотел убить Адама. Забуду, кем хочу стать.

Тики судорожно вздохнул.

Лабораторный журнал.

Ковчег и есть лабораторный журнал его мальчика.

Который тот перечитывает, пересматривает, переосмысляет, чтобы не забывать прошлое. И думать о будущем.

— Здесь, — Аллен встал с коробкой на руках и медленно направился к Линку с вновь украсившей губы фальшивой тонкой улыбкой, — находятся все мои исследования про женскую фертильность и пути её возвращения. Забирай их, Говард.

— Зачем они мне? — нахмурился Линк. Он протянул руку, почти повинуясь, но так и застыл на месте, не касаясь пластиковой коробки. — Зачем ты мне их отдаешь?

— Может, у тебя и у твоих ученых получится то, что не получилось у меня, — передернул плечами юноша, толкая коробку в его ладонь и мотая головой. — Я не собираюсь соваться в политику и искать правильный путь, понимаешь? Я прошу тебя этот путь найти, — он посмотрел на парня несколько исподлобья и в итоге просто махнул рукой. — Но… дело твое вообще-то. Я устал выворачиваться наизнанку ради тех, кому это не нужно. Я просто хочу жить в нормальном мире, а Семья бы нормальным его не сделала.

— Почему ты считаешь так? — Линк хмурился уже без прежней враждебности, скорее, просто недоуменно. Словно понял причину, но так и не нашел мотива. — У них ведь были… благие цели. Да, их средства, они… ужасны, но…

— Они не хотели менять мир. Адам хотел просто создать идеального человека, — вздохнул Аллен. — Человека, способного без труда выживать в нынешних условиях, — поправился он спустя секунду. — И он его создал. И он был счастлив. Вот только я… счастливым себя не чувствую, когда вспоминаю это. А разве может идеальный человек быть несчастным?

Тики напряжённо сглотнул. Аллен никогда не говорил с ним о своей «идеальности». Он вообще предпочитал обходить тему экспериментов, Семьи и Адама, в частности, стороной.

А сейчас… Уолкер словно смирился с чем-то, что раньше мешало ему и отравляло всё естество.

Линк промолчал, словно абсолютно всё поняв, и не задавал более вот таких вопросов, хотя, отчего-то думал Тики, ему хотелось спросить о многом.