Ковчег погрузился в напряжённую атмосферу ожидания неизбежного: Канда был молчаливей обычного, постоянно пропадая в тренировочном зале, Лави не отпускал свои похабные шуточки, внезапно став до ужаса нервозным, Линали тяжело вздыхала и кусала обветренные губы, Мари трепетно сжимал бледные тонкие ладони Миранды, словно это были их последние дни вместе, Лоу Фа мялась у мастерской, намереваясь что-то сказать Джонни, но в последний момент сбегала, Алма, обычно всегда дружелюбный и добродушный, сейчас пытался развеять повисшее в воздухе напряжение лёгкими хлопками по плечам и улыбками, а Крори, как и всегда, мрачный, готичный, дарил всем разнообразные цветы, пытаясь успокоить. И Тики, пытавшийся хоть как-то удержать свой судорожный стук сердца, иногда ловил себя на том, что у него трясутся руки. Даже вечно спокойный и шутливый Джерри молчал, накладывая пищу товарищам.

Только лишь капитан светился уверенностью и решимостью.

Сосредоточенный и собранный, он спокойно управлял Ковчегом, направляя его своей твёрдой рукой, и смотрел вперёд с какой-то… чуть ли не больной жаждой.

Тики наблюдал за ним — и не мог понять, почему же то, что совсем недавно так жутко пугало юношу и наводило на него такую тоску, вдруг так его воодушевило. Аллен говорил, что он — идеальный образец Адама… Могло ли статься так, что он был даже более совершенен, чем сам Тики?

Могло ли статься так, что Тики сделан лишь по образу и подобию самого Аллена или… его предшественника?

На самом деле, чтобы узнать об этом наверняка, нужно было только спросить, однако… Пока Микк страшился говорить об этом, хоть и понимал, что потом для разговоров не будет времени, да и… Вполне может оказаться поздно, как бы парень ни утешал Тимоти перед этим.

И все же, Тики надеялся, его мальчик знает, что делает. Потому что и впрямь никого не слушающий, Уолкер упорно шел к своей цели, свято уверенный в том, что прав. И Микку очень хотелось быть также уверенным в его правоте.

Но что-то противно скребло изнутри по рёбрам, заставляя сомневаться и бояться.

Вечером Тики, что уже стало обыденностью, зашёл в кабину управления, намереваясь застать Аллена вновь лежащим на полу без сил, но, что было удивительно, юноша стоял перед сферой с прикрытыми глазами и сосредоточенно водил самыми кончиками пальцев по сфере.

Микк, не желая мешать, пристроился у стены, даже не приближаясь к капитанскому мостику, и заметил, что в помещении никого уже нет: Линали и Миранду Уолкер отпускал за несколько часов до своего сна, объясняя это тем, что ночью кому-то следовало следить за системой Ковчега и изменениями в окружающей их местности.

Через полчаса, за которые Микк успел передислоцироваться за стол и даже слегка задремать, его окликнул голос Аллена:

— Тики, иди спать, ты же устал.

— Мне нужен груз на коленях, — насмешливо отозвался парень, сонно щуря глаза и подпирая кулаком щеку. — У тебя даже температура кошачья, — заметил он, заставляя юношу фыркнуть. — Теперь без тебя холодно.

— Потому что спать надо не в библиотеке, — дернул плечом Уолкер, коротко хмыкая. Он хрустнул спиной, будто хотел выглядеть невозмутимым, но было ясно заметно, что это ему польстило.

Кажется, малышу явно никто никогда не говорил о том, что он и правда особенный.

— Только после того, как ты сам перестанешь спать где попало, — парировал Тики и тоже хрустнул затекшей шеей. — Ты сегодня позже обычного, — качнул головой он. — Так… — здесь стало совсем сложно, — стремишься туда… почему?

Аллен ничего не ответил, даже никак не отреагировал — Тики пристально вглядывался в его расслабленное, спокойное лицо, в серые серьёзные глаза, наблюдал за размеренными, плавными движениями, и ничто не могло даже намекнуть на состояние раздражения или нервозности. Хотя бы озабоченности.

Капитан Уолкер был бесстрастен и холоден как айсберг.

Тики вспомнил, что как-то юноша рассказывал ему, что должен быть спокоен в любой ситуации: даже если вдруг внезапно перед ним взорвётся водородная бомба, вдруг запляшут розовые орангутанги или неожиданно обнаружится нетронутый разрушениями пригодный для нормальной жизни участок земли.

Аллен рассказывал это в шутку, с неприкрытой иронией в голосе, а потом вздохнул и признался, что постоянно держать себя в руках очень сложно. Но больше уже к этой теме возвращаться не стал.

И после этого Тики стал замечать, что все свои шуточки и розыгрыши капитан делал с тем самым сосредоточенным взглядом, словно просчитывал всё наперёд. Словно дозировал свои эмоции и постоянно думал о том, в какой момент следует остановиться.

Не зря он казался Микку фальшивым. Ненастоящим. Игрушечным.

Капитан Уолкер таким и был — постоянно запертый давившими на него рамками Ковчега.

Но сам Аллен лишь смеялся на такое сравнение и отмахивался.

Да даже внезапная истерика его мальчика потрясла Тики — Уолкер казался ему… сильным, наверное. Непробиваемым, твёрдым как скала, и представить его плачущим ровно до того момента просто не получалось.

А потом Аллен расплакался, тщетно пытаясь сдержать свои слёзы, и Микк обругал себя за такие мысли — перед ним был тот, кто нуждался в опеке и заботе, нежности и защите.

— У нас сломался один из внешних двигателей, — вдруг перебил его мысли голос капитана. — Необходима посадка и починка, но безопасное место находится только на Итурупе: там нет ни одной лаборатории, поэтому и спешу.

— А Тиму ты рассказал про это? — хмыкнул Тики, уже почти догадываясь об ответе. Скажи Аллен Тимоти о причине — тот не повел бы себя таким образом, ведь причина эта и правда довольно серьезна.

Юноша качнул головой.

— Нет. Я… не хотел его беспокоить.

— Ну и зря, — Микк мотнул головой и поднялся, зачесывая пятерней волосы со лба назад и тихо вздыхая. — Он прискакал сегодня в мастерскую завернутый в плед и расплакался, — поделился он. — Потому что не смог понять, почему ты так хочешь сесть именно на Курилах и никого не слушаешь.

Аллен обернулся к нему, и парень заметил, что тот как-то виновато кусает губу.

— О поломке больше никто не знает, — неохотно пояснил юноша. — Только ты, я и Лави. Я сеять панику не хочу, вот и смолчал. Просто… Итуруп — это последняя остановка перед Хоккайдо. Надо убедиться в том, что с кораблем все в порядке, потому что… он прототипичен. Это прототип космолета, но еще не сам космолет, понимаешь? И даже… даже с его скоростью — а она высока — мы можем не успеть покинуть зону поражения. Вдруг что-то пойдет не так?

Руки Аллена вдруг мелко задрожали, и он в ту же минуту отдёрнул их от сферы, а Тики почувствовал, как вздрогнули стены кабины управления. И — метнул удивлённый взгляд на безразлично замершего на мостике капитана.

С дрожащими руками. С лихорадочно дрожащими руками.

— Ты… боишься? — выдохнул он быстрее, чем смог вообще обдумать свой вопрос, и сразу же прикусил язык.

Аллен прикрыл глаза, слабо улыбнулся, глубоко вдыхая воздух, и облизнулся.

— Да, Тики, я боюсь. Я ужасно боюсь, — усмехнулся он, всё ещё не раскрывая век, и размял уже успокоившиеся пальцы, вновь прикасаясь ими к сфере.

— Того, что Ковчег упадет? Или что нас поймают? — подходить и обнимать юношу Тики не торопился — он догадывался, что может произойти, и был уверен, что прав. Ковчег могло снова затрясти от бушующих глубоко внутри чувств Аллена, которые тот в себе в момент управления кораблем всячески подавлял.

— Нет, — вздохнул юноша. — Хотя… Этого тоже. Просто… — он недовольно скривил губы. — Это какой-то абстрактный страх. Я боюсь всего вместе.

Тики закусил губу, чувствуя медленно разгорающуюся внутри панику, и вдруг услышал, как Аллен ласково обратился к нему:

— Успокойся, это, на самом деле, нормально, испытывать страх, когда идёшь против… — он криво ухмыльнулся, уродуя лицо той самой гримасой, которую не показывал уже недели две, — против создателя.

— Он — не твой создатель, — мотнул головой Тики. — И не мой. Нас создали те, от кого мы рождены, Аллен, — и в этом всегда ощущается какая-то особая горечь. — Плоть от плоти — это я усвоил уже давно, — он все же сдвинулся со своего места и подошел к юноше, в сдержанной ласке проводя рукой по его плечу. — Так почему ты стремишься в лоно Семьи настолько сильно теперь, если раньше так этого боялся? Ведь ты и сейчас боишься.