Иногда Микк всерьез задумывался — неужели Алана действительно совершенно не понимает, что значат его жесты и прикосновения к ней? Что они подразумевают, и как надо к ним относиться?
Ведь сама она… прикасалась к нему, жалась, позволяла трогать и даже гладить ноги (о, как же Тики хотелось иногда припасть губами к ее коленям, скользнуть ладонью по внутренней стороне бедер… показать ей, как может быть ласков с женщиной земной мужчина; как он может быть с ней ласков). Так почему же она не хотела, чтобы он также погладил ее хвост?
Наверное, это было слишком интимно. Слишком — даже после того, как она предстала перед ним совершенно обнаженной и позволила к себе прикоснуться, спрятать в своих объятиях, нежить и целовать.
Тики ощутил, что еще немного — и руки задрожат, а потому — зажмурился и потер пальцами виски в попытке отвлечь себя от мыслей о том, какое удовольствие мог бы доставить девушке.
— Тебе нехорошо? — однако тут же забеспокоилась Алана, стоило только ему отвлечься, и Микк поспешно замотал головой, не открывая пока глаз.
— Все в порядке, — еще немного, и я просто утону в своих ненормальных фантазиях. — Просто голова закружилась немного, — кажется, к тебе можно прикоснуться — и потом сразу же без сожалений умереть.
— Ты, наверное, устал, да? — взволнованно спросила девушка, и Тики раскрыл веки, увидев, что Алана была вновь в человеческом обличье, сухая, с совершенно растрепавшимися косами, такая вся живая и невинная, приземлённая и одновременно недоступная в своей девственной красоте. — Тебе бы отдохнуть, вот правда, — пробормотала она, нахмурившись, и мужчина лишь отмахнулся, с облегчением понимая, что наваждение спало.
— Потом отдохну, не беспокойся, — как можно более легкомысленно улыбнулся Микк, но Алана закусила губу и выдохнула куда-то в сторону.
— Если хочешь, могу достать тебе один фрукт, который усталость снимает. Он как раз здесь где-то растёт, — предложила она смущённо, и Тики любопытно приподнял брови, присаживаясь рядом с ней и беря с тумбы баночку с мазью, которую оставил здесь вчера, так и не положив обратно в саквояж.
— А у вас и такие есть? — поинтересовался он, и девушка с готовностью кивнула, неуклюже поёрзав на кровати и повернувшись к нему спиной, всё ещё с укутанными в покрывало ногами.
Рана на позвоночнике была длинной и ужасной, даже после стольких дней, опухшая и не перестающая кровить при любом неосторожном движении. Радовало хоть то, что теперь явно было видно, что скоро она зарастёт — плотная, но рыхлая корка покрывала весь порез, и это, на самом деле, успокаивало Тики, который слишком волновался именно за спину, потому что той досталось намного сильнее бёдер.
— Конечно, — Алана заулыбалась и кивнула. — Так тебе достать?
Тики тихо засмеялся, удивляясь тому, сколько еще, должно быть, всего интересного под водой, однако… в ответ только головой мотнул.
— Не стоит.
Он смазал рубцующийся шрам и, не сдержавшись, погладил девушку по плечу. Та вздрогнула… и выгнула спину, позволяя зацепиться взглядом за выступающие лопатки и короткие, чуть вьющиеся от не полностью убранной влаги волосы, выбившиеся из толстых серебряных кос.
— Почему-у? — немного погрустнев и оглянувшись на него через плечо, вздохнула девушка. — Ты…
— Вдруг отравлюсь, — Микк задорно подмигнул ей, тут же перенастраивая с печали на возмущение и вздыхая более или менее спокойно.
На самом деле он просто боялся, что соленая вода разъест корку на ранах, потому что отчего-то не сомневался, что ради этого фрукта неугомонная русалка может полезть в воду. А лезть в воду для нее было сейчас нежелательно, как ни посмотри.
— Неправда! — девушка надулась и отвернулась, сердито скрещивая руки на груди и вызывая у мужчины легкий смешок.
Микк перевязал ее, стараясь не затягивать слишком туго и лишний раз не касаться больше обнаженной упругой кожи, и снова потер пальцем висок.
Голова и правда начинала немного ныть.
— По правде говоря, — вздохнул он в итоге, — у нас просто времени на это нет. Мы уже совсем скоро заплывем в порт, и надо к этому приготовиться, потому что на сушу сойдет отнюдь не весь экипаж корабля.
— Не весь?..
Алана повернулась к нему лицом и села вытянув ноги. Мужчина осторожно (он всегда касался с ее ног осторожностью, потому что, хоть и не до конца понимал, что это значит для русалки, но все же в полной мере осознавал, что она… оказывает ему огромное доверие) устроил лодыжку девушки у себя на коленях и ласкающим движением втер мазь рядом с раной, тут же нанеся ее и на сам порез. Здесь крови уже не было и явно не предвиделось, что его очень радовало.
— Да, не весь, — кивнул Тики и, увидев, как задумчиво нахмурилась Алана, продолжил, отчего-то уверенный, что последующие слова должны успокоить её: — Мы с тобой, близнецы и Изу.
Девушка забавно приподняла брови, словно не понимая, зачем Микк берёт с собой мальчика, но сразу же улыбнулась как-то волшебно, мягко и мечтательно.
— Хочешь показать мальчику красоты своей страны? — ласково поинтересовалась она, будто бы разнеженная воспоминанием об Изу, и Тики улыбнулся, отчего-то находясь в неописуемом восторге от этого выражения на неё лице.
— Да, ему бы привыкнуть в окружающему миру, а то зашуганный такой, что страшно просто, — всё же поделился он с Аланой, перевязав ей лодыжки, и глубоко вздохнул, радуясь, что сейчас бёдра русалки были скрыты тканью, иначе в его голову бы вновь начали лезть различные похабные мысли.
— Неудивительно, — хмыкнула девушка и крупно вздрогнула, покрывшись румянцем, когда Микк коснулся кожи выше колена самыми кончиками пальцев, но тут же нахмурилась и вздохнула. — Нужно бы попросить господина передать отцу, что я сошла на сушу, иначе на корабль могут напасть, а мне не хочется, чтобы они погибали из-за меня, — неуверенно призналась Алана с грустной улыбкой.
— Господин? — Тики замер, прикусывая губу и легко, почти совсем по инерции поглаживая расслабленную девушку по бедру. — Ваш господин, ваше божество — океан? — осторожно поинтересовался он.
Алана согласно кивнула и заерзала, сев ближе к нему — то ли чтобы ему удобнее было обрабатывать ее бедра, то ли чтобы ему было удобнее ее гладить.
Тики понадеялся, что больше второе, чем первое, но сделал вид, что не заметил ее движений.
— А разве ваше божество — не ветер? — поинтересовалась она. — В смысле… я знаю, что у вас нет богов, но… у вас же есть духи и все такое. Вы верите в них так же, как мы, разве нет?
Мужчина кивнул.
— Но ветер, — он запнулся, не зная, как объяснить. — Для нас ветер — это просто стихия, понимаешь? То есть… ветер, его дыхание — это именно что стихия, а не божество. Потому что божество — это же что-то… всемогущее. А ветер — он не всемогущ. И наш народ, мы чтим именно природу, в которой все живое, и у всего живого есть душа. А о русалках говорят как о божествах сейчас… наверное, потому что вас очень давно не видели. Людям свойственно придумывать себе мифы о всяком.
— Тогда куда же по-твоему душа человека попадает после смерти? — улыбнулась девушка, накрывая его руку своей ладонью и мягко ведя кончиками пальцев по линии запястья — как будто изучала. Щеки у нее были красные, но она… как будто повеселела. — Русалки вот, по поверьям, становятся частью океана. Мы — его дети, а он — наш отец и господин, понимаешь? Он нас создал. А как… говорят об этом у вас?
— У нас считают, если в одном месте кто-то умер, то в другом — кто-то родился, — Микк поднял на русалку глаза, отрываясь от созерцания ее нежной тонкой ладони, и легко повел плечами. — А пока душа человека ищет свой путь к новому телу — она идет по дороге из света. Поэтому… чаще всего мы не говорим, что человек умирает, мы говорим — он уходит в свет.
Алана восторженно вдохнула, смотря на него полными радости и воодушевления глазами, и улыбнулась, прижимая ладони к груди и смущённо втянув голову в плечи на мгновение.
— Очень красиво, — шепнула она и прикрыла глаза, будто что-то вспоминая. — А нас забирает океан, и мы говорим, что человек именно умирает, хотя когда я была совсем маленькой, мы верили, что сирены становятся морской пеной, что наши души становятся пеной, — ностальгически проговорила девушка и улыбнулась с коротким смешком. — Но океан — это личность, это бог, один из древнейших, как земля или небо, и именно поэтому он горюет или радуется, именно поэтому мы можем говорить с ним и слушать его. Океан всегда о чём-нибудь говорит: шепчет, бормочет, почти незаметно, но стоит только прислушаться, как сразу же погружаешься в множество его голосов и мыслей, — на её нежном лице застыла мечтательная улыбка, и Алана расслабленно хохотнула, когда Тики аккуратно нанёс мазь на рану на другой ее ноге. — Когда-то океан был вспыльчив и не позволял собой так попенять, но сейчас он слишком устал, чтобы даже просто злиться. Он большую часть времени плачет и тоскует, — печально вздохнула она и сразу же встряхнула головой, словно отгоняя мрачные мысли.
