Неужели смогла поговорить с Тики? Хотя нет, вряд ли, тот бы её до такого состояния намеренно бы не довёл, он же любил её до потери здравого рассудка.

Тогда кто мог вывести Алану из обычно благостно-спокойного состояния? Линк? Тоже вряд ли — тот после вчерашнего вряд ли вообще сможет вякнуть ей ближайшие несколько лет.

Неужели…

— Ты была у Мариана? — осторожно спросил он, и Алана судорожно вздохнула, поджав губы.

— Я понимаю, прекрасно всё понимаю, — вдруг забормотала она, мелко задрожав, и крепко зажмурилась, сжав челюсти.

Лави буквально вымело из ванны. Он поспешно обернулся в полотенце и подскочил к девушке, усаживая ее на кушетку и сам устраиваясь рядом. Алана сидела и пристыженно смотрела в пол, словно это она сотворила что-то непоправимое, а не ее вечно пьяный папаша ей что-то наговорил.

Ну кто же знал, что она такая ранимая, вот дракон!

— Что случилось? — медленно и спокойно задал вопрос парень, осторожно касаясь руки девушки — и тут же дергаясь от капнувшей на кожу влаги.

Алана плакала.

Молча.

— У него… ребенок будет, — выдохнула она почти неслышно, но от этих слов Лави дернулся как ударенный молнией. — От Сциллы, — и снова. — А я ее ядом напоила на корабле, когда она попытала убить Тики, — и снова.

Алана спрятала лицо в ладонях и замотала головой, в ответ на попытку ее успокоить отодвигаясь подальше, словно боялась, что от прикосновения к ней Лави умрет или что-то вроде.

— И я… — захлёбываясь вдохом, прошептала она, — я пришла спросить… Почему ты не убил меня в один из своих визитов? — здесь девушка вскинула на него глаза и уставилась в упор, ищущим взглядом изучая его лицо. — Что тебе помешало? Нанес бы удар исподтишка, и всем было бы жить проще! — она снова спрятала лицо в ладонях и окончательно разрыдалась.

Лави замер.

А ведь и правда, вопрос хороший. Сколько раз Алана спала, когда он приплывал навестить ее? Сколько раз она представала перед ним совершенно беззащитная? Так почему он ее не тронул? Он ведь мог просто горло ей перерезать, и дело с концом. И плевать ему было на океан, он был близок к суше, и его не затронуло бы наказанием так сильно.

Да и сложно ли было укрыться в одном из многочисленных королевств? Его бы искали тысячу лет — и все равно не нашли благодаря дару, передавшемуся от отца.

Но он просто смотрел на нее в такие моменты — и ненавидел. И ничего не делал.

Что ему мешало просто прирезать её? Сжечь во сне?

Лави усмехнулся, притрагиваясь к вздрогнувшей ладони.

— Наверное, я боялся потерять то, что ненавижу, — честно признался он, и Алана вскинула голову, удивлённо вглядываясь ему в лицо. — Если бы я убил тебя, мне было бы уже нечего ненавидеть. Наверное, я боялся этого, — продолжил парень, задумчиво кривя губы, и девушка понятливо кивнула, облизываясь и собирая языком собственные слёзы.

Что Мариан сказал ей? Да и стоило ли ему вообще хоть что-нибудь говорить после того, как признался в том, что у него будет ребёнок? Когда признался в том, что забыл о собственной дочери, которую запер где-то там, и попытался создать новую семью?

— Я понимаю, — вновь лихорадочно забормотала Алана, сильнее сжимая ладонь Лави пальцами. — Конечно, я понимаю, всё-всё понимаю, — она улыбнулась дрожащими губами, всхлипнув, и эта улыбка была настолько кривой и ломаной, что хотелось попросить её просто не заставлять себя. — Но… мне просто грустно, — неловко хохотнула девушка, пряча взгляд, словно это её признание было чем-то ужасным и постыдным. Алана вдруг замерла, взглянула на него на какое-то жалкое мгновение и, неуверенно приоткрыв рот, выдохнула: — Знаешь, между нами была окостеневшая река.

Лави непонимающе нахмурился, в глубине души волнуясь, что девушка вновь погружалась в пучины своего безумия, но та мотнула головой и уставилась ему в грудь.

— Но из-за меня эта река вновь двинулась, — она коротко всхлипнула, кусая губы, и судорожно вздохнула. — Я заставила его вновь вспомнить — и река полилась. Я ужасна, — Алана растянула дрожащие губы в жалком подобии на улыбку, но Лави промолчал и просто погладил её по запястью. — Ты был прав: я вечно всё порчу и теряю всё то, что люблю.

Лави ощутил себя идиотом. Получалось, что он в некоей мере и сам послужил тому, что тетка пришла к нему в таком состоянии. А ведь и всего-то вина ее была в том, что она выжила. Да и можно ли такое виной считать?

…а ведь сам он считал.

Считал, она выжидала момент или что-то вроде того.

Парень сжал свободную руку в кулак, не зная, что сделать в эту минуту и как оправдаться в собственных же глазах, а потом… решил, что оправдания просто нет, и он — всего лишь глупый мальчишка, мнение которого не должно так уж много значить для девушки, которая благословлена умением говорить с океаном.

И — порывисто прижал плачущую Алану к себе, не обращая внимания на ее ошеломленный вздох и свою почти полную наготу. Ну в самом деле, не каждый же день она к нему так вот врывается и изливает душу, он может и потерпеть некоторые неудобства. Главное сейчас — постараться успокоить ее и направить на верный путь.

…Тики ведь неспроста отправился сегодня в город, разве нет? Да еще и Изу с собой уволок. Не в публичный же дом он с ребенком отправился, в самом деле! Скорее уж, в ювелирную лавку.

— Ты еще не все потеряла, — тихо заметил Лави, утыкаясь девушке носом в волосы и ласково гладя ее по спине. Где-то здесь, под тонкой тканью платья есть шрам от отрезанного плавника. Интересно, он еще болит?..

Алана устроила подбородок у него на плече и насморочно шмыгнула носом.

— Отец от меня отвернулся, братья и сестры мертвы, а Тики плевать, — хрипло произнесла она. — Только ты почему-то меня сейчас успокаиваешь, — Лави тихо хохотнул — он и сам не знал почему. Может, потому что в конечном счете только он мог ее понять? Да и обратное будет верным. Наверное, никто и никогда не сможет их понять так, как они понимали друг друга. Ну, может… за исключением Тики и императора.

Однако думать об этом сейчас не хотелось.

Хотелось успокоить эту девушку, которая, на самом деле, совершенно не была похожа на ледник — лишь пыталась казаться им. А давно ли и сам Лави считал её такой? Безжалостной, ужасной, плюющей на всех, кроме себя, хитрой и подлой?

А ведь оказалось, что она думала-то о других чаще, чем о себе.

И вчера… вчера, когда Алана наконец-то взбесилась на это, когда она вышла из себя, когда выговорила Линку, видно, всё то, что о нём думала, Лави понял, что… что любит её. Что она была его семьёй, что она была ему ужасно дорога. Оказалась дорога — за такое короткое время, что даже и посмеяться над этим хотелось.

Ты ненавидел её больше трёхсот лет, а за какие-то жалкие пару месяцев понял, что любишь свою глупую тётку, которая в людях совершенно ничего, кроме их душ, и не понимала.

— Э-э-эй, неправда, — протянул в итоге Лави, проводя пальцами по спине Аланы и трясь носом о её плечо, наверное, впервые за все это время, — у тебя же есть семья, у тебя есть я, — голос дрогнул, но он попытался не сбиваться и поспешно продолжил: — И Тики, у тебя есть Тики.

— Он меня видеть не хочет, — всхлипнула Алана в ответ, сильнее прижимаясь к нему, и Лави вдруг подумал, что… слишком много потерял.

Потерял, просто не разглядев тогда, в самом начале, что таится в бездне, покоящейся в серых стеклянных глазах.

— Ну с чего ты взяла эту глупость? — вздохнул Лави, ощущая себя так, словно успокаивает маленькую девочку.

— Он меня выгнал вчера, ты сам знаешь, — слегка отстранилась девушка, закусывая губу, и вновь устремляя взгляд ему на грудь. Неужели рассматривала душу? И неужели это могло её успокоить? Если да — то Лави был готов терпеть этот пристальный взгляд сколько угодно.

— Тики сегодня в город пошел, — выдал парень, гладя ее по плечу. Пусть смотрит сколько влезет. — И Изу с собой взял. Алана, — он заглянул ей в глаза и успокаивающе улыбнулся, — Тики придет к тебе даже если злится или обижен. Он в любом случае захочет во всем разобраться, понимаешь? Не тот он человек, которого твои закидоны способны отпугнуть.