Она звала его – шептала: «Тики, Тики, Тики», – запуская ладонь в его растрепанные волосы, и Тики покорялся ей, буквально присасываясь к ней, накрывая ее ртом и щекоча языком ее клитор.

А потом Алана вдруг подалась вниз, ускользая из его рук, и повалила разнеженного и не ожидавшего такого поворота событий Микка на песок, устраиваясь у него на бёдрах и длинно целуя в шею. Мужчина глухо рассмеялся, позволяя сумасбродной русалке творить, что та хочет, и, послушно помогая стащить с себя рубашку, наслаждался прикосновениями холодных губ к плечам, к груди, к лицу – словно теперь это Алана метила его, словно теперь это она не желала отдавать его кому-либо. И это возбуждало ещё сильнее.

Девушка двинулась на его члене, напоминая чем-то их первый опыт таких игр, и, в смущении закусив губу, чуть приподнялась, чтобы в следующую же секунду пробраться прохладными пальцами ему в штаны.

Тики дернулся, цепляясь взглядом за то, как лукаво и предвкушающе сияют глаза русалки, и тихо застонал, когда она скользнула по стволу кончиками пальцев и вытащила член наружу.

– Мне так нравится это делать, – шепнула она, наклоняясь и целуя его в губы. Так, как он сам любил ее целовать – посасывая губы и скользя в рот языком. Словно проверяла на нем новый навык – как мужчина отреагирует, что почувствует.

Микк вскинул руку и притянул ее к себе ближе, вынуждая принять наверняка неудобную позу – потому что Алана продолжала ласкать его и как будто даже замышляла что-то. Подвигав на стволе рукой, она осторожно опустилась на член, не впуская его в себя, но начиная тереться об него половыми губами и каждый раз вздрагивая, как только задевала разбухший клитор. Вскоре Тики уложил ее к себе на грудь, предпринимая ответное движение. Они терлись друг о друга, и их смазка мешалась между собой, и мужчина стонал, стонал, стонал, а девушка кусала его губы острыми зубами и сжимала ногами его бедра.

И – внимательно и с какой-то совершенно шальной улыбкой вслушивалась в его стоны.

Когда Тики дернулся и сжал Алану в руках, не давая ей двинуться и кончая, они оба почти задыхались. У девушки дрожали ноги и вспотела спина, а мужчина так остро чувствовал чирканье ее сосков о свой торс, что ему почти хотелось повторить все прямо сейчас. Вот только слабость немного пройдет.

– Ты так мило стонешь, – внезапно заявила драконова русалка, шумно выдыхая и целуя его в подбородок.

И Тики ощутил, как уголки губ у него сами тянутся вниз.

Милый… Милый?

Мужчина недовольно фыркнул, кусая Алану за нос и заставляя её смешливо накукситься, и сердито пробормотал:

– Я не милый.

Потому что он просто не мог быть милым: он же мужчина! Это вот русалка была милой – стонала она так, что внутри всё трепетало, улыбалась так, что хотелось улыбнуться ей в ответ, а смотрела так ласково, что в груди сразу же от этого нежного взгляда всё теплело.

Алана, однако, мягко хохотнула и потёрлась лицом о плечо мужчины.

– Милый-милый, – произнесла она таким тоном, словно ничто на свете не могло её переубедить в этом – даже Микк и его только что прошедшие и, видимо, не принёсшие никакого результата попытки. – И ты милый не потому, что маленький или что годишься мне в правнуки, и даже не потому, что мой родственник, а потому, что я люблю тебя, слышишь? – нежно проговорила девушка и подняла на замершего Тики искристый взгляд. – Очень люблю.

Мужчина вскинул руку и зарылся ей пальцами в растрепанные косы, притягивая к себе и легко целуя в уголок губ. Такая хрупкая и маленькая, сейчас она казалась ему совершенно беззащитной, и никакой роли для него не играло ее недавнее сражение с Неа, ясно показывающее, что она всем им даст фору.

И Тики любил ее такой, о чем не преминул и сказать.

Они провалялись на побережье полночи, прежде чем вернуться в шатер, и естественно, наутро были донельзя помятыми, но зато – счастливыми. И эта ночь только еще раз убедила Микка в том, что он хочет сделать эту девушку своей женой, кем бы они друг другу ни приходились и как бы ни был грозен ее отец. В общем-то, это и раньше было понятно, но…

Каждый проведенный с Аланой день словно бы укреплял его в этом решении. Именно поэтому утром Тики и решился заговорить с Лави.

– Вы… хотя бы немного друг с другом смирились? – так и спросил он прямо, когда они поравнялись, не найдя ничего лучше. Вести задушевные разговоры мужчина мастаком не был, и из-за этого Лави (привыкнуть к этому имени оказалось удивительно просто), конечно же, растянул губы в насмешке.

– Ты только из-за этого соизволил заговорить со мной? – язвительно, но без прежней злобы поинтересовался он – и как-то почти показно захрустел одним из подброшенных ему Аланой буквально с четверть часа назад яблок.

Тики фыркнул себе под нос, скрывая довольный смешок, и пожал плечами, не особо скрывая то, что и правда пришёл к нему только поэтому.

Потому что всего лишь несколько дней назад Лави вёл себя как последняя портовая мразь, из-за чего даже подходить к нему не хотелось, – а сейчас он словно бы образумился, словно бы пришёл к чему-то, отчего мужчине, на самом деле, скучавшему по другу всё это время, вновь захотелось завести с ним разговор.

– Просто хотел узнать, к чему ты пришёл, – легко ответил Тики, смотря на недовольно поджавшего губы Лави, и заинтересованно подпёр ладонью щёку.

– А мне вот интересно, какого манты ты не вмешивался, когда я на твою дорогую зазнобу напал, – ядовито-холодно огрызнулся парень, явно не желая говорить на эту тему и думая, что таким образом сможет избежать ответа.

Как бы не так. У Тики сегодня было на удивление благостное настроение, так что тянуть кота за хвост можно было ещё долго.

– Моя зазноба явно умеет за себя постоять, – в гордостью произнёс Микк, наблюдая, как Лави неприязненно морщится и отводит взгляд, и вспомнил, как прекрасно Алана вчера кружилась по поляне и как вдохновенно смеялась, плавно водя ладонями по воздуху. А ведь так и не скажешь, что она была просто заклинателем – двигалась она почти так же, как и человеческие повелители. – Да и в семейные разборки я не горю желанием лезть, – продолжил мужчина, легкомысленно пожав плечами, и с добротой улыбнулся, уловив недоверчивый взгляд тритона. – Да и к тому же, пусть и косячный, но ты ж мой друг, вообще-то.

Лави долго не отвечал. Не отвечал – и не смотрел на него, так и уставился в лошадиную гриву не поднимая глаз и сжал в пальцах поводья аж до побеления костяшек. А потом – внезапно бросил на Тики какой-то полный скрытого опасения взгляд, почти мальчишеский в своей внезапной испуганности, и заявил:

– А еще – мы семья, вообще-то.

Микк улыбнулся, протягивая ему руку, и произнес:

– Конечно, – и добавил, хмыкнув, как только Лави ответил на пожатие, заставив парня дернуться: – И ты кучу времени молчал об этом, а я хочу свою двоюродную прабабушку.

Тритон на это только сильно сжал его руку в пальцах, словно догадываясь, что речь не о недомолвках и не о похоти, а именно о самой Алане, сейчас сидящей в карете и вместе с Изу снова воюющей с письменностью Поднебесной в компании мягко пеняющего их обоих Маны.

– Не думай, что я буду любить ее… ну и все такое, – неловко передернув плечами, заметил Лави осторожно, отпуская руку Тики и поудобнее перехватывая поводья. – Но я постараюсь больше к ней не цепляться, – пообещал он с некоторым, правда, сомнением. – Я…

Тики оборвал его коротким кивком и благодарно улыбнулся. Улыбнулся, чувствуя, что теперь ему стало немного легче. Что он верил в здравомыслие тритона не зря.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо, я… Я знал, что рано или поздно ты поймешь.

Лави взглянул на него так, словно хотел что-то сказать, но всё никак не мог заставить себя произнести это вслух, и вдруг выдохнул, закатывая глаза:

– Ты так трясёшься за неё, словно она твоя жена, – нарочито недовольно проворчал он, и Тики попытался скрыть довольную улыбку, потому что раз уж тритон сам начал эту тему, то оставить её без ответа было бы невежливо. Лави тем временем пожелав губы и, как только Микк раскрыл рот, неожиданно пробормотал: – Вы даже напоминаете мне иногда родителей, – и Тики удивлённо застыл, совершенно не ожидая такой раскрепощённости от друга, который никогда раньше про свою семью ничего не говорил. – Я даже и подумать не мог, что когда-нибудь начну сравнивать эту безумную ведьму с мамой… – Лави вдруг замолк, встряхнув головой, и упрямо уставился вперёд, всеми силами делая спокойный вид, словно сейчас и не признался в том, что… видит в Алане мать.