Дождавшись, когда Светлана выйдет из состояния забытья, Лидия Тимофеевна в очередной раз попыталась уговорить дочь открыться Олегу:
- Доченька, Светочка, он же у тебя все понимает. Он простит, больше того - он наверняка сам попросит тебя уехать к Виктору. Только давай ему расскажем! Ты не имеешь права скрывать это от него. В конце концов, ведь не из-за распущенности же твоей это произошло! Что ж поделаешь, уж коли самим космосом вы с Виктором предназначены друг для друга?
Света терпеливо выслушала материну тираду. Помолчала немного, словно обдумывая ее слова, потом очень тихо, совсем ослабевшим голосом сказала:
- Мам, ты не понимаешь... Уже все решено и ничего не исправишь. Время пришло, я знаю, я видела Его...
- Кого, Виктора?
Света еле качнула головой:
- Нет, мам, ты не поймешь... Дай мне бумагу и ручку, мне надо написать...
Лидия Тимофеевна подала совсем ослабевшей дочери лист бумаги, шариковую ручку и глянцевую книжку большого формата, которую когда-то сама же подарила внучке. Подправила Светке подушку, чтобы той удобнее было писать, и отошла, дабы не мешать. В материнском сердце затеплилась надежда - наверное, дочь решилась-таки раскрыться мужу!
Через несколько минут Света попросила конверт, вложила в него письмо, собственноручно заклеила и отдала матери со словами:
- Мам, отдашь это Олегу, когда меня не станет. И смотри, не вздумай вскрыть раньше! Это моя последняя воля, ты обязана ее выполнить...
Лидия Тимофеевна еще несколько раз пыталась разговорить дочь, но попытки оказались тщетными - казалось, на написание письма Светлана потратила все оставшиеся силы. Она полежала еще немного, блуждая бесцельным взглядом по потолку, не обращая ни малейшего внимания на слова матери, после чего то ли заснула, то ли потеряла сознание.
***
"Сегодня я видела Бога. Если правда, что Бог един в трех лицах: Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа, то я видела Бога-Сына, Иисуса Христа. Он был не совсем похож на свой образ. Лицо Его было не столь утонченным и вытянутым, напротив - круглым и простоватым, а глаза Его, полные боли и таинственности на картинах и иконах, были, скорее, задорными, нежели печальными. И все-таки это был Он.
Я не уверена, что это мне приснилось. Это случилось под самое утро, когда сон уже не так крепок. Даже если это и был сон, то, принимая во внимание факт, что сегодня пятница, я склонна считать эту встречу не случайной.
Не думайте, что на религиозной почве я помрачилась рассудком. Уж вы-то знаете, что религиозна я ровно настолько, насколько это не мешает вести нормальный образ жизни. Нет, все это происходило на самом деле. Не знаю, в каком измерении, но это было.
Там была еще какая-то женщина. Я ее не знала ни до того, ни теперь. Но мы были там с ней вместе. Видимо, ее час тоже пробил. А потом неизвестно откуда появился Он. Он предстал перед нами в образе бродяги, практически нагой - такой, каким изображают Его на распятиях. Очень худой и изможденный, а в глазах, вопреки установившемуся образу Бога, играла лукавинка. Он был голоден, и мы с той женщиной принялись готовить обед. У нас были продукты, но так как сейчас пост, мы взяли только хлеб, картошку и лук. Сонэчко, ты же знаешь, что я не переношу лук ни в каком виде, но ТАМ мне показалось это так естественно и правильно! Потом каким-то образом между нами оказалась стена с окном. Мы с той женщиной стояли вне помещения (я так и не смогла определить, где мы находились), а Он был внутри, улыбался и звал нас рукой. Но ведь между нами была стена! Вдруг женщина чуть приподнялась над полом и ..., как в кино, прошла сквозь стену! Я долго удивлялась этому факту, а Он все так же улыбался и звал меня. Какая-то непостижимая сила, вроде очень мощного пылесоса, буквально втянула меня в стену, и я оказалась рядом с Ним. Не знаю, что должно было последовать за этим. Как обычно, я проснулась в самый ответственный момент.
Собственно, зачем я это пишу? Если вы читаете эти строки, значит, меня уже нет. И, судя по всему, не стало меня только что. Так что самое время сказать вам, мои дорогие, бесконечно любимые: не плачьте обо мне. Плачьте о том, что никогда уже в этой жизни нам не быть вместе, но только не плачьте обо мне. И не жалейте. Я сама избрала этот путь, я ведь знала, что меня ожидает. Простите меня, родные мои, простите, что своим уходом причиняю вам столько боли. Просто, если бы я выбрала второй вариант, вам было бы еще больнее. Поэтому из двух зол я сознательно выбрала меньшее.
Мама. Я очень благодарна тебе за то, что ты до конца сберегла мою тайну. Я знаю, какую тяжелую ношу взвалила на твои плечи. Прости. Прости меня, родная моя! Я знаю, ты поймешь, ты простишь. Не кори себя - ты все сделала правильно, ты выполнила мою последнюю волю. Держись, мамочка, крепись. Ты не останешься одна. С тобой всегда будут Олег и Иришка.
Ирочка, деточка моя ненаглядная! Я знаю, что оставляю тебя в самый трудный для тебя момент. Именно сейчас тебе больше всего нужна мама, а я ухожу. Прости меня, девочка моя! Об одном прошу - никогда не забывай о том, как сильно я тебя люблю! Когда тебе будет плохо, подумай обо мне. Я стану твоим ангелом-хранителем, я каждую минуточку буду рядом с тобой. Будь счастлива, моя маленькая принцесса!
Сонэчко, самый мой дорогой человек. Я люблю тебя безумно! Благодарна судьбе за то, что она толкнула нас навстречу друг другу. Благодарна тебе за каждый наш прожитый день, за Иришку - наше маленькое сокровище. И совсем не считаю нашу с тобой встречу роковой ошибкой, хоть и случилась она вопреки предписанию звезд. Прости меня, что оставляю тебя одного. Быть может, маленьким утешением для тебя станет то, что ухожу, любя. Я не смогла предать тебя! Прошу тебя, родной мой, береги Иришку и маму. Учти, ты у них теперь - единственная надежда и опора. Если встретится на твоем пути женщина, которую ты сможешь полюбить - я не буду возражать против твоего счастья. Только при условии, что она понравится Иришке. И не будет обижать маму.
Ну вот и все. Прощайте, родные мои, бесконечно любимые. Еще раз простите.
Целую, Я"
Слезы заливали лицо несчастной матери. Олег, поначалу читая эти строки с полным недоумением, побелел, на шее нервно дергалась одинокая синяя жилка. Увидев, что зять, наконец, дочитал письмо, Лидия Тимофеевна почти крикнула сорвавшимся от горя голосом:
- Теперь ты понимаешь, насколько все серьезно?! Ты понимаешь, что времени совсем мало?! Или ты намерен до конца слушать этих докторов?! Мы же теряем ее!!! Может быть, уже вообще слишком поздно и теперь ничего нельзя исправить...
Последние слова несчастная мать еле выдавливала из себя, с трудом сдерживая непреодолимое не столько даже желание, сколько инстинктивную, первобытную животную потребность завыть по-волчьи. Пусть не на луну, пусть на светящийся матовый диск люминесцентной лампы, лишь бы вытолкнуть, излить из себя боль, избавиться от ужаса предстоящей утраты. Довольно крупная женщина, она, недолго думая, прямо в коридоре городской киевской больницы, на глазах у изумленных больных и немногих в это время дня посетителей, рухнула неаккуратным кулем на колени перед зятем:
