– Вообще-то да.

– Не хочешь подработать? Романовой что-то в последнем отчете не нравится. Возьми на проверку, я заплачу.

– Романова – это новая девочка? – Лариса чуть прищурилась и с любопытством посмотрела на меня, не сбавляя быстрого шага.

– Да. – Я невольно поморщился. – Такая зараза, если честно.

– А я слышала, что ребята в ней души не чают. – Она тихонько рассмеялась и шутливо толкнула меня локтем. – Колись, чем не угодила?

– Да пакостит по мелочам. Не перевариваю ее, но Лазарев сказал не трогать. Она же сестра Ольги, а та его крепко за яй… – Я осекся и поймал очередную улыбку. – Ты поняла.

– А Лазареву только такая и нужна. – Лара вздохнула и смерила меня пристальным взглядом. – Да и тебе тоже, давай уже откровенно.

– Нет, мне покладистую нужно, – фыркнул я.

– Это тебе так кажется.

– Думаешь?

– Знаю, Тимур. – Она похлопала меня по плечу. – Ты же со скуки умрешь, если всё будет, как ты хочешь. И сейчас наверняка от офисной работы волком выть хочешь, тебе всегда на передовой надо быть.

Я промолчал, признавая ее правоту. С этим глупо спорить – когда Игорь был в Питере, я занимался координацией разыскных работ да и частенько сам пускался в погоню, если надо было. И я ненавижу костюмы, которые приходится носить в офисе. Особенно галстуки. Как удавка, честное слово.

– А что не так с отчетами? – Лариса перевела тему.

– Не знаю. Могу съездить, забрать у Илоны и привезти тебе.

– Давай. Я вечером посмотрю и позвоню тебе.

– По рукам. Тогда наберу тебя в течение часа. Номер тот же?

– Естественно.

Махнув рукой, я быстрым шагом пошел обратно – в сторону дома. Ключи от машины лежали в кармане куртки, поэтому не стал подниматься, а быстро запрыгнул в «гелик» и сорвался с места, не удосужившись позвонить Романовой. Решил подождать, если ее не будет дома, благо еще не поздний вечер.

Илона

Звонок разорвал тишину квартиры. Натягивая теплые вязаные носки, я нервно дернулась и тихо пискнула от боли.

– Зашибись… – Я посмотрела на благополучно сломанный ноготь на указательном пальце. – Иду! – крикнула я, поднимаясь с дивана и кутаясь в кофту.

Звонок продолжал противно крякать. Я посмотрела в глазок, чертыхнулась и открыла дверь.

На пороге стоял Агеев собственной персоной.

– Что надо? – проворчала я. Что-то он зачастил. Не к добру это.

– И тебе привет. Можно войти?

– Пожалуйста. – Я пропустила его в прихожую.

– Отчет у тебя?

– Да.

– Дай сюда.

Я удивилась:

– А тебе зачем?

– Романова, дай мне отчет. Сказал надо, значит, надо.

– Ты не сказал, что надо, – отрезала я. – Сейчас.

Тимур разулся и прошел на кухню. На мою кухню, на секундочку. И загремел моим чайником, ставя его на плиту. На моей кухне, повторюсь. Без приглашения.

Я вынесла ему нужную папку и застала его у открытой дверцы холодильника, пристально разглядывающего содержимое.

Я потрясла папкой, но он лишь хмуро осматривал полки, потом тяжело вздохнул и громко хлопнул дверцей. Лицо его не выражало ничего хорошего.

– Где продукты? – с напором спросил он, оглядывая меня с головы до ног.

Под его взглядом стало зябко. Я швырнула папку на стол – она звонко хлопнула, и этот хлопок повис в воздухе. За ним следом воцарилась тишина.

– Илона, почему у тебя, б… пустой холодильник? – Агеев придвинулся ко мне.

Я отпрянула, налетела на дверной косяк, больно ударившись плечом, и взвизгнула:

– В магазин не ходила!

Меня забила мелкая дрожь, словно защищаясь, я обхватила себя руками. И в этот вот, в самый, блин, подходящий, момент мой желудок противно подал предательский голос.

Тимур разглядывал меня, словно нашкодившего щенка. Молча, хмуро и совсем не по-доброму. Я попыталась смотреть ему в глаза, но через несколько секунд не выдержала и отвела взгляд.

Он поднял мое лицо за подбородок.

– Сколько у тебя осталось денег?

– У меня есть деньги… – пролепетала я, как завороженная уставившись ему в лицо – непривычно так близко в деталях рассматривать каждую черточку.

Темные глаза и такие густые черные ресницы. Под стать им брови, одна была словно порвана надвое, но вблизи кожа на шраме выглядела такой нежной и тонкой, что мне захотелось провести по ней пальцем. И губы, его губы… С тонкой сеточкой морщин в уголках, словно когда-то он умел улыбаться, но это было так давно, в какой-то другой жизни.

– Сколько?

– Чуть меньше сотни… – выдохнула я.

– Сотни рублей?

– Да.

– Дура, – прорычал Тимур. – Почему не сказала? Я бы аванс тебе оформил. Куда все потратила?

Я почувствовала себя маленькой девочкой, которая сдачу от покупки булки и молока потратила на конфеты и теперь отчитывается перед матерью. Я опустила ресницы, чувствуя, как к щекам приливает румянец, и прошептала:

– За ремонт машины всё отдала.

– Точно дура, – констатировал он, отступая на шаг. – Заеду через час.

Подхватив папку со стола, Агеев быстро вышел, а я перевела дыхание. Только когда громко хлопнула входная дверь, я выдохнула и опустилась на стул, глядя на голубые языки пламени под чайником.

И что это было? Проявление заботы? Но с какой стати, учитывая, что мы друг друга на дух не переносим? И почему мое сердце заколотилось в груди как бешеное, когда он сжимал мой подбородок пальцами? Почему шею и щеки зажгло от прикосновения грубой кожи и почему у меня перехватило дыхание, когда он наклонился так близко, что я почувствовала его дыхание и аромат парфюма – типично мужской, терпкий и чуть резковатый? И какого, простите, хрена я решила, что он меня поцелует?

Господи… Я с силой хлопнула себя по лбу и поморщилась от боли. Бред какой-то. Не хотела ведь, чтобы он меня поцеловал. Чушь собачья – я даже не хочу представлять, что его губы могут коснуться моих. Да от одной подобной мысли мне стоит пойти и почистить зубы. Я и Агеев… Мерзость какая…

Чайник засвистел на плите. Поняв, что повторной встречи с Тимуром всё равно не избежать, я решила достать с верхней полки шкафа сервиз-гжель – подарок родителей на новоселье.

Эта квартира мне досталась в наследство от тетки – та своими детьми не обзавелась, а взять малышку из детского дома, как мама, не смогла – замуж так и не вышла. Я была не просто любимицей в семье Романовых – я была долгожданным ребенком. Хотя меня и удочерили в сознательном возрасте, у нас получилось найти общий язык сразу. «Мамой» и «папой» я стала называть родителей через полгода, хотя никто не настаивал. Виктория Александровна, моя тетя, баловала меня с первого дня, как я появилась в семье. Жаль только, что умерла она, едва мне стукнуло семнадцать. Страшное слово – саркома. Сгорела за три месяца.

Мама очень страдала – они были близки. В каком-то смысле их история повторяла нашу с Олей – родители, мои бабушка с дедушкой, которых я так и не узнала, тоже рано умерли. Мама никогда не говорила, но я думаю, что именно история с моей пропавшей сестрой подтолкнула ее забрать меня из детдома. Я смутно помню то время, но точно помню разговор воспитателей, что они с отцом хотели взять мальчика.

Дотянувшись до коробки, я поставила ее на диван и вынула заварник, блюдца и чашки. Несмотря на бумагу, фарфор немного запылился, но после полоскания под проточной водой и тщательного вытирания посуда заблестела. Ярко-синяя роспись идеально подходила к моей небольшой кухне – серая мебель, голубая плитка на стенах и полу. Накрыв на стол, я заварила чай и налила себе чашку, устроив на широком подоконнике наблюдательный пункт.

Агеев появился через час – как и говорил. Я увидела его машину, а затем и его самого, когда он вышел на улицу и хлопнул дверцей. Словно почувствовав, что я наблюдаю за ним, Тимур поднял голову и посмотрел на мои окна, потом открыл багажник и достал из него два пакета. Он скрылся в подъезде, а я быстро допила свой чай и пошла в прихожую. Приоткрыв дверь, прислонилась к стене, слушая мерный гул поднимающегося лифта. Я вздрогнула, когда кабина остановилась и на площадке послышались тяжелые шаги.