Я шел на помощь. Уже восемь часов?! Да какая это к черту медицинская помощь? По всем расчетам я должен был добраться к цели часа за четыре. И это с учетом остановки в рабочем поселке. Но часы пищали уже раз восемь если не больше.
В памяти вспыхнул момент из учебы в Саратове. Тогда я проходил первичную специализацию, и вел прием больных почти на равне с настоящими врачами. И вот в пересменку, бросив машину из-за пробок посреди тротуара, через осеннюю грязь я пробивался к лежачему больному. По описанию флюс на деле оказался флегмоной, и парализованного старичка отправили в стационар. Но именно тот случай был первым в моей врачебной деятельности, когда я спешил на помощь. Помощь человеку, которому больно.
А сейчас я снимал варешки, что бы замерзшими пальцами откопать на левом рукаве верный Casio.
12:00. Полночь. Часы врали. Сейчас ни как не могло быть двенадцать. По ощущениям - раннее утро. А на самом деле? Где та грань, что отделяет реальность от иллюзии? В свое время в моей зачетке была только одна пятерка - по филосифии. Но в этот момент, я не мог придумать объективного решения. Весь мир сузился до ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС, то есть, я один по среди зимней тайги, без лыж и без оружия. Охотничий нож и лыжные палки не в счет. Куда идти? Что делать?
С весьма невеселыми мыслями я шагал по сосняку. Не думать о роженице, не думать о возможных исходах родов. Абстрагироваться. Тогда все плохое пройдет мимо. Я выберусь, я успею вовремя. Вместо паники, я злился.
В какой - то миг под правой ногой хрустнуло, и я по колено провалился в снег. Левая нога отозвалась болью и отказалась разгибаться. Ах тыж, етить тебя поленом. Левое колено, которое десять лет доставляло муки радости, решило меня наконец-то добить. Я завалился на бок и медленно вытянул ноги. Вроде порядок. Снял лямки рюкзака и перевернулся на спину. А не полежать ли чутка?
Не спать! Закинувшись таблетками и пожевав снега, я продолжил отвечать на этот вопрос экзаменационного билета Жизни.
Открыли дверь мою метели,
Застыла горница моя,
И в новой снеговой купели
Крещен вторым крещеньем я.
И, в новый мир вступая, знаю,
Что люди есть, и есть дела,
Что путь открыт наверно к раю
Всем, кто идет путями зла.
Я так устал от ласк подруги
На застывающей земле.
И драгоценный камень вьюги
Сверкает льдиной на челе.
И гордость нового крещенья
Мне сердце обратила в лед.
Ты мне сулишь еще мгновенья?
Пророчишь, что весна придет?
Но посмотри, как сердце радо!
Заграждена снегами твердь.
Весны не будет, и не надо:
Крещеньем третьим будет - Смерть.
Воспоминания как волны черного моря, будили разум, не давали уснуть сознанию. Так вспомнился Блок, Алла Пугучева со своим Миллионом алых роз и целый пласт прошлого. А вокруг меня все так же мерцал драгоценными камнями снег, замерло северное сияние, и не тронутый топором и бензопилой лес. Хрусь-хрусь, хрустел снег под ногами.
Вспомнилось детство. Как мы с родителями зимней ночью шли к автобусу на Лукну. Тогда была настоящая сказка. Заснеженная дорога под горку, слева рядком зеленые елочки укрытые снегом, справа зимний лес. Много чистого снега, не тронутого, белого. Такой потом я нашел только спустя много лет, когда вырос и стал жить в Сибири. Мама и папа держат меня за руки, мы едим домой от бабушки с дедушкой. Они только что проводили нас, из уютного деревянного сруба, перед которым росли две высоких елки и большой куст сирени. Это чувство... сказки, детского счастья. Смех...
Ээээ... Я замер на месте. Я явственно слышал чей-то смех. Сняв капюшон, я огляделся. Какого лешего? Глюки? Висела звенящая тишина. Напряжение как перед броском, как во время охоты перед выстрелом. Ощущение стороннего наблюдателя. Я сделал шаг вперед. Ничего. Еще шаг. Уши заложило. Я стал медленно поворачивать голову что-бы оглядеться. Одна лыжная палка уже лежала на перевес. Вокруг все было как и прежде - снег, сосны. Тени обычные, никого не выдавали. Вдруг в вышине, что-то сорвалось и быстро, только тень мелькнула на снегу, унеслось куда-то вдаль, от чего сосна на которой это сидело, протяжно застонала. Я готов был поклясться, что оно смеялось! Это был человеский смех! Девичий, веселый смех, как после смешного анекдота. Эм, пора принимать таблетки...
Осветив предпоследней ракетой окрестности, я принялся ждать. На пустом месте галлюцинации не возникают. Я мог услышать гул мотора вездехода и принять его за смех. Нужно подождать. Я прислонился спиной к шершавому стволу сосны. Темной грудой передо мной валялся рюкзак. Так не хотелось его опять надевать...
Кажется я уснул. Мне снилась Красная площадь, старый Арбат. Картинки пролетали перед глазами не задерживаясь. Вот станция метро, длинный спуск по эскалатору, все глубже под землю, все дальше...
Я проснулся от холодного прикосновения. Щека под балаклавом пылала ледяным пламенем. Я устал. Хотелось в тепло, завернуться в одеяло и уснуть. Не померным грузом гнулись к земле плечи. Как же хотелось просто сесть и отдохнуть. А я все стоял спиной к сосне. Глаза щурились от усталости, от белого слепящего снега. Почему светло как днем? Почему черное небо с застывщим северным сиянием похоже на картину? Почему зимний лес столь зелен и гол? И луна, какая-то неправильная луна. Обычно изрытая кратерами бледно-белая, она сияла ровным золотом. Слишком большая. А может это солнце? Я оторвался от коричневого, толстенного ствола сосны. Наверно именно такие использовали при строительстве деревянных кораблей. Шаг. Еще шаг. Фу, как лениво. Нужно было откопать в рюкзаке затемненные очки.
Тащить рюкзак на спине не было сил. Пришлось привязать его к поясу и тащить за собой прицепом. Последняя сигнальная ракета давно растаяла за спиной. Я шел вперед. Куда? Зачем? Один по среди зимней тайги. Один в целом мире.
Был у меня однажды случай, когда я откачивал пациента с ВИЧ. Деваться было некуда. Я не имел права отказать больному в медицинской помощи, не имел права потерять его, я не мог стоять в стороне и наблюдать, как задыхается человек. Много казусов и прецедентов бывает во врачебной практике, в том числе искусственное дыхание больному ВИЧ.
Так же и сегодня, я не иел права отказать роженице во врачебной помощи. Может они еще послали за местной бабкой повитухой? Может все разрешиться хорошо? Нет. Никаких может и если. Пусть там все будет будет хорошо, а у меня хоть вьюга, хоть буран, выберусь. Сто пудов выберусь из этой передряги.
Снег. Снег вокруг. Я с упорством лося брел вперед. Не оглядываясь, не смотря по сторонам. Все пытался вспомнить и удержать перед глазами карту. Вот деревня, вот просека и рабочий поселок, я должен быть где-то здесь. Дальше река, но она далеко. На карте отмечены несколько точек - это стойбища оленеводов.
А еще я знал как сделать укрытие. Можно было бы отдохнуть, выспаться, набраться сил. Но что-то подсказывало мне лучше этого не делать. Хрусь-хрусь... Скрипел под ногами снег.
"А помнишь как мы ходили в школу в детстве? Тогда тоже была зима. Мы играли в догонялки, забрасывали друг друга снежками и валялись в еще не тронутых прохожими сугробами. Или как катали гигантского снеговика в школьном дворе после занятий?" - спокойно было на душе. - "А как гуляли со Светой по зимнему ночьному парку в Красноярске? Среди заснеженных елок и тускло горящих фонарей. Как она таяла в моих объятиях? Как смеялась убегая и прячась, зовя за собой?"
Покой на душе. Я улыбался про себя. Я был счастлив.
Что меня заставило поднять голову и посмотреть в небо, я не знаю. Происходящее выдернуло меня из неги воспоминаний. Там, в вышине среди верхушек сосен летали самые настоящие ведьмы. Они перемещались от сосны к сосне. Цепляясь за самые верхушки и прячась за ветки. До меня донеслись обрывки разговоров и фраз. Как будто украинский или старорусский. И вдруг они все попрятались, как будто поняли, что я наблюдаю за ними. Только сосны гудели, как от сильного ветра.
