-Флот!- кричали ему из зала в ответ:

-Да вы до войны не вооружили корабли флота в достаточном количестве зенитными орудиями, и они были бессильны перед немецкой авиацией, и она топила их! Не флот ты берег, а собственную шкуру!-

-Неправда! - возмущался адмирал:

-Это все ложь!-

Полковник, ранее вышедший на трибуну, попросил слова, но доклад читать уже не стал, а задал очередной неудобный вопрос, в котором его поддержал одобрительный гул зала:

-Позвольте, товарищ адмирал, а как же немцы в 1944 году, загнанные нашими войсками на Херсонский полуостров? А немцы-то своих солдат не бросили они их эвакуировали. Для перевозки морем они не жалея бросили весь свой флот, находившийся у них тогда в Чёрном море. А это было две тысячи транспортов, военных кораблей, катеров и самоходных барж которые ежесуточно без сна и отдыха вывозили войска в Констанцу. Наша авиация, полностью господствовавшая над Крымом, их не испугала, не остановила, хоть и беспрестанно атаковала идущие транспортные караваны, безжалостно бомбя с воздуха суда. Люфтваффе ничего тогда не мог противопоставить нам. И до утра самого последнего дня от Херсонеса отплывали груженные фашистами под завязку, десантные баржи. Немцы тогда в отличие от нас вывезли почти всех, и только восемь тысяч солдат угодило к нам плен. Эта операция стоила рейху больше половины судов принимавших в ней участие. Конечно, немцы потеряли свой черноморский флот, но была спасена от неминуемой гибели, целая армия. -

-Вы что, хвалите Гитлера? - возмутился окончательно разбитый доводами полковника адмирал.

Все надо было заканчивать, и он ставил в этом вопросе, твердую как ему казалось точку:

-У командования своя, правда, у солдата - своя, но солдат всегда ближе к земле и зона обзора его меньше. А командир видит дальше и его личная ответственность гораздо больше. Солдат мыслит сектором обстрела, который назначил ему командир, а генерал - корпусом, армией или целым фронтом! А нам надо было спасать флот! Мы сделали для армии, все что смогли! -

Адмирал Куликов, как бы вступаясь за своего бывшего начальника и товарища по службе и провальной эвакуации, громко объявил залу об завершения заседания на сегодня. Все другие доклады были тут же отменены. Зал зашумел снова, но было ясно, что продолжать разговор и отвечать на вопросы уже больше, никто не будет.

И люди стали послушно расходится. Иван Петрович был поражен всем произошедшим. А фронтовики, сидевшие с ним рядом, дружно встали и толпой двинулись к выходу. Родионов шел за ними, и слышал их громкие взволнованные разговоры.

Один из них рассказывал, что находился в составе группы специального назначения охранявшей в первых числах июля аэродром на мысе Херсонес. Он своими собственными глазами видел, как закутанного в плащ адмирала ночью доставили на взлетную полосу морские офицеры. Тогда на аэродроме собралась огромная толпа людей, стремящихся любой ценной выбраться на большую землю. Среди них было много раненных бойцов, ждущих очереди на эвакуацию в тыл, а всего тогда их оставалось почти тридцать тысяч человек в осажденном Севастополе. Возбуждение толпы нарастало с каждым улетающим с аэродрома самолетом. И они - вооруженная охрана аэродрома бессильны были что-либо поделать с этой потерявшей голову неуправляемой толпой. Эти отчаявшиеся люди упрямо лезли, толкались, давились, пытаясь попасть на борт улетавших самолетов. И лишь с большим трудом самому адмиралу, и сопровождавшим его офицерам удалось пробиться к подготовленному для них "Дугласу". А обезумевшие солдаты и матросы в давке узнавали их и слали вслед им проклятия, ругань и горькие упреки. А когда, наконец, самолет адмирала взлетел над аэродромом, то выстрелы из толпы прозвучали ему вслед. И даже когда Херсонесский аэродром покинули все самолеты, то люди не расходились никуда в надежде, а долго стояли и ждали, что за ними прилетят новые самолеты и заберут их. Ведь они же были советские люди, и поэтому как другие советские люди могут бросить их, оставить без оружия и боеприпасов, обрекая на смерть и плен. А когда на утром немецкая артиллерия с господствующих высот накрыла орудийным залпом весь Херсонесский аэродром, то куски частей человеческих тел, оторванные головы и конечности, кровавыми ошметками разлетались во все стороны, и каждый выпущенный немцами снаряд находил своих новых жертв.

Его печальный рассказ подтвердил другой участник событий:

-Да. Уже с 30 июня, каждый транспортный самолет на Херсонесском аэродроме, брался солдатами и матросами штурмом, как корабли - на абордаж, с криками, руганью, стрельбой и рукопашным боем. - делился пережитым он:

- Все, как только могли, спасали свои жизни, а о погрузке каких-то там раненых уже вообще никто и не думал. Он них просто забыли. Всякое управление было потеряно. И лишь немногим раненным по счастливой случайности, удалось попасть на эти последние авиарейсы, -

На улице фронтовики задымили папиросами, вспоминая прошлое, и Родионов сам решился подойти к ним.

-Простите. А вы что-то слышали про генерала Родионова?- спросил он. Один из куривших посмотрел на него неприязненным взглядом и Иван Петрович заметил у него протез заменивший руку.

-Да кажется, был такой, наверное, с Петровым сбежал, как все, - негодовал этот инвалид, затягиваясь левой здоровой рукой:

-Этот генерал Петров - не дурак, оказался еще тем фруктом, он не лыком шит. Я слышал, что на военном совете он так ловко сумел обставить дело, что бы командовать войсками в Севастополе вместо адмирала Октябрьского остался не он, а командир 109 стрелковой дивизии, крымский татарин Новиков! А сам со своим сыночком сбежал ночью на подводной лодке! -

В их разговор тут же вмешался, еще один ветеран обороны:

-Конечно, генерал Петров надо отдать ему должное, хорошо руководил войсками. Армия его знала и верила ему. Да "Петров с нами" тогда так много для нас значило. Но знаете принцип "делай, как я" оказался не про него. Конечно не каждый командующий, разделяет судьбу своей армии до конца, когда этот конец ее гибель. Вот генерал Ефремов застрелился, когда уже его армии не было спасения, выпустил себе пулю в висок, чтобы не попасть немцем в плен. Честь ему и слава. Хотя ему приказывали улетать в тыл, присылали за ним самолет. Но генерал Ефремов отказался выполнить этот приказ, сказав: "с солдатами я пришел, с солдатами я и уйду!" Но Петрова я не сужу, я думаю это дело каждого! -

-И генерал Петров, тоже хотел застрелиться, как и Ефремов! - добавил к сказанному, тот же самый полковник в парадном мундире, которого до этого Иван Петрович увидел в на сцене спорящим с адмиралом Октябрьским.

- Но я не об этом я хотел вам рассказать, - продолжил полковник:

-Я знал лично погибшего генерала Родионова, он был один из тех, кто отказался покинуть Севастополь, хотя мог спокойно сделать это, у него в руках был талон на эвакуацию, но он посчитал своим долгом разделить участь погибающей армии до конца и принял смерть со своими солдатами! -

Говоривший это был уже совсем немолодой мужчина лет шестидесяти, седой, худощавый с крупными чертами лица и массивным подбородком. Парадный мундир отставного полковника украшали два ордена "боевого красного знамени" и несколько боевых медалей, в том числе медаль "за оборону Севастополя". Кроме того он заметно хромал, как выяснилось из разговора это было последствие ранения осколком разорвавшейся мины, повредившей коленный сустав. Мужчина представился Ивану Петровичу - полковником Ильей Матвеевичем Кузовым, руководившим в дни последнего штурма артиллерией одного из секторов обороны Приморской армии.

Они познакомились ближе, разговорились, и вместе отправились в гостиницу, в номер Родионова, где немного выпили, как сказал Кузов по "сто фронтовых грамм" и ветеран поведал Ивану Петровичу историю гибели его отца связанную напрямую с последними днями героической обороны города.

4

Уже позже после войны Кузов часто думал, как же все это могло случиться в то жаркое лето 1942 года со славной Приморской армией. Почему не были эвакуированы войска? Как это было сделано ранее из Одессы. Конечно, был не совсем удачный Таллиннский переход, но и тогда к Ленинграду удалось пройти основной массе советских судов, и вывезены были все части! Понятно, что противостоять Майнштейну было невозможно, силы были слишком не равны, город был блокирован с суши, моря и воздуха, но ведь спасти закаленную в боях армию было необходимо.