Маркиза Лондор перевела взгляд на другую сторону зала, где был Клод и его несравненная Жозефина. В душе Жюли жалела своего двоюродного брата, потому как прекрасно знала, что представляет из себя характер золовки и была более чем уверена, что у Клода нет ни малейшего шанса завоевать её расположение. Тем более, что Жозефина, как и многие здешние девушки, кажется, всерьез увлечена Дюраном.

— Как ты думаешь, — Жюли посмотрела на стоявшего рядом Жерома, который тоже следил взглядом за танцующими, — у Клода есть хоть какой-нибудь шанс?

— Жюли, ты как никто другой знаешь Жозефину. Уж кому-кому, но не тебе спрашивать об этом, — усмехнулся Жером, поправляя запонку на манжете рубашки. — Но надо отдать должное его настойчивости.

— Что ж, — усмехнулась Жюли, — как говорил какой-то римлянин, кто потеряет смелость, тот не возьмёт города.

— Это говорил Платон, и он был греком, — спокойно поправил сестру Жером, но та лишь отмахнулась и добавила:

— Наша виконтесса Воле-Берг, кажется, совершенно серьёзно решила заполучить герцога Дюрана. Жаль, что шансов у неё так же нет.

— Ты недооцениваешь свою сестру, — тихо засмеялся Жером.

— Чаще всего я её переоцениваю, — ответила Жюли, громко складывая веер.

Танец подходил к концу, а значит, скоро на пустой стул рядом усядется Моник, и ближайшие двадцать минут она будет рассказывать о том, как танцевала с Дюраном. Иногда Жюли начинало казаться, что он — единственная местная достопримечательность: все говорили только о нём, большинство сплетен было про него, и все надежды и мечтания округи были связаны тоже с ним. Жюли, так же, как и Иде, нравилось быть героиней обсуждений и делить своё место с кем-то помимо сестры ей совершенно не хотелось. Тем более, делить его с таким человеком, как герцог.

***

Музыка затихла, и Ида, обмахнувшись веером, замерла в ожидании, следя глазами за тем, как Эдмон довёл Моник до стула рядом с Жюли, и, поклонившись, направился к ней. Ида быстро отвела взгляд, чтобы ничем не выдать то, что на протяжении всего танца она безотрывно следила за ним. Она готова была смотреть на него вечно, словно желая запечатлеть его в памяти во всех проявлениях его натуры.

— Этот праздник ещё не утомил вас? — с улыбкой спросил он, останавливаясь рядом.

— Нет, что вы, я наслаждаюсь им в полной мере, — спокойно ответила она, скользнув по нему коротким взглядом.

— В таком случае я могу попросить у вас следующий вальс?

— Конечно, — улыбнулась Ида. — Я с радостью вам его отдам.

Его внимание было ей приятно, но она прекрасно понимала, что всё это связано с тем вызовом, который она неосмотрительно приняла. Наверное, ей было бы легче смириться со своей любовью, если бы он не обращал на неё ни малейшего внимания. Теперь же она понимала, что должны чувствовать все те молодые люди, которые составляли ряды её поклонников. Разве могла она предположить, что когда-нибудь окажется на их месте, а в роли, которую она обыкновенно отводила себе, будет человек холодный и расчётливый?

Раздались привычные звуки вальса, и Эдмон с улыбкой подал Иде руку. Ида обожала вальсы и до этого, но после вечера у Боннов они приобрели для неё особый смысл: вальс был первым танцем, который она станцевала с Дюраном. Кроме того, насколько помнила Ида, они не танцевали вместе ничего другого. Вокруг неслись такие же пары, дамы шуршали юбками и легко постукивали каблучками о паркет. Атмосфера всеобщего веселья и эйфорического восторга не нарушалась ничем. Где-то слева мелькнуло розовое платье Жюли, а еще чуть дальше белый атлас с красным бархатом. Значит, и Жюли, и Моник были приглашены.

— Я давно не была на таком великолепном Рождественском балу, — решила начать разговор Ида. — Мне хотелось бы ещё раз поблагодарить вас за приглашение.

— На самом деле этот бал частично ваша заслуга, — улыбнулся Эдмон. — Помните, на вечере у Боннов, вы посоветовали мне устроить бал?

— Я не ошиблась, посоветовав именно вам сделать это, — засмеялась Ида. — Я уверена, что никто бы не смог устроить всё это лучше.

— Вы мне льстите, — коротко ответил Эдмон.

***

Рождественские балы всегда затягивались допоздна. Сначала были танцы, а потом традиционный и чисто символический ужин, который был не менее великолепным, чем сам бал. На этот раз Ида смогла вздохнуть спокойно, потому что она и Дюран сидели на разных концах стола, правда так, что могли спокойно смотреть друг на друга, чем и пользовались поочерёдно.

Хозяин торжества был весел, учтиво и вежливо разговаривал с каждым, уделил внимание дамам, станцевав почти что со всеми и, казалось, был готов проделать всё это ещё несколько раз. Ида же, хоть и старалась беспрестанно улыбаться, как того требовал этикет, порядком устала. В особенности её раздражал затянутый корсет, который уже не позволял ни есть, ни пить, не повернуться так, чтобы не почувствовать, как его прутья впиваются в рёбра.

С трудом сохраняя весёлое выражение лица, средняя виконтесса Воле дотерпела до конца вечера и самым милым, но холодно-вежливым образом, простилась с герцогом Дюраном, уже живя мечтой о том, как она избавится, наконец, от этого орудия Инквизиции. Эдмон же, прощаясь с ней, не забыл об кривой усмешке и взгляде, который ясно говорил, что его игра ещё не закончена и он намерен вести её до тех пор, пока не получит заветное признание, означавшее его победу.

***

Ида, с облегчением вздохнув, упала на кровать. Душащий её корсет был наконец-то снят, давящее платье уступило свое место ночной сорочке, а Люси оставила её в покое. Теперь можно было спокойно полежать и подумать обо всём, что сегодня произошло.

Закрыв глаза, она медленно вызывала в памяти картины прошедшего вечера. Её появление, как она шла через холл, пораженная невероятным великолепием «Терры Нуары», в то время как все были поражены ею. Наиболее отчётливо ей вспомнился образ герцога Дюрана. Его улыбка, в которой вежливость граничила с насмешкой, словно её появление для него было сравнимо с появлением слуги, явившегося на звонок: так же ожидаемо. Средней виконтессе Воле казалось, что он видит её насквозь, читает её мысли и просто забавляется, как забавляется сытая кошка с уже пойманной, но ещё живой добычей.

В который раз она подумала о том, что он словно находится на каком-то другом уровне, который позволяет ему понимать всё происходящее вокруг куда лучше большинства. Это была странная, почти мистическая, и оттого завораживающая проницательность. Герцог Дюран не был похож ни на одного из молодых людей округи. Они все были одинаковые, словно вещи с фабрики, и все одинаково благородные и положительные, как главные герои не менее одинаковых романов.

Перевернувшись на другой бок, Ида взглянула в тёмное окно. Что ей предписывал делать век? Быть хорошей матерью, честной женщиной, любить мужа и не нарушать общественных приличий. Хотела ли она этого? Нет. Добросердечные героини из романов, которые так любила младшая Воле, проходили все трудности, не ожесточаясь и сохраняя свою кротость, получая в конце и принца, и королевство. Реальность же беспощадно ломала и растаптывала всякую такую героиню или героя, посмевших пойти на неё, вооружившись лишь этими качествами. Этот бой, как казалось Иде, мог выдержать лишь тот, кто был закован в прочные латы цинизма и эгоизма, не ставивший ни во что всё то, что было святым для других. Тот, кого она любила, был именно таким человеком, она — пыталась быть.

***

В то время, когда Ида де Воле-Берг засыпала в своей комнате, утомлённая балом, Эдмон медленно прохаживался взад вперед по тёмному, пустому залу, где ещё совсем недавно кружились пары и играла музыка. В правой руке он держал за горлышко бутылку вина. Остановившись точно по центру зала, он огляделся. Десятки зеркал отражали друг друга, создавая бесконечные зеркальные коридоры.

— Похоже, никто из нашей семьи не будет счастлив в стенах этого дома, — произнёс он, обращаясь куда-то в тёмную пустоту зала. — Может быть, и мне стоит сойти с ума, как считаешь?