Жюли лишь тяжело вздохнула и развела руками. Других способов, которые не заставляли бы Клода поступаться собственными принципами, она не знала и не могла придумать.

— Клод, я понимаю, что твоя совесть запрещает тебе все, что по ее мнению расходится с законом, но боюсь, что у тебя в сложившейся ситуации только три выхода, — спокойно сказала Ида, откидываясь на спинку дивана. — Первый: побег и тайное венчание. Второй: нотариально заверенная помолвка. Третий: отвергнуть первые два и осознавать, что ты сделал все, что позволяла тебе совесть. И ни один из них не делает тебе чести. Так уж не все ли равно?

— При таком раскладе, дорогая кузина, второй вариант представляется куда более благородным, чем есть на самом деле, — усмехнулся Клод, скрещивая на груди руки.

— А первый куда более романтичным, — все так же невозмутимо и спокойно согласилась Ида. — По крайней мере, именно так в свое время подобную проблему решили наши родители.

Клод молчал, внимательно глядя на Иду. С одной стороны совесть требовала от него строго следовать установленным порядкам и не нарушать их даже в малейшей мелочи. С другой стороны она же требовала сделать все возможное, чтобы добиться личного счастья для себя и Жозефины, даже если ради этого приходится пренебрегать законом.

— Хорошо, — наконец произнес он, сжимая двумя пальцами переносицу, таким тоном, словно признавал свое поражение. — Я согласен на нотариально заверенную помолвку, но только если сам не найду больше никакого решения. И если на это согласится Жозефина.

***

К посещению поместья Лондоров Клод готовился со всей тщательностью. Не смотря на то, что отрицательный ответ маркизы Лондор был очевиден, он должен был соблюсти все условности и иметь не только подобающий случаю внешний вид, но и ясность мыслей. Он тщательно подобрал каждую деталь своего костюма, выбрав самую скромную булавку для шейного платка и сняв с цепочки для чесов брелок, который сейчас почему-то казался показателем легкомысленности. Где-то в глубине души Клод надеялся, что судьба внезапно смилостивиться над ним и маркиза де Лондор даст свое согласие на брак дочери, что избавит его поиска других решений возникшей проблемы. Но согласие маркиза не дала, даже если бы на землю внезапно бы обрушился второй потоп, и только её согласие могло бы остановить гибель всего человечества, и Клод понимал, что так или иначе придется идти на обман. Ему, человеку ненавидевшему ложь, опять приходилось идти на обман и на этот раз ради собственного счастья.

В поместье Лондоров Клод отправился пешком, чтобы ещё немного поразмыслить над тем, что ему следует делать. О том, что он будет говорить маркизе Лондор, Клод не думал: все свои реплики он продумал ещё накануне, подбирая для себя образ. Теперь же пришло время заранее подумать над тем, что следует делать после этого визита. Клод справедливо полагал, что чем быстрее все будет сделано, тем лучше, так как, он не исключал такой возможности, подобное предложение с его стороны могло взволновать маркизу и она, догадавшись о чувствах дочери, могла начать спешно подбирать ей жениха. Так как нарушать закон и, вдобавок, привлекать к этому сестер, Лезьё не хотелось, он решил, что при нотариальном заверении хватит его подписи и подписи Жозефины. Конечно, это тоже не было совершенно законным, но, возможно, наличие документа с подписью нотариуса, пусть даже такого, как господин Роже, заставило бы маркизу Лондор все же сменить гнев на милость. Если же нет… Что делать в этом случае Клод не знал и даже не желал думать об этом.

Поместье Лондоров встретило его безмятежной тишиной и умиротворенным безлюдьем. Дворецкий, открывший перед ним дверь, хоть и был удивлен столь неожиданному визитеру, все же пустил его в дом. Клод, решив держаться уверенно с самого начала, вошел в холл, на ходу снимая цилиндр и не торопясь, стягивая узкие светлые перчатки.

— Я желаю видеть госпожу маркизу, — сказал он таким тоном, словно готов был оставаться в холле до тех пор, пока она не согласиться принять его. Дворецкий, впрочем, лишь холодно кивнул и удалился. Клод остался в холле в одиночестве и безразлично оглядел его.

В холле было просторно и светло, но несколько безжизненно. Все было очень изысканно, но лишено индивидуальности, никакая деталь не говорила ничего о хозяевах этого места. Точно такой же холл мог быть в любом другом доме, где жили совершенно другие люди, точно так же подчинявшиеся принятому в обществе порядку обустройства своих жилищ. Ни один предмет интерьера не должен ненароком послужить источником сплетен о владельцах и, не дай Бог, бросить тень на их репутацию. Никаких сомнительных произведений искусства, которые не вписывались в рамки морали, за исключением тех, что были одобрены обществом и являлись вещами модными и горячо обсуждаемыми.

— Госпожа маркиза готова принять вас, — произнес дворецкий, вырывая Клода из его мыслей. Клод вздрогнул и, кивнув, последовал за слугой, который провел его через несколько прекрасно обставленных, но таких же безличных комнат, которые казались и вовсе необитаемыми. Нигде на столе не были случайно забыты книга или начатое шитье. Нигде на диване не лежало яркой ленты или корзины с вязанием. На столиках возле кресел не было оставлено газет. Все было пусто и мертво. Жизнь в этих комнатах существовала, только когда в них были люди и покидала их вместе с ними.

— Пожалуйста, — произнес дворецкий, распахивая перед Клодом дверь и пропуская его внутрь. Переступая порог, Клод мельком взглянул на слугу и отметил, что он так же, как и окружавшие его вещи ничего не выражал.

Маркиза де Лондор, выпрямившись и сложив на коленях руки, сидела на диване и так же безразлично и безжизненно глядела на своего посетителя, словно нисколько не была удивлена этим визитом, хотя Клод догадывался, что она согласилась принять его из чисто женского любопытства.

— Добрый день, госпожа маркиза, — произнес Клод, как можно сдержаннее и уважительнее, не забыв, конечно, сопроводить приветствие поклоном. Было, разумеется, бесполезно пытаться произвести положительное впечатление на женщину, которая никогда не была о нем высокого мнения, но забывать о приличиях и манерах, особенно перед таким разговором было непростительно.

— Добрый день, господин Лезьё, — кивнула маркиза де Лондор, и Клод отметил про себя, что она даже не предлагает ему сесть, давая тем самым понять, что разговор будет коротким. — Так чего же вы хотите от меня?

— Я хочу просить у вас руки вашей дочери, — спокойно, так, как будто ничего неожиданного в этом не было, сказал Клод, бесстрашно глядя прямо на маркизу де Лондор, которая была удивлена настолько, что лишь беспомощно разводила руками и хватала ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. После нескольких мгновений безмолвного удивления она внезапно рассмеялась злым, почти издевающимся смехом.

— Прошу прощения, — наконец произнесла она, возвращая себе дар речи и с ироничной усмешкой глядя на Клода, — но я, должно быть, ослышалась. Вы просите у меня руку Жозефины?

— Именно, — все так же спокойно ответил Клод и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, гордо поднял голову. Маркиза де Лондор, на лице которой не осталось и тени улыбки, откинулась на спинку дивана и, опершись на подлокотник, опустила голову на сжатый кулак, продолжая в упор смотреть на Клода. Он стоял перед ней, гордо подняв голову, не двигаясь и не робея под её взглядом, расправив плечи и заложив за спину руки, что придавало ему сходство с его покинувшим Вилье-сен-Дени другом.

— Да кем вы себя возомнили, господин Лезьё? — наконец произнесла она, не сводя глаз со своего собеседника. — Неужто вы считаете, что я позволю вам после всего произошедшего жениться на мой дочери? И заметьте, я даже не упоминаю о том, что у вас нет ни связей, ни денег, ни имени.

— Я считаю, что возможно если не все, то очень многое, — Клод выдержал её долгий взгляд с достоинством.

— Какая самонадеянность! Явиться ко мне с подобными предложения, — маркиза Лондор поднялась и оглядела Клода с ног до головы, словно надеясь найти хоть один изъян в его облике, — после того, как вы приняли сторону вашей сестры и покинули этот дом почти со скандалом. Вы что же, в самом деле рассчитывали на то, что я дам вам свое согласие?