Младшая Воле, как можно более тихо, развернулась и направилась по второй, спускавшейся с холма тропинке. Знание, которое она получила, нужно было использовать. Но не сейчас. Для того, чтобы поразить местное общество подобной правдой нужно было подходящее время и она, Моник де Воле, выберет его правильно. А до этого момента она будет по прежнему изображать неведение. Для них с Идой это будет, пожалуй, моментом истины, когда, наконец, станет понятно, которая их них достойна победы. И что-то внутри подсказывало Моник, что победительницей будет именно она.

***

В город герцог Дюран в большинстве случаев наведывался по делам, так как его праздное любопытно чаще всего удовлетворял Клод. Сегодняшний день не был исключением: несколько чрезвычайно важных писем ждали отправки. Но, разумеется, планы были нарушены почти сразу же. То, что Шенье придется уделить время, Дюран понял ещё тогда, когда молодой человек пересекал главную улицу, направляясь к нему. Создавалось ощущение, что он бродил по городу не первый день в ожидании того момента, когда его соперник случайно забредет сюда. Мысленно усмехнувшись, Эдмон подумал о том, что он так бы и бродил здесь, но ни за что бы не явился для разговора в «Терру Нуару», на территорию своего врага, где у него не было бы морального преимущества. Здесь же, на улице города, который был чем-то вроде нейтральной территории, они были равны. Преимущество могли составить лишь ораторские способности и дар убеждения.

— Нам нужно поговорить, господин герцог, — Шенье был настроен решительно, но эта решительность только забавляла Эдмона.

— В самом деле? — с холодной полуулыбкой осведомился он, приподнимая бровь. — Я полагал, что у нас с вами нет общих тем для разговора.

— Здесь вы ошибаетесь. Мы многое могли бы обсудить. Хотя бы убийство моего дяди, но, к сожалению, меня мало трогает его смерть. Я, пожалуй, даже благодарен его убийце, — взгляд Жоффрея говорил о том, что он настроен более, чем решительно, и что Дюран не уйдет, пока не выслушает всего, что Шенье собирался ему сказать. — Но я собираюсь поговорить о вас. Как только вы здесь появились, все пошло не так.

— Таково одно из моих качеств, — усмехнулся Эдмон. — Я, как Абаддон, разрушаю все, к чему прикасаюсь.

— Вы не можете обойтись без иронии ни секунды своей жизни?

— Само моё существование — ирония, — усмешка герцога Дюрана стала ещё язвительнее. — Так о чём вы хотели поговорить? Хотели мне вменить в вину моё богатство, внешность, ум и прочие сомнительные достоинства, на которые так падки женщины во всем мире?

По тому, что Шенье зло сверкнул глазами, Эдмон понял, что угадал. Что ж, значит, вполне очевидно, разговор пойдет о виконтессе Воле. Подобные разговоры доставляли ему только неудобство: Дюран боялся неосторожным словом, жестом, да хоть кивком головы, выдать свои чувства к этой женщине. Да, он не боялся того, что раскроется тайна их связи, но вот раскрытия тайны своего сердца он боялся смертельно.

— Я думаю, нам нечего здесь обсуждать. Я не желал переходить вам дорогу, и если это случилось, могу принести свои извинения. Я надеюсь, вы будете благоразумны и поймете, что моей вины здесь нет. И, полагаю, на этом мы можем и закончить, — Эдмон, как можно вежливее поклонился, и уже собирался развернуться и уйти, чтобы избежать столь неприятного разговора, пока это ещё можно было сделать, но Жоффрей вцепился в его руку, заставляя остаться на месте.

— Оставьте её в покое! Слышите? Она моя! — глаза Жоффрея горели темным адским огнем. Его пальцы мертвой хваткой сжимали руку Дюрана, и вывернуться из этих когтей казалось невозможным.

— Если это та женщина, о которой я думаю, господин Шенье, то она ничья. Не моя и, тем более, не ваша, — Эдмон окинул Шенье ничего не выражающим взглядом. Что бы Ида была чьей-то? Как этому ничтожеству вообще пришло в голову, что эта женщина делала ему какие-нибудь значимые авансы и всерьез была настроена выйти за него замуж, как только он предложит? Ида была сама по себе, она сама выбирала бы повелителя своей жизни, если бы вообще позволила кому-нибудь повелевать своей жизнью. Она была вольной птицей. Даже слишком вольной.

— У меня был один шанс. Один единственный! — Жоффрей был на грани. — Но вы, господин Дюран, его уничтожили!

— Что ж, мне очень жаль, — цинично пожал плечами Эдмон, — но вы, видимо, не очень-то и использовали его.

— Я привык добиваться своего! — угрожающе шипел Шенье.

— Видимо только на словах, потому что я не вижу ни действий, ни их результатов, — Дюран огляделся вокруг, словно ища результаты бесплодных усилий Жоффрея.

— Я вас предупреждаю, я ни перед чем не остановлюсь! — продолжал свирепствовать доведенный до отчаянья цинизмом своего оппонента Шенье.

— И, тем не менее, вы остановились передо мной, — губы Дюрана тронула кривая ухмылка, что говорило о том, что эта затянувшаяся перепалка приносит ему удовольствие. — Хотя, в сущности, я не преграждаю вам путь.

— Но и не пропускаете меня, — Жоффрей понизил голос и метнул на собеседника хмурый взгляд исподлобья. — Вы ведь не глупы, далеко не глупы, господин герцог, вы не хуже меня понимаете, что она мечтает выйти замуж за ваше состояние.

— Господин Шенье, я не вправе запретить ей мечтать, — все с той же усмешкой ответил Дюран и, секунду собираясь с мыслями, озвучил, наконец, все то, что уже давно вертелось в его голове, — Виконтесса де Воле не похожа на прочих женщин, поймите уже это, господин Шенье. Она вольна выбирать, не потому что у нее много поклонников, а потому что сама природа её, это природа выбора. Она привыкла к лучшему, не потому, что когда-то её семья была богата, а потому что в крови у неё заложена изысканность и утонченность. Она не возьмет первое, что ей попалось, лишь потому, что так делают все, она будет ждать, хоть двадцать, хоть тридцать лет, хоть всю вечность, но она дождется того, что хочет.

Шенье вздрогнул, живо вспоминая, как Ида сравнила его с неспелым и побитым яблоком. Заметив это, Дюран в душе улыбнулся ещё шире: что ж, этого мальчишку удалось задеть за живое.

— Вы не заслуживаете этой женщины, Шенье, — гордо вскинул голову Эдмон, — Так же как и я впрочем.

— Можете считать, что вам угодно, — продолжал Шенье, и Дюран даже позавидовал этому упорству, — но я требую от вас, чтобы вы оставили её в покое!

— Шенье, давайте будем честными, — спокойно произнес Эдмон, стараясь подавить волну бушевавшего внутри него раздражения. О, если бы он был честным, выдержал бы этот холеный молодой человек его честность? — Если бы мне столь необходима была виконтесса Воле, а ей — моё состояние, то мне не составило бы труда получить её расположение. Я же сделал вещь совершенно противоположную. Так что, господин Шенье, проблема не во мне, как бы вам это не хотелось, а в вас. Скажите, кого вы винили в том, что виконтесса холодна к вам, когда здесь не было меня?

Жоффрей молчал, не сводя со своего соперника тяжелого, мрачного взгляда.

— Так я и думал, — почти победоносно усмехнулся Эдмон, гордо вскидывая голову. — Вините сразу Бога, это придаст вашему неисполнимому желанию гротеска и масштабности.

— Если вы намерены… — начал было Жоффрей, но Эдмон прервал его резким жестом и произнес:

— У меня нет никаких намерений, Шенье. Осмелюсь вам напомнить, что это вы остановили меня посередине улицы и потребовали срочной аудиенции, которую я вам любезно предоставил за неимением других интересных способов времяпрепровождения. Поэтому если вы намерены продолжать разговор в том же духе, нам не о чем говорить.

— Просто покиньте Вилье-сен-Дени, — Шенье проговорил эти слова на одном дыхании, так, как говорят те фразы, которые долго находятся в голове и которые никак не решаются произнести вслух.

— Что? — переспросил Дюран, несколько опешивший от столь внезапного требования.

— Покиньте Вилье-сен-Дени, — повторил Жоффрей. — Пока вы не появились, здесь был покой и умиротворение, но потом Лезьё привез сюда вас и все вокруг лишились спокойствия. Если вам угодно что-либо разрушать, то делайте это в другом месте.