— Есть ли у обвинения или защиты вопросы к обвиняемому? — спросил судья, поочередно посмотрев на прокурора и адвоката. Оба покачали головами, ожидая куда более интересную часть. Судья молча кивнул и сделал жест рукой, отдавая поле битвы другому полководцу: прокурору. Настало время допроса свидетелей обвинения.

***

— По делу Эдмона де Дюрана обвинение вызывает первого свидетеля, Пьера Ману, — провозгласил прокурор, и Эдмон невольно поморщился. Из боковой двери вышел человек, которого он знал и знал очень хорошо. Пьер Ману был дворецким и управляющим «Терры Нуары». В какой-то момент Эдмон поймал себя на мысли, что обязательно рассчитает этого неблагодарного, как только выйдет на свободу, и тут же добавил к этой разе слово «если». Прокурор тем временем взял библию в черном строгом переплете и, подойдя к своему свидетелю, сказал:

— Вы должны положить правую руку на Библию.

Ману послушно выполнил это действие.

— Клянитесь говорить правду и ничего кроме правды, и да поможет вам Бог, — наставительно произнес прокурор.

— Клянусь, — негромко проговорил Ману. Прокурор убрал Библию и указал ему на кафедру перед судом. Ману, слегка пошатываясь, встал за нее и обвел глазами присяжных, судью, прокурора и адвоката. С Эдмоном он не захотел встретиться взглядом, и отвел глаза, чувствуя, однако, как его хозяин пристально смотрит ему в спину, и прекрасно понимая, что этот взгляд значит.

— Итак, господин Ману, — начал прокурор, — скажите, какого ваше занятие?

— Я дворецкий и управляющий в «Терре Нуаре», поместье, которое принадлежит господину Дюрану, — голос Ману был все ещё слабым.

— А где вы были в ночь убийства?

— Я был в городе у своей сестры и её мужа.

— Почему вы были в городе? Разве вы не живете в поместье? — спросил прокурор, который встал и сейчас расхаживал взад вперед перед кафедрой.

— В воскресенье господин Дюран дал выходной всем слугам, и мы должны были вернуться к полудню понедельника, — проговорил Ману, продолжая озираться на суд.

— То есть в ночь убийства господин Дюран дал вам выходной? — спросил прокурор, резко останавливаясь.

— Протестую! — крикнул адвокат, вскакивая с места, — Мой подзащитный всегда давал своим слугам один выходной в неделю, преимущественно с воскресенья и до полудня понедельника.

— Свидетель, так ли это? — осведомился судья. Ману кивнул.

— Протест принят! — объявил судья, ударяя молотком. Прокурор сверкнул глазами в сторону адвоката, однако, продолжил измерять шагами пространство перед судом:

— Заметили ли вы какие-то странности в поведении вашего хозяина накануне убийства?

— Да. Он был более нервным и раздражительным, чем обычно, — уже более уверенно подтвердил Ману.

— С чем вы полагаете это могло бы быть связано?

— Вероятнее всего с неуспехом на скачках, — пожал плечами Ману.

— Заметили ли вы что-то необычное в поместье, после того, как вернулись в полдень понедельника? — не навязчиво подвел прокурор к одному из своих главных вопросов.

— Да, пожалуй, — кивнул Ману, — Я не досчитался в кухне одного свертка горчицы около десяти унций и одного свертка перца около шестнадцати унций, но тогда я подумал, что, возможно, кто-то из прислуги отнес их в кладовую и не стал проверять там.

«Ложь! — мысленно воскликнул Дюран, — Я положил эти чертовы свертки точь-в-точь, как они лежали, ты даже не подумал о том, что их кто-то брал»

— Попрошу заметить, что данные вещества, а именно порошок горчицы и молотый перец, были найдены на месте обнаружения тела, — пояснил прокурор и продолжил, — А встречали ли вы лично жертву преступления?

— Да, один раз. Это было после Рождества, день вспомнить не могу. Он явился в «Терру Нуару» по какому-то делу к господину Дюрану, — голос Ману окончательно окреп и он перестал озираться по сторонам.

— Какое отношение ваш хозяин продемонстрировал к посетителю? — спросил прокурор, и Эдмона затрясло от негодования. О да, первого свидетеля он выбрал как нельзя лучше.

— Негативное, господин прокурор, — последовал ответ. — За несколько дней до этого мне были даны специальные инструкции насчет этого человека, по которым я не должен был допускать его к хозяину, а должен был отвечать, что господина Дюрана нет дома.

— Что ж, у меня больше нет вопросов к свидетелю, — объявил прокурор, обращаясь к судье.

— Есть ли к свидетелю вопросы у защиты? — спросил судья. Адвокат лишь покачал головой, не проронив ни слова, но по всему его виду было видно, что он немного огорчен.

— Господин Ману, можете занять ваше место в зале, — кивнул судья и дворецкий, все так же нетвердо, направился к своему месту. На миг он встретился глазами с Эдмоном, который смотрел на него немигающим взглядом готовой к броску змеи, и опустил голову ещё ниже. Прокурор тем временем провозгласил:

— По делу Эдмона де Дюрана обвинение вызывает второго свидетеля, Катрин Алюэт.

Все из той же боковой двери в зал вышла Катрин Алюэт, и Эдмона вновь передернуло, на этот раз от отвращения. Катрин была одета с невероятной роскошью, как будто она пришла лишь для того, чтобы покрасоваться перед многочисленной публикой, чтобы потом про нее говорили «смотрите, это же та самая Катрин Алюэт, которая свидетельствовала против герцога Дюрана на том процессе». Собственно, так оно и было. В зале послышалось несколько возгласов о красоте новой свидетельницы.

Катрин, так же как и Ману, обвела взглядом весь зал, не побоявшись, однако, встретиться взглядом с Эдмоном и даже еле заметно улыбнулась ему. Эдмон лишь гордо вскинул голову, говоря, что ему наплевать на все её показания, потому что они не существенны.

— Положите правую руку на Библию. Клянитесь говорить правду и ничего кроме правды, и да поможет вам Бог, — сказал прокурор и Катрин, с невероятным удовольствием выполнив эту торжественное приказание, уверенно и четко произнесла:

— Клянусь!

Встав за кафедру, она самым милым и невинным образом опустила глаза и сложила руки на бортике. Эдмон старательно подавлял в себе желание встать и крикнуть, что ей нельзя доверить даже принести стакан воды, не то, что свидетельствовать в суде.

— Госпожа Алюэт, — на этот раз прокурор избрал себе место ближе к углу зала и расположился там, решив не сходить с места, — расскажите суду, в каких отношениях вы были с убитым и его семьей.

— Я не скажу, что была хорошим другом господина Лорана, но я нахожусь в дружеских отношениях с семьей Шенье, — с некоторой гордостью ответила Катрин. — Хотя и с господином Лораном я была в достаточно теплых приятельских отношениях.

— Что вы можете сказать об отношениях убитого и подсудимого? — спросил прокурор и в голове Эдмона, как молния, мелькнуло воспоминание, что Катрин присутствовала при его встрече с Лораном, когда тот приехал после Рождества.

— Я знаю, что они были знакомы до этого. Я знаю, что до того момента, когда они встретились в первый приезд господина Лорана, после Рождества, они были в плохих отношениях, — ответила Катрин. — По крайней мере, со стороны господина де Дюрана. С его стороны это была непередаваемая ненависть, которую он даже не пытался скрывать.

— И вы заметили это при первой встрече?

— О, это было трудно не заметить, — Катрин выразительно подняла брови. — Он тогда даже не остановился поговорить, сразу раскланялся и ушел, весьма резким тоном заявив, что его ждут дела. К тому же, насколько мне известно, между ними произошла крупная ссора, после которой господин Лоран был вынужден уехать.

— Вы не знаете, из-за чего была ссора? — спросил прокурор.

— К сожалению нет. Но я знаю, что господин де Дюран… — Катрин на секунду запнулась, словно думая, озвучить или нет известную ей тайну и, наконец, собравшись с мыслями, быстро, на одном дыхании выговорила, — Я знаю, что господин де Дюран поклялся убить господина Лорана. Он так и сказал: если я вас снова встречу, я убью вас.

Зал мгновенно загудел. Это новое обстоятельство совершенно не оправдывало подсудимого. Судья ударил молотком и, грозно сдвинув брови, обратился к Эдмону: