— И? — переспросил Реми Ланфер, когда раздумья герцога слишком уж затянулись.

— И виконтесса Ида де Воле-Берг. Мое поместье граничит с её, — все же произнес Эдмон, продолжая смотреть в окно. — Может быть, она пожелает сказать что-то в мою защиту, но я в этом сомневаюсь.

— Я приложу все силы, что бы убедить её, — заверил адвокат. — Дальше, господин герцог.

— Это все, — с ледяным спокойствием ответил Дюран.

— Как? Два человека? — толи с изумлением, толи с ужасом воскликнул Ланфер и Эдмон криво усмехнулся:

— Поверьте, учитывая мой характер, даже два человека очень много.

— Как скажете, — вздохнул адвокат и, немного помолчав, спросил, — Скажите, почему вы оказались здесь, учитывая ваше положение в обществе?

— Из-за настойчивости детектива Лефевра, с которым у меня в прошлом вышла небольшая размолвка.

— Да, я знаю, что он вел ваше дело. Человек весьма достойный и известный, с хорошей профессиональной репутацией, — Ланфер склонил голову. — Но я спрашивал о том, почему вы не попытались оправдаться или хотя бы использовать свои связи.

— Связи я использовал так, как смог в данный момент, а оправдываться я ненавижу, — рассмеялся Эдмон. — Я попытался написать письма нескольким знакомым, которые могли бы мне помочь, но они пока не пожелали мне даже ответить. Вероятно, титул перестает что-то значить, когда речь заходит об убийстве. Равенство перед законом, к которому так стремиться наше общество ещё со времен Революции.

Адвокат пожал плечами, не зная, что ответить. Своего подзащитного он совершенно не понимал и понятия не имел, как оправдать его. А между тем проиграть дело, допустить смерть или в крайнем, очень щадящем случае, пожизненное заключение наследника герцогской фамилии означало конец не только его карьеры, но конец карьеры его брата и вообще закрытие их конторы.

— Вы можете попросить, что бы мне выдали ещё бумагу и новое перо? — внезапно спросил Дюран, резко отворачиваясь от окна и в упор глядя на своего защитника.

— Вы хотите написать письмо? — несколько оторопело спросил Ланфер, не понимая, как может человек в том положении, в каком находился герцог, думать о чем-то кроме спасения собственной жизни.

— Нет, — последовал холодный ответ, — я хочу написать речь, которая станет вашей речью защиты.

— В смысле? — Ланфер все ещё не понимал о чем идет речь.

— В прямом, господин Ланфер. Я напишу речь защиты, ваш брат внесет туда пару изменений, а вы её прочитаете в конце судебного процесса, — все так же спокойно пояснил Эдмон. — Я полагаю, я справлюсь с этим лучше, чем вы.

— Вы хотите сами руководить своей защитой? — произнес, наконец, Ланфер после нескольких секунд молчания. Эдмон снова усмехнулся.

— А почему бы и нет? — в его голосе промелькнула какая-то гордая горечь. — Маршал Ней командовал собственным расстрелом, так почему я не могу руководить своей защитой в суде?

— Руководить собственной защитой куда сложнее, чем собственным расстрелом. Вам же не убить себя надо, а спасти, — робко проговорил Реми Ланфер, осторожно прижимая к груди свою папку, но, встретившись глазами с взглядом герцога, тяжело вздохнул и добавил. — Хорошо, я прочту речь, которую вы составите. И даже ни одного слова там не изменю.

— Разумеется, — спокойно ответил Дюран и замер в ожидании, пока Ланфер просил принести письменные принадлежности и бумагу.

— Вам весьма повезло, господин Дюран, — сказал Ланфер, возвращаясь в камеру с несколькими листами бумаги и пером, — Бумаги вам дали столько, что можете написать автобиографию в нескольких томах. Когда будет готова ваша, точнее моя, речь?

— В моей голове она уже готова, — спокойно ответил Эдмон, размещая все на широком подоконнике зарешеченного окна, где было куда больше света, чем за столом в углу.

— Прошу прощения? — переспросил Ланфер, недоуменно глядя на своего подзащитного.

— Не просите, — не отрываясь от своего занятия, произнес Дюран. — Я почти адвокат, господин Ланфер. Неужели вы думайте, что находясь здесь двадцать четыре часа в сутки, я не думал о том, как будет выглядеть моя защита? Лучше займитесь свидетелями и вопросами, которые будете им задавать. С этим вы должны справиться. Попробуйте разузнать, что готовит обвинение и, самое главное, кто входит в число их свидетелей.

— Непременно займусь этим, — с поклоном ответил адвокат и попятился к двери, понимая, что теперь он здесь лишний.

— За речью можете прийти завтра, — все тем же холодным деловым тоном продолжал Эдмон. — Пару раз прочтете при мне, я объясню вам, на чем стоит сделать акцент, и отнесете своему брату.

— Непременно, господин герцог, — прошептал Ланфер и поспешно вышел в тюремный коридор, закрывая за собой дверь и оставляя этого человека наедине с его мыслями. Никого более странного он ещё не встречал. Было что-то не поддающееся объяснению в этой натуре, при первом взгляде казавшееся чем-то даже демоническим.

***

В работе, как и в обычной жизни, Реми Ланфер предпочитал придерживаться четко установленных правил. Как частные, так и рабочие визиты он предпочитал наносить в полдень. Это время казалось ему самым лучшим, потому что посещаемые были уже вполне бодрыми, но ещё не уставшие от скуки и рутины дня. Его брат, Оноре Ланфер, один из лучших юристов Франции, весьма гордился собственной безупречной репутацией и не менее безупречной репутацией своей конторы. Поэтому все его помощники, а в особенности брат, старательно поддерживали эту репутацию всеми возможными способами. Реми привык находиться в тени брата и ещё во время учебы понял, что юриспруденция не его призвание ни в коей степени. Оноре был блестящим адвокатом, Реми был совершенной бездарностью и потому радовался уже тому, что брат позволяет ему занимать должность его помощника. Теперь же, когда Оноре подхватил (или уверил себя, что подхватил) какое-то из этих новомодных заболеваний, непосредственная забота о конторе легла на плечи Реми. Впрочем, он и тут лишь выполнял распоряжения брата, который, как многие считали, просто решил отдохнуть от бесконечных судебных тяжб.

Но одну вещь Реми помнил без напоминаний брата или кого бы то ни было ещё: главное — безупречная репутация. Поэтому на следующий день после посещения своего подзащитного он облачился в один из лучших своих деловых костюмов, которые должны были создать хотя бы видимость присутствия у него профессионализма, взял кожаную папку, которую неизменно носил с собой для тех же целей и первым утренним поездом отправился на Марну.

Клода Лезьё, который оказался очень приятным и сговорчивым молодым человеком, он навестил ещё вчера. Господин Лезьё выразил готовность подтвердить алиби своего друга и выступить на предстоящем процессе свидетелем защиты. Ланфер мог даже сказать, что он хотел этого, до того чувствовалось его странное рвение. Правда, он был весьма удивлен, когда адвокат осторожно спросил его о виконтессе Воле, но все с той же готовностью поведал, что он и виконтесса довольно близкие родственники и что она, несомненно, согласиться свидетельствовать в пользу герцога де Дюрана. Когда Ланфер сказал, что его подзащитный говорил совсем другое, Лезьё помрачнел и тактично ушел от темы. Поэтому теперь, сидя в тряском экипаже, который вез его из Вильводе в Вилье-сен-Дени, адвокат гадал, какой же окажется эта виконтесса Ида де Воле-Берг. Почему-то в его воображении рисовалась взбалмошная и непостоянная, не очень красивая женщина в возрасте лет тридцати. Это не сулило ничего хорошего, потому что Ланфер плохо ладил даже со спокойными женщинами, не то, что с теми настроение которых менялось, как погода на морском побережье.

Сойдя с экипажа, в котором его порядком укачало, в маленьком городке на берегу Марны он осведомился, как ему добраться до поместья под названием «Вилла Роз». Выслушав достаточно пространное объяснение, он вежливо раскланялся и удалился, сопровождаемый тихим сплетническим шепотом. Он был здесь не первым гостем: за день до него здесь уже побывал прокурор, который так же желал поговорить с виконтессой Воле.