Сорвав сургуч, на котором не было печати, с края конверта Клод вынул письмо, которое представляло из себя всего лишь один лист бумаги исписанный ровным и твердым подчерком, который Лезьё не был знаком.
«Господин Лезьё, — гласило письмо, — прошу простить меня за столь бесцеремонное вторжение в вашу жизнь, но я полагаю, мы имеем с вами общую цель»
Вот так, без приветствия и предисловий, сразу к делу. Вежливая прямолинейность, не терпящая отказа и наглая уверенность в том, что у них есть общее дело, заставили Клода несколько презрительно поджать губы. Но он, все же повинуясь странному чувству, которое говорило, что возможно, в этом письме есть решение его проблем, не смял и не бросил в камин лист бумаги, а расправил его и перевел взгляд на следующее предложение.
«Один наш общий знакомый, которого мы оба хорошо знаем, сейчас в беде. Я думаю, вы понимаете, о ком речь»
Да, речь, несомненно, об Эдмоне. И кто бы ни был этот человек, он хорошо осведомлен, раз пишет ему, да и ещё с такой уверенностью, что Клод горит желанием помочь другу.
«В одиночестве ни вы, ни я не сможем помочь ему. Поэтому я предлагаю вам сотрудничество»
А, таинственный благодетель предлагает руку помощи, говоря, что поодиночке они не смогут вытащить Эдмона из тюрьмы. Ну что ж, хорошо, что он признает и некоторое собственное бессилие.
«Через два дня, в 2 часа по полудню, вас посетит мадемуазель Алин Ферье»
Отлично, в этом, и без того темном и непонятном, деле ещё будет женщина, а точнее девушка…
«Она проститутка с Монмартра, но не стоит её недооценивать»
… которая принадлежит к числу знаменитых парижских жриц любви. Несомненно, одна из давних знакомых Эдмона. Наверняка, даже его бывшая любовница.
«Она принесет вам письмо от меня, в котором будут изложены детали плана». Что ж, отлично, весь исход дела зависит от какой-то проститутки. Жизнь и свободу человека незнакомец самонадеянно отдал в руки женщины, полагая, что так будет лучше.
«Ваше право отказаться, но помните, что от вашего решения зависит жизнь и свобода нашего друга». Нашего друга. Таинственный благодетель, если его можно было так назвать, не оставлял выбора.
Подписи не было. Полное инкогнито, как в приключенческих романах. Не выдержав подобной наглости, Клод все же смял письмо и бросил его, однако, не в камин, а на стол. С минуту он прохаживался по комнате, вновь измеряя её шагами и задумчиво глядя себе под ноги. Затем остановился у окна и несколько мгновений бездумно изучал ночной Париж, а точнее тот его маленький кусочек, который открывался из окна его номера. Усталость мгновенно прошла. Постояв немного у окна, Клод вернулся к столу и, аккуратно разгладив письмо, перечитал его. Возможно, это действительно был выход и таинственному незнакомцу можно было довериться. Возможно, стоило посмотреть на эту Алин Ферье, раз она должна была явиться и встречу невозможно было отменить. В конце концов, он может выслушать предложение и не принять его.
Клод снова прошелся по комнате, на этот раз думая о том, стоит ли сейчас пойти и разбудить брата, что бы показать это наглое письмо с предложением помощи или же пока оставить все в тайне. Наконец, взяв со стола лист бумаги, он уверенно схватился за ручку двери, но снова замер. Вряд ли Жером это одобрит. Скорее всего, опять отправит его спать и скажет, что никто просто так не помогает и потом придется платить по счетам, причем с процентами. Лезьё медленно отошел от двери и, в третий раз, перечитав послание, сложил его и убрал в жилетный карман. Если он примет предложение таинственного незнакомца он расскажет Жерому об этом письме. Если же предложение окажется неприемлемым, то и знать об этом никому не нужно. Клод сжал переносицу и снова почувствовал внезапную усталость. Возможно, в том что ему нужно поспать Жером был все-таки прав.
***
Алин вошла в холл гостиницы и невольно замерла на несколько мгновений, оглядывая его. Вот каким он был, приют аристократов: сиял золотом, мрамором, зеркалами, был устлан коврами, сделан из красного дерева и обит шелком. Сейчас здесь было довольно мало народу, на большом диване сидели две почтенные женщины с детьми, поодаль от них курили три господина, по всей видимости американцы, ближе к стойке беседовало несколько молодых женщин и мужчин, а в одном из ближайших к Алин кресел сидел мрачный молодой человек, весьма миловидный, со спадавшими на лоб золотыми волосами.
Неуверенно оглядываясь в непривычно великолепной обстановке Алин подошла к стойке и обратилась к администратору, теребя в пальцах платочек:
— Здравствуйте. Я хотела бы видеть господина Клода Лезьё…
Не успела она закончить фразу, как молодой человек с золотыми волосами сорвался со своего кресла и, подскочив к ней, воскликнул:
— Алин! Я уже потерял всякую надежду вас увидеть!
Девушка с недоумением смотрела в лицо незнакомца, который поспешил отвести её от стойки в самый дальний конец холла.
— Откуда вы меня знаете? — наконец выговорила она, вырывая свою руку из пальцев молодого человека.
— О, в том то и дело, что я вас не знаю, — усмехнулся незнакомец. — Но вижу, что не ошибся. Клод Лезьё, к вашим услугам.
— Алин Ферье, весьма рада знакомству… — Алин все ещё не могла прийти в себя.
— Итак, — лицо Клода вновь сделалось мрачно-серьезным, — мы с вами здесь по делу и дело это крайней важности… Я бы даже сказал — дело жизни и смерти, но в данной ситуации это излишний сарказм.
— Женщина… которая сказала мне найти вас… Она передала вам письмо… — Алин запиналась, неуверенно оглядывая холл шикарной гостиницы, — Она сказала… что вы все мне объясните…
— Женщина? Если бы я сам понимал, — в недоумении произнес Клод. — Вы сказали, что она передала вам письмо для меня?
— Да, она сказала, что я должна прочесть его только вместе с вами, — Алин протянула Клоду маленький конверт и тот, отвернувшись к окну, одним движением сорвав сургуч с края, быстро прочитал исписанные все тем же твердым, совершенно не женским подчерком листы. Несколько секунд он стоял, молча глядя на оживленную улицу и затем, повернувшись к Алин, осторожно спросил:
— Та женщина, что дала вам письмо, как она выглядела? Встречали ли вы её раньше?
— Нет, господин Лезьё, никогда, — покачала головой Алин. — Она не назвалась, я даже не видела ее лица, она закрыла его вуалью.
— Значит, ей есть что скрывать, — усмехнулся Клод. — Как впрочем, и всем нам в ближайшее время.
— Господин Лезьё, умоляю вас, объясните мне хоть что-нибудь! — воскликнула Алин, молитвенно складывая руки. Клод оглянулся по сторонам, осторожность никогда не бывает излишней, и, оттащив все ещё ничего не понимающую Алин к самому дальнему дивану, спрятанному в нише, еле слышным шепотом заговорил:
— Эдмон попал в крайне неприятную историю, и я не удивлюсь, если и здесь не обошлось без женщины, но не в этом главное. Сейчас он находиться в тюрьме по обвинению в убийстве. Не мне судить совершал он его или нет, как его друг я надеюсь, что все же это чудовищная ошибка, но за убийство в нашей стране до сих пор карают смертной казнью, даже представителя герцогской фамилии.
Алин негромко вскрикнула и закрыла лицо руками, чем привлекла внимание нескольких неодобрительно посмотревших в её сторону дам.
— Неужели его и, правда, казнят? Та женщина не преувеличивала? — спросила она не в силах сдерживать слезы, которые катились у нее из глаз.
— Боюсь, что да, — кивнул Клод, и ему самому внезапно стало не по себе от этой мысли. — Я и мой брат, как его ближайшие друзья, пытаемся сделать все возможное, но я не думаю, что мы сможем ему помочь. Улик, которые доказывают его виновность мало, но тех, что подтверждают его невиновность, нет вообще.
— И как? Как его казнят? — девушка почти не дышала.
— Гильотина, — тяжело вздохнул Клод, стараясь не смотреть на побледневшую мадемуазель Ферье.
— Неужели, уже ничего нельзя сделать, господни Лезьё? — сквозь слезы спросила Алин, легким движением вытирая глаза платочком. — Неужели нельзя подкупить судью или полицию, или что-то ещё?