— Постой-ка, — Джон мигом посерьёзнел. — Мне кажется, или я слышу в твоём голосе какую-то вину? Шерлок, признайся — мисс Молли увлеклась тобой, не так ли? — в голосе монарха прорезались поддразнивающие нотки. — А как же иначе? Она — далеко не первая жертва твоего невероятного обаяния. И ты решил использовать этого молодого доктора, как громоотвод? — Его Величество даже присвистнул от удивления: — Вот чего от тебя не ожидал, Шерлок, так это что ты станешь свахой.
— У доктора Бэрримора множество достоинств, к тому же, он идеально подходит леди Хупер по темпераменту и схожести интересов, — упрямо настаивал на своём уличённый в сводничестве секретарь. — Боюсь, что столь увлекающаяся натура, как мисс Молли, рискует наделать опасных ошибок, следуя за своими бурными фантазиями. И если в ваших силах, государь, уберечь её от этого…
— Ты так уверен, что молодой доктор сможет сделать леди Хупер счастливой? — с сомнением покачал головой Джон.
— Безусловно, — уверенно парировал Преданный. — И потом: я ведь не прошу их поженить. Просто дайте возможность девушке рассмотреть все достоинства Джона Бэрримора. Должность при дворе, тем более — вашего лейб-медика, позволит им часто видеться и общаться на важные для обоих темы. И если взаимность интересов сможет перерасти во что-то большее…
— Ладно, убедил, — махнул рукой Джон, который сейчас был не против осчастливить всех вокруг. — Похоже, этот доктор действительно хорош, раз ты его так расхваливаешь. И если уж мы, как заправские Амуры, позаботились с тобой об интересах одного влюблённого, то, может быть, настало время позаботиться и о наших собственных?
Приблизившись, король с нежностью заглянул в глаза своему возлюбленному:
— Вчера ты говорил, что нужно вырыть каналы, чтобы уберечь город от чумы и прочих болезней… Это, конечно же, прекрасная идея сама по себе, но, честно сказать, я вообще готов сделать что угодно, лишь бы впредь не было причин разлучаться с тобой.
— Чертежи! Я привёз чертежи, милорд, — Шерлок, в непонятном и самому себе порыве, потянулся не к своему господину, явно ожидающему объятий, а к заплечной сумке, которая лежала тут же в одном из кресел, брошенная туда вместе с дорожным плащом.
— Шерлок, чудо ты моё неугомонное, — почти простонал Джон. — Ну какие могут быть сейчас чертежи? Все дела могут подождать и до утра. Шерлок?
Но Преданный, замерев, почти не слыша голоса своего господина и возлюбленного, стоял над раскрытой сумкой, взирая на её содержимое со смесью изумления и ужаса. Между аккуратно сложенных бумаг, вместо взятого у Молли флакона с новым средством от насекомых, лежал невесть как очутившийся там серебряный сосуд, который — Шерлок был в этом абсолютно уверен — он собственноручно выбросил в корзину с мусором.
— Шерлок? — ладонь Его Величества легла на плечо Преданного. От этого ласкового прикосновения, тепло которого ощущалось даже сквозь одежду, молодой человек вздрогнул, быстрым, почти инстинктивным движением захлопывая сумку. — О чём ты снова задумался?
— Так, ни о чём существенном, государь, — сморгнув, королевский секретарь поспешил стереть с лица выражение паники и отчаяния. Кашлянул, прочищая внезапно осипшее горло: — Прикидываю, что ещё можно сделать, чтобы глупые слухи, распространяющиеся обо мне в городе и при дворе, не смогли навредить Вам.
— О, об этом можешь не беспокоиться! — рука Джона мягко скользнула на спину Шерлока, поворачивая некстати озаботившегося любовника лицом к Его Величеству. — Ты произвёл неизгладимое впечатление на горожан во время молебна, а обоз, сегодня днём доставивший в Эдинбург первых исцелённых, довершил начатое. Люди встречали своих близких с таким восторгом, словно это мощи Святого Эгидия*. Клянусь — я слышал, как, воздавая хвалу, в толпе выкрикивали и твоё имя. Поистине, народ подобен переменчивому морю: ещё вчера они готовы были сжечь тебя на костре за колдовство, а сегодня величают героем и спасителем.
— Они всего лишь сменили одно заблуждение на другое, государь, — по всей видимости, Шерлок ничуть не разделял ликование шотландского монарха. — Если герои и существуют, я не являюсь одним из них.
— Позволь судить об этом тем, кто обязан тебе жизнью… — назидательно ткнув пальцем в украшенный росписью потолок, веско изрёк король.
— Я всего лишь выполнял свой долг, — не поднимая глаз, пожал плечами секретарь.
— И хочешь сказать, что это не приносило тебе никакого удовольствия? — вновь лукаво прищурился Джон. — Можешь сколько угодно делать вид, что у тебя нет ни чувств, ни сердца, но мы-то с тобой точно знаем, что это не так…
— Да, это не так, — почти беззвучно прошептал Преданный, сминая грубую кожу заплечника, надёжно скрывающую от глаз государя жуткий серебряный сосуд, доставленный коварным слугой злокозненного эплдорского правителя. — Не так…
По-своему истолковав печаль, внезапно охватившую его бесценного помощника, отнеся её к последствиям пробуждения истинной личности Шерлока, король вознамерился было безотлагательно исправить сие положение, использовав для этого самые нежные и действенные средства, имеющиеся в арсенале всякого истинно влюблённого, но обожаемый друг, легонько поцеловав кончики ласково гладящих его по щеке джоновых пальцев, задумчиво и чуть виновато отстранился.
В груди Его Величества шевельнулось недоброе предчувствие, для которого, казалось, не было никаких видимых причин.
— Что? — пытливо вглядываясь в родное лицо, стараясь поймать ускользающий взгляд, требовательно спросил король.
— Я… Мне нужно… — в голосе Преданного звучало непривычное смущение, — переодеться с дороги. Привести себя в порядок. Смыть пыль.
— Поверь, всё это лишнее, — снова касаясь ладонью щеки возлюбленного, мягко произнёс Джон. — Одежда — так уж точно.
— Я хочу подготовиться. Для Вас, милорд. Всего несколько минут, — Шерлок, наконец, посмотрел в глаза Его Величеству, и в невозможно любимой бирюзе проступила такая мольба, что король лишь изумлённо дёрнул плечом.
— Что ж, если это для тебя так важно…
Подхватив плащ и злосчастную сумку, Преданный почти вылетел из монарших покоев, оставив государя строить самые невероятные предположения касательно своего странного поведения.
Впрочем, Джон не стал потворствовать ни подозрениям, ни тревоге, прокравшимся было в его и без того загруженный проблемами мозг, постаравшись успокоить себя вполне правдоподобным объяснением:
— Вот хитрец! Должно быть, приготовил какой-нибудь сюрприз, а все эти тревожные метания — лишь для того, чтобы заморочить мне голову, — для пущего успокоения Его Величество наполнил вином бокал и уселся в кресло у камина, погружаясь в предвкушение. — Надеюсь, это будет что-то поинтимней плана новой крепости или чертежа боевого корабля…
Стекло бокала отстукивало звонкую дробь, соприкасаясь с крепко сжатыми зубами в попытке сделать хотя бы глоток. Получалось плохо. Струйка воды стекала по подбородку, орошая батист рубашки, словно невыплаканные слёзы горького недоумения и ярости. Этот перестук раздражал, как и вышедшие из-под контроля, бьющиеся в треморе собственные руки. Чёрт… Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Да какого дьявола эта гадость оказалась в его сумке, когда должна была уже гореть вместе с остальным мусором позади монастырских стен?!!
«Ты возьмёшь яд с собой во дворец!»— проурчало в голове знакомым до омерзения голосом.
Ни в чём не повинный стакан вместе с остатками жидкости отправился в полёт, жалобно звякнув о чугунную решетку камина, и разлетелся во все стороны мелкими укоризненными осколками и невинными брызгами.
Шерлок уставился на подрагивающие пальцы. Эти руки хотели ласкать. Поддерживать. Давать опору. Творить… Он хотел. А что теперь? Не Джим подложил серебряный сосуд в его сумку. Не мог. Это его собственные руки, так мечтающие дарить счастье, предали всё, что было важно и бесконечно дорого. Непонятно, как и каким образом, но… Отриньте всё невозможное, и то, что осталось, даже самое невероятное, будет правдой. Несомненно, проклятым иудой был он сам, Преданный. Его собственная голова, в которой, увы, до сих пор есть место не только любви, не только новой Связи, но и… старым узам. Он подчинился, даже сам того не осознавая. И кто знает — на что ещё будет способен под воздействием глубоко вросших в разум и тело инстинктов.
