— Мы — Таргариены. Именно это ты скажешь. Сыт по горло.
— А то, — донеслось с приглушённым смешком до него. — Так и скажу.
Он обернулся, Рейенира подошла ближе.
— Не знал, что ты здесь.
— Только приехала, а тут уже драка… — Рея крутила в руках нечто, похожее то ли на серебристый тросик, то ли на короткую плетку. — Ммм, а ты ещё веселее, чем Джон, надо признать.
— Он просил передать тебе привет, — фыркнул в ответ Робб.
— И только? — с притворным оскорблением сообщила сестра. — Я предполагала, что это будет письмо или… Разыгрываешь меня, Робб.
— Нет. Я тебя не разыгрываю, а вот ты троллишь беззастенчиво и нагло, — устало ответил парень, опуская локти на перила. Голову хотелось свесить вниз, отпустить и пусть лети-ит.
— Мы, Таргариены, такие… — ухмыльнулась Рейнира.
— А ещё вы выходите замуж за братьев, растете, не видя цветов и деревьев, только роботы и металл… — выдал Робб последовательно все, что накипело.
— Скажешь, я была бы плохой женой? — уточнила девушка, коснувшись его руки своей. Она оперлась на перила рядом с ним, но смотрела в освещенный зал. Краем глаза он видел, что в лице ее что-то поменялось.
— Очень по адресу вопрос, Рея, прекрати. Я, кажется, прибыл на собственную помолвку, но уже и не уверен, — зло выдал он. — У меня просто нет сил.
— Держись, волк, будет только хуже. Это все цветочки, так, кажется, у вас там, где все растет, цветет и шевелится, говорят.
— Это предостережение?
— Это факт. Визерис не даст тебе покоя. Он воспитан на мысли о браке с сестрой, и сто раз бы уже переспал с ней, но Нейерис так просто себя в обиду не дает, — она крутанулась к нему, перегнувшись через перила, обхватила пальцами его подбородок и заглянула глубоко в глаза, — Ну, признай, наша краса и гордость очаровала тебя по полной программе? Она такая нежная, такая ранимая…
— Рейенис, я тебя не понимаю, — он смутился. — Что ты, черт возьми, хочешь сказать?
— Не верь глазам своим, волк. Все не то, чем кажется. Нейерис и Эйерис, мать и отец, и прочие, и я, особенно я, и даже ты… — она улыбнулась грустно. — Мы не то, чем кажемся, правда же, Робб?
— Не знаю, про что ты.
— Пламя и кровь, Роберт Старк. Это девиз нашего дома, не твоего. А в тебе слишком много первого и слишком мало второго… Дени выйдет за тебя, о да, родит тебе детей, бла-бла-бла… Но ты не воплощенная легенда и не рвешься переиграть историю, ведь так? Вот и славно. Не искушай Дени, у нее слишком доброе сердце. Разобьешь — и все темные властелины мира покажутся тебе ерундой.
========== 7.31. Бастард / Джон ==========
Над дорогой туман, знаки неразличимы,
Скорость нашей любви приближалась к нулю.
У обочины встану, зарифмую причины,
Расчехлю инструмент и сыграю свой «Блю».
Я до неба дорос, и уже стало тесно:
День короче, чем вдох, я боюсь не успеть.
Эти звезды горели удивительным блеском,
А теперь холодны, как беззвучная медь.
Эти звезды горели удивительным блеском,
А теперь холодны, как беззвучная медь.
Playing my blue, playing my blue, I love you.
Playing my blue, playing my blue…
Я теряю буйки, я прощаюсь с причалом!
Маяки не горят, надвигается ночь.
Проводи меня, ма, от конца до начала,
Кто, не знаю, еще может здесь мне помочь.
Проводи меня, ма, от конца до начала…
Над дорогой туман, я замру на минуту,
Я закрою глаза, прислонившись к рулю.
Предо мною плывет жизнь чужая как будто,
И чуть слышно звучит обнаженный мой «Блю».
Предо мною плывет жизнь чужая как будто,
И чуть слышно звучит обнаженный мой «Блю»
Старый приятель «Блю»
Пальцы выбивали из грифа жесткое болезненное соло, подушечки царапались о края ладов, нервозно соскальзывая. Пряди волос щекотали уши, забирались под ворот рубашки, тревожа свежие царапины. Парень морщился, отбрасывал хаер в сторону и продолжал мучить инструмент бесконечными едкими нотами.
Они все, как одна, сговорились. Весь мир против. Я один. Душно.
Снова тревожный пробег от первого к пятому, баррэ, скрип дерева, эхо флажолета. Она могла бы меня понять, но не желает. Она такая же, я чувствую ее смятение, сомнения, страх, но только выворотом мозга можно объяснить эту бессмысленную верность и собачью преданность. Джейме мизинца ее не стоит, хитрый ублюдок. Заметил ее, вылепил, открыл миру… и так издеваться? Любить — значит не предавать. Иначе это не любовь.
Когда я впервые услышал ее голос… Словно мое тело лежало в склепе, а потом я восстал из мертвых. Пару лет назад, когда они с Сэмом и Эддом попали под раздачу особо гнусных ублюдков и долго не могли прийти в себя после драки, затеянной в одном из портовых районов, Джон лежал на полу, по лицу струилась кровь, в прорехах окон свистел ветер, зудя осколками стеклянных зубьев. Была ночь, безлунная и серая, холод пронизывал до костей, тьма сгущалась, а потом резко с гудением врубился свет, он приподнялся на локтях и увидел напряженное лицо отца у рубильника. Вспышка была сильной, может, от радости встречи, или от горечи поражения, или всего лишь являлось эхом от сотрясения головы. Потом этот резкий свет был для него ориентиром «я слишком далеко зашел, я на краю». Голос Бриенны перебил это воспоминание, он был сильнее. Слепящий свет и эхо, словно тебя оглушило взрывом. Стена пустоты вокруг, и эта дрожащая нитка звука, как путеводная, мощная, несгибаемая воля, волна и полет. А ведь она могла никогда не спеть при нем больше… Следующие месяцы прошли в эйфорическом тумане. Раз за разом он собирал осколки разума и думал — что в ней такого? У нее странные пропорции тела, назвать ее красивой можно только спьяну, но тогда почему я не могу двигаться, когда она открывает рот и выдыхает звук, как дракон пламя? Очарованность девушкой достигла пика, и он бросил бессмысленную борьбу, подчиняясь желанию быть к ней все ближе, и ближе, и ближе, пока не сделал первый шаг, махом ставший и последним.
А ведь ей понравилось, я же видел, что она начала отвечать на поцелуй и, черт… может, все-таки я что-то сделал не так?
Джон резко встал с дивана. Хотелось что-то сломать, бежать, делать, только не стоять как дурак, только не думать никаких осколочных мыслей. Она выбрала, черт с ней. Музыка бьется под черепом навязчиво, как подвешенный у двери молоток на холодном октябрьском ветру, выбивая легкий стук, который совсем не вводит в заблуждение хозяина дома. Никого нет на пороге. Никого вокруг.
Ты нужна мне — ну что ещё?
Ты нужна мне — это всё, что мне отпущено знать
Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать
И разве я поверю в то, что это может кончиться вместе с сердцем?
Он бросает инструмент, а музыка, оживив гитару в его руках, теперь преследует, вьется за ним горестным шлейфом, словно дым из труб зимой прибиваясь к земле. Джон спешит скрыться сам от себя, прекрасно понимая, что носит свой внутренний ад в ладонях, измеряя шагами длинный гулкий коридор, впечатывая всю боль и ярость в каждый шаг по древнему камню, он несет внутри пламя и яд и не может им поделиться. Потому что она выбрала. Потому что со мной что-то не так. Или с ней. Или с гребаным миром. Скорее всего, с ним, да!
Ты нужна мне — дождь пересохшей земле
Ты нужна мне — утро накануне чудес
Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес
Как это полагается с нами — без имени и без оправданья
Зачем я живу? Я бастард, может ли быть клеймо больнее? Я всегда на вторых ролях, всегда под рукой, но не главный. Вот сейчас, когда разверзлась буря и я в ее эпицентре, на кого отец свалит все? Я готов помочь, я всегда готов, черт, но никто не хочет моей помощи, сторонятся, не доверяют.
