Поле, на котором они приземлились, отливало металлом, звучало под ногами как металл, но выглядело как стекло. Открытая всем ветрам площадка со светящейся по центру огромной цифрой семь находилась на головокружительной высоте, понял он, едва взглянул под ноги.

— Смотри только перед собой, не опускай глаз, Санса, — прошептал Робб, поддерживая девушку под вторую руку.

Он шел слева от сестры, уговорившись, что в случае опасности как левша будет полезнее слева, нежели справа. Бриенна, идущая еще левее, в том же случае должна была отступить назад и развернуться, замыкая треугольник защитников отработанным движением. Отец был прав — Санса видит в ней подругу и источник болеутоляющего, но при ее скорости реакции и физической силе, уже не говоря о габаритах, не использовать ее нельзя. Знает ли сама девушка, Робб предпочитал не думать. Для парня нормально быть живым щитом, защищать, а вот каково это девушке?

Их встречали. Серебристые комбезы у мужчин, белые, почти прозрачные у женщин. От группы отделился племянник, крикнув звонко и радостно. На миг стало легче, но мать немедленно вернула мальчика к порядку. Санса крепко сжала руку брата. Официальная часть, отрепетированная тысячу и один раз, начиналась.

***

Голос шелестит успокаивающе, как шелк по обнаженной ноге, дрожит перезвоном золотых браслетов.

— Здесь, на Драконьем камне, моя леди, нет места агрессии, правда, не понимаю, почему вы с телохранителем. Даже с двумя…

Девушка улыбнулась своему спутнику. Как объяснить ему и не сказать слишком многое?

— Знаете поговорку «обжегшись на молоке, дуют на воду»?

— Да, конечно, — ее собеседник небрежно заправил за ухо длинную прядь. Если в мире ещё существуют эльфы, то определенно в Валиноре, но вот тебе Драконий камень и живой Визерис. Он пахнет смолой и почему-то пеплом. Мой принц, самый настоящий, красивый, с фиалковыми глазами. А в серебряной сети его волос запуталось с полдюжины женских взглядов. Даже Бриенна задержала на нем взгляд, хотя не в ее привычках было подмечать красивых парней. И я выйду за него замуж. Бойтесь своих желаний, люди.

— Санса, вы хотели рассказать мне и, кажется, задумались, — нетерпеливо напомнил ей принц.

— Простите, — шепнула она. — Так вот, около месяца назад на меня было совершено нападение. Все в порядке, но я сильно испугалась, и отец настоял на охране.

— Что стало с предыдущей охраной? — глаза принца полыхнули гневом, словно пламя вырывалось из бойниц горящего замка, отражаясь в серебряной вязи его медальона. Хрип лошадей, блеск орудия, зарево и копоть. Она слишком остро чувствует этого человека, он слишком живой, словно бешеный сгусток плазмы, запаянный наглухо в изящный футляр точеного тела с узкими ладонями и ступнями. Его глаза цвета грозового неба с фиолетовой мощью урагана в глубине, словно он сам Зевс Громовержец, и в отставленной и наверняка сжатой в кулак за спиной руке вот-вот должны материализоваться молнии.

— Они более меня не охраняют, — пожала плечами девушка. В глазах парня словно заслонка перекрыла жерло печи, но жар внутри стал невыносимым. Искра страха возникла в груди, жужжа навязчивой пчелой. Поспешно закрыв глаза, Санса оперлась о руку провожатого и сообщила: — Не беспокойтесь, принц. Теперь меня охраняют лучше.

— Ваш телохранитель не выглядит опытным.

— Он уже дважды вытаскивал меня из неприятностей, но… — позвольте мне, мой принц, не пересказывать вам этот кошмар.

— Верно, — Визерис остановился и осторожно взял ее лицо за подбородок. — Ваше лицо испортят слезы. Давайте найдем другое занятие. Уверен, вы хотите подарить мне танец, моя леди. Первый, разумеется, но не последний.

Взгляд принца жег как самый настоящий огонь. Что-то в ответ поднималось в душе, но искры тухли одна за другой, словно залетая в морозильную камеру. В каждой точке зала из любого положения Санса непрерывно чувствовала взгляд Сандора.

***

— Де-йе-не-рис, — старательно пытался произнести Робб. — Почти запомнил.

— Мне совестно, Йобейт, — улыбнулась девушка, опирающаяся на его руку. Ресницы махнули по воздуху двумя веерами, бросая длинную тень с зубчатым краем на скулы.

— Это твоё имя, я должен его знать, — пожал плечами парень.

— Называй меня Дени, пожалуйста, — попросила она в ответ. Прикосновение почти прозрачной кисти невесомо. У нее тонкие голубые жилки под кожей, как у маленьких детей.

— Ты так легко можешь облегчить мою участь, — улыбается Робб виновато, — жаль, не могу ответить тебе взаимностью.

— Нет, нет, я научусь его говойить. Ведь есть же семейная легенда. О Йобейте, котоый полюбил девушку, но она стала женой Тайгаиена. Я воспитана на ней, этой легенде. Она такая… Мне всегда нравилась эта история. Ты же не виноват, что в твоём имени слишком много й.

От попыток выговорить «р» чисто на ее щеки ложится румянец, легкий, как едва наливающийся яблочный бок. Середина лета, дыхание ветра в кронах деревьев мерещится рядом с ней.

— Знаю, но в сокращённом их на одну меньше. Это проще. От того, что ты будешь называть меня Роббом, я не перестану быть Робертом, — не уступает он. — Значит, Робб?

— Нет, давай ты всё-таки будешь… — Дейнерис замялась.

— Йобейтом?

— Смеёшься? — на лице появляется неожиданное выражение возмущения и, даже удивительно, угрозы.

— Прости… — он встал на одно колено, подавляя улыбку. Она не пугает, скорее трогательно нелепа в своей наивности. — Чем я могу искупить свою вину?

— Ты йаскаиваешься, я вижу. — серьезно сообщает девушка. — Этого достаточно. Я пйащаю.

***

Вальс несёт меня, словно рой яблоневого цвета. Стремительно и жутко. У Визериса горячие руки, они бережны, наверное, но касание опаляет. Они нежны, вероятно, но я их не чувствую. Мое сердце бьётся в такт с дыханием Сандора, согласуясь с его шагами и перестроениями, молчанием и обменом взглядами с Бриенной. Я чувствую себя друзой горного хрусталя, вот только я плачу от света и тепла, я боюсь вспышек ревности в глазах моего жениха. Он слишком горячий для меня, слишком живой. Когда я стала такой Снегурочкой? Танец прекращается, Визерис осторожно отпускает мою руку.

— Вы любите танцевать, Санса?

От этого «вы» сначала идет щекотный холодок вдоль позвоночника, но едва мурашки ныряют на затылке в волосу, вдруг между ними разверзается бездна — безбрежная в своей глубине и голоде. Он мой жених, но я не чувствую близости. Кажется, я придвигаюсь, и он отходит. Кажется, он движется ближе, и я останавливаю его. Может быть, я и вправду схожу с ума, но… У него, кажется, тоже есть свое «но». А может, и не кажется.

— Да, люблю. Мама говорит, я танцую с тех пор, как научилась ходить.

У него очень красивые глаза. Такой цвет не каждой акварелью передашь. Густой теплый оттенок между сливой и теплым виноградом. Почти черные в тени, такие яркие на свету.

— Что ж, это объясняет вашу осанку и эту легкость шага.

— Мой принц, вы… — она замялась, тушуясь вдруг. Я слишком давлю, но больше терпеть невозможно. Мы все ближе в танце, но словно бы каждый отлетает вне в свою реальность. — Визерис! Пожалуйста, может быть, на ты?

Вспышка гнева гаснет мгновенно, но она была, боже, я ее видела. Лишь миг, когда хищный выдох расширил ноздри, а из глаз лилось пламя. И вот он уже снова смотрит внимательно и строго.

— Конечно, Санса. Если ты этого хочешь.

Кажется, я хочу сбежать. И мчать не оглядываясь до самой гавани.

***

Зал, по которому Санса скользила в компании Визериса, делая круг за кругом, казался сотканным из света и стекла. Бесконечный ледяной или хрустальный дворец, прошитый солнечными нитками, светом тонких вмурованных в стены прожекторов, словно тысячи блестящих стеклышек. Хотелось покрутить в руках, разобраться, как это все устроено, и он спрашивал. Дени быстро устала от людей, понял он. Ему тоже не хотелось быть на публике, количество наблюдающих внимательных глаз, цепко отмечающих каждое его движение, утомляло и выпивало силы. Давно он себя не чувствовал настолько скованно. Дени потянула его за собой на узкий, почти невидимый мостик, к наблюдательной площадке высоко над скалами, прибоем и всем этим торжеством металла и неметалла под ними.