В комнату медленно вошел Сандор. Едва после тренировки, еще мокрые волосы, футболка кое-где прилипает к телу слишком сильно, как после душа, однако, не опоздал. Цвет разливается по лицу Сансы, словно масло, поднимаясь по фитилю свечи стремиться зажечь пламя. Кому он сочувствует больше: запертой собственным разумом в клетку безумия девушке, которая не может притронуться к своему единственному лекарству, или скованному своими обетами юноше, не способному ни ступить, ни молвить мимо приказа?

***

— Я должен вернуться к ней…

От дыхания Робба щекотно шее. Тела перевиты, сплетенные слишком тесным клубком, чтобы можно было понять, где чьи конечности. Задохнуться так — самая сладкая из возможных смертей. Смерть с послевкусием в виде отклика тех, кто найдет трупы. Все как я люблю.

— Карета превращается в тыкву? — лукаво пояснил Теон, выплетая одну руку. Пальцы скользнули вдоль края ребер к солнечному сплетению, ладонь раскрылась, уходя вверх к подбородку, пока не обняла затылок. Робб вздохнул, тяжело отклоняя голову под ласку.

— Серьезно, надо идти, — ответное касание было коротким, словно бы прощальным, — моя вахта, а если она проснется?

— Испугается? Сомневаюсь, — Теон не сдавался, — она же спит довольно крепко, ты сам говорил. Особенно под снотворным.

— Ей снятся кошмары, иногда она способна проснуться, и ее приходится успокаивать, —

Робб сел на кровати, осторожно, словно боясь обидеть, отрывая конечности кракена от собственного тела. — Особенно теперь, когда она знает о скорой встрече с женихом. Ее страхи вернутся, а сон может стать крайне беспокойным.

Теон проводил его до двери, впечатав в затылок губы на прощанье, словно заклеивал письмо поцелуем. Комната без Робба почти мгновенно стала мертвее затонувшего корабля. Он распахнул окно и сел на подоконнике с сигаретой, но едва успел сделать пару затяжек, когда дверь распахнулась, и Старк с порога громким шепотом сказал:

— Ее нет в комнате. Ты мне нужен.

***

Он вернулся в комнату поздно, когда луна, врываясь в окно светом, делала все предметы острее на взгляд. Тени воровали углы, делая комнату меньше, яркий прямоугольник окна, падая на пол, заключал в себе ветви чардрев, словно крепкая рама чей-то бешеный набросок. Он прикрыл дверь бесшумно и ушел в душ. Мухи мыслей жалящими роем метались по его голове, заключённые в слишком тесном пространстве. Спланировать шаги должна была целая команда, но Сандор, будучи на острие удара, постоянно спорил и выискивал дыры в планах и гипотезах. За прошедший месяц он научился отстаивать своё мнение с отчаяньем смертника и упорством стремящегося выжить. К его голосу стали прислушиваться не сразу, но он был терпелив ко всему, кроме нее. Только Санса вызывала в нем раз за разом вспышки отчаянья, со временем начавшие становиться яростными. Ее комната — розовая и белая, словно раскрывающийся бутон розы, подсвеченный первой зарницей весеннего утра — таила в себе угрозу, и он должен был набраться храбрости, чтобы сказать об этом. И не мог. Там Санса замыкалась, уходила в водоворот собственных страхов и становилась мало похожей на ту девушку, что он полюбил когда-то. Ему было неведомо, почему на нее так действовало собственное жилье, ведь по рассказам каждую подушечку она вышивала своими руками, каждый медвежонок был ей дорог. Тогда почему? У него не было ответа. Не вытрясать же его из Джоффа, в самом-то деле. При мысли о когда-то близком ему человеке, о друге, у него случались вспышки совершенно нехарактерной ярости. Неужели я такой дурачок, что не вижу за открытым лицом подонка? Правда, и Санса обманулась, но ей можно, она девочка, но я-то должен был смотреть в корень и видеть суть…

Он вывернул холодный кран на максимум, а потом долго методично растирал заледеневшее тело полотенцем. Сегодня парень видел Сансу только за столом, хрупкую, почти прежнюю. Казалось, только он может ее разморозить, помочь вернуться, но того, что подсказывало сердце, не дано было понять разуму, тем более чужому. Он здесь, чтобы она была в безопасности, а любые проявления нежности, все, что осталось в прошлом, может, и вытащат ее сейчас, но лишь затем, чтобы утянуть в пучину в разы глубже, в омут без дна. Нет, он не был готов рисковать ею. В соседней комнате раздался негромкий щелчок и странный шум, похожий на звук ветра. Он оставлял окно закрытым, а дверь… Запер ли он дверь, Сандор не помнил. Он вернулся в комнату готовый ко всему… кроме Сансы в одной ночной рубашке до пят, лихо сползающей с подоконника.

— Санса? — выдохнул он пораженно. Миллион мыслей разом закрутились в голове. Босые ноги, холодная трава, створка окна, что тяжелее танковой гусеницы, как? А она уже шла к нему, огибая кровать, просвеченная насквозь лунным светом, заменяя тень от дерева собственным силуэтом со всеми его манящими изгибами.

***

— Робб, думай, ты больше похож на сестру, чем тебе кажется, — выпалил Теон после получаса совместных перемещений по дому бесшумно, как два свихнувшихся ниндзя, — куда бы ты пошел в первую очередь, если бы был затворником в собственной комнате?

— К те… — глаза Робба распахнулись со щелчком: — К Сандору. Она пошла к Сандору.

— Исключено, он запирает дверь, — с угрозой ответил Грейджой. — Она могла дойти до двери, поскрестись и…

— Он мог ее впустить, — Робб отвел глаза. — Пойдем.

— Я голосую за то, что не мог, — Теон ускорил шаг. — И все-таки подумай, может, уже пора оповещать всех? И что ты скажешь ему, если окажешься на пороге его комнаты ночью, а Сансы там нет?

— Хороший вопрос, — буркнул Робб. — Никогда об этом не думал.

— Не умеешь врать — не начинай, — жестко отрезал Теон, а потом примирительно положил ладонь ему на плечо, словно боясь, что Робб удерет за поворот, оставив его далеко позади. — Я про другое — если Санса не у него, представь, что получится? Он перероет весь дом.

— Я подумаю об этом позже, — отшил его Робб. — Если я действительно так похож на сестру, как ты считаешь, то лучше бы ты ошибался. Я могу наделать огромное количество глупостей за полчаса.

***

Сандор сидел на кровати, отстраненно думая о том, что он чертовски крепко затянул полотенце, иначе бы оно давно с него сползло. Сонная феечка в ворохе одеял сидела у него на коленях, прижимаясь ухом к грудной клетке, и непрерывно лепетала. Слушать ее было само по себе уже слишком сладким сном. Босая пятка одной из ног лежала в его ладони без всякой хрустальной туфельки, согреваясь.

— Она навевает на меня сны. Я боюсь своей комнаты, но мне кажется, я должна там быть. Это как чистилище. Я пройду сквозь, и мне станет все нипочем.

— Малыш, ты говоришь как Арья, совсем как сестра.

— Я вспоминала ее весь тот проклятый день. Что бы сделала Арья? Куда бы пошла? Как бы ударила? Обещай, что научишь меня драться!

— Девочка, ты говоришь ерунду. Зачем тебе драться? Я теперь всегда буду рядом, слышишь, всегда. Тебе не нужно будет драться.

— А если ты чуть-чуть опоздаешь? Или не чуть-чуть? Ты так уверен в себе?

Он тяжело вздохнул, покрепче перехватывая драгоценную ношу.

— Я стану самым лучшим, я не знаю как, но стану. Обязательно. А самооборона никому не повредит. Просто…ты слишком нежная, ты просто не сможешь, мне кажется.

— Я могу укусить тебя прямо сейчас. — она подняла к его лицу глаза, полные лунного света. Дыхание пресеклось сразу же, как отрезанное ножом. — Будет это самообороной?

«Это будет самоубийством, — хотел бы сказать он. — Сильнее, чем поцеловать тебя, я хочу только держать твое тело в своих руках до рассвета. Ты кажешься такой разумной здесь, сейчас, в моих руках, словно твое безумие перекинулось на меня, и теперь я начну странно вести себя и не буду покидать комнаты… Да, если ты будешь приходить по ночам, я готов жить в этой комнате всегда».

И ничего из этого он не сказал, только поднял собственный подбородок вверх, отстраняясь от ее зовущего лица, от прикосновений тела. В дверь тихо, но уверенно постучали.

— Сандор, — донеслось снаружи. — Открой.