— Нет. Со мной. Еду.
***
Они сидели на кушетке в пустой палате. На потолке мигала белая лампочка, пытаясь то потухнуть, то погаснуть. Первое и второе ей равно не удавалось. Идеалистический интерьер среднерусской больницы.
— Он выбил у тебя почву из-под ног, этот человек, так? — произнесла Джоанна, гладя своими пальцами по венам на его руке. Вдоль каждой из костей, идущих от пальцев к запястью. Когда-то ей нравилось их пересчитывать и называть по латыни. Когда-то Тайвин приходил от этого в полный восторг. Все кости пересчитать было сложно, но в бытность ее студенткой медвуза Джоанна любила учить анатомию по телу. Разумеется, его.
— Да. Знаешь, как в Мастере и Маргарите? В начале, когда Воланд говорит: «Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету!» — процитировала Воланда Джоанна. — Совсем забыла, что тебе нравился Булгаков. Знаешь, я одно время вспоминала эту твою привычку сыпать цитатами… Так и что, в чем ты разуверился?
— В нем совести слишком много, — наконец произнес Тайвин.
— О, вечные вопросы. Много совести, мало совести, нет совести, — Джоанна смотрела мимо мужчины. — Совесть мешает, ты же знаешь. Честность, невозможность соврать, совесть… Ты чист как ягненок, и что? Твои заботы от этого не меньше…
— Что ты имеешь ввиду?
— Совесть твой щит, он помогает, но и требует всех твоих сил на его поддержание, — Джоанна соскочила с кушетки. — Я предпочитаю совести не иметь. Мне так легче. Моя репутация загублена, формально я мертва, не врать не могу. А еще я счастлива. И рекомендую тебе.
— Счастлива? А груз не тянет к земле? Грехи, заботы? — уточнил Тайвин, поднимая на нее глаза.
— Не тянет. А когда начинает, я стараюсь сделать глупость побольше. В последний раз вернулась к тебе. Пока не жалею.
— И это работает?
— А то ты сам не знаешь…
— Почему я должен тебе верить?
— Потому что я права. А вера… такое же эфемерное понятие, как и совесть.
— Поясни.
— Только ты сам определяешь, что для тебя совесть. И что для тебя вера, — Джоанна положила ладонь на его лоб. — Крепко тебя выбило, Тай. И, что бы ты себе ни думал, я сейчас делаю то, что дОлжно. Ты и сам оказал бы мне эту услугу. Возвращай свой холодный разум, он тебе понадобится очень скоро.
Что бы ты ни говорила, Джоанна, я верю. Эта потребность съедает заживо, поглощая изнутри. Я ощущаю потребность в вере, и это самое верное свидетельство того, что мир пошатнулся.
***
Довольно на сегодня разговоров. Еще одной внимательной пары глаз напротив он избежит.
— Тирион?
Разумеется, он был онлайн.
— Слушай и иди. Я разговаривал с отцом Бриенны. Она у Старков. Дальше я двигаться не буду. Скажи брату… Скажи, что надо найти другой способ.
Тайвин дождался короткого «ок» от сына и захлопнул крышку ноута. Более ничего он сделать не мог. Следовало отсечь ощущение недосказанности и поставить точку.
========== Часть VI Волки. 6.1. Другая сторона /Бриенна ==========
Комментарий к Часть VI Волки. 6.1. Другая сторона /Бриенна
Синопсис
После болезненного расставания Бриенна пытается придти в себя и жить дальше. Джейме в той же ситуации, но между ними теперь есть тайна, которая тяготит, но объединяет.
Доспехи, одетые наспех
На рваные раны в заплатах.
Ты уже не хочешь мыть руки,
Потому что на руках запах,
На твоих руках его запах.
Драгоценные семена сердца
Не мешало бы сжечь на каратах.
Ты уже не станешь мыть руки,
Потому что на руках запах,
На твоих руках его запах.
Продолжением радуги
В землю врознь по девятке кругов-
Ты уже не сможешь мыть руки,
Потому что ты в его лапах,
На твоих руках его кровь.
Драгоценные семена сердца
Вытирали тряпками слуги.
Тебе уже не смыть серый запах,
Потому что ты в его лапах,
В его лапах твои крюки.
Веня Дркин «Локаята»
По потолку бродили тени, вычерчивая контуры ветвей на матово-белом фоне. Дыхание ее давно сбилось, воздух, казалось, с трудом поступал в легкие. Каждое его касание отзывалось в ней вспышкой удовольствия. Взаимное скольжение тел, смыкающихся все ближе, казалось бесконечным. Руки гладили плечи Джейме, блестящие от пота, пальцы ворошили непослушный золотой ёжик на голове, и вдруг он поднял на нее лицо, полное страсти, с широко раскрытыми глазами, и черты его начали меняться. Глаза и нос остались прежними, брови сузились и изломились выше, резче, нерукотворной красотой взметнувшись под умелой рукой, губы стали полнее, овал уже, волосы проклюнулись длинными золотыми стрелами и упали вниз, упруго пружиня и свиваясь змеями по пути. Плечи сузились и истончились, открылись тонкие ключицы… Бриенна с ужасом не дыша смотрела на Серсею. Видение, равно прекрасное и ужасное, раскрыло рот и начало что-то говорить…
Бри проснулась, резко села на кровати, тяжело дыша. Тело отзывалось бешеной дрожью, томительное ощущение разлилось от низа живота к ногам последствием ее сна. Она судорожно оглянулась, пытаясь понять, где она и что происходит. Часы напротив задержали ее взгляд и стали ключом к пониманию. Идеальный круг, белое пятно, серебристо-черные стрелки, простые ясные линии. Аскетизм и точность. Бриенна потихоньку восстановила картину. Она в волчьем городе, она в Винтерфелле. Бросив последний взгляд в окно, девушка окончательно поняла, где она. Багрянец и киноварь листьев белого дерева невозможно было спутать ни с чем. Оно росло в центре двора, его было видно из любого окна, выходящего внутрь. Ветви его длинными плетями носились, волнуемые ветром. В волчьем логове мела самая настоящая метель. В такой пурге лицом к лицу не узнаешь человека, не видно, друг или враг за белой стеной стихии.
Бри зябко поежилась, выбираясь из кровати. Она постоянно мерзла в этом огромном замке. Арья перетаскала все теплые одеяла и пледы в ее комнату, а Санса с их матерью считала, что это скорее нервное. Бриенна не знала причины, но все время куталась. Это немного помогало. Она встала под душ, сделав воду горячее некуда, и тщетно пыталась проснуться. Осколки сна бились в ее мозгу, пытая снова и снова. Девушка заплакала, сначала тихо, потом все сильнее, пока не начала рыдать в голос. Ее душило самое отвратительное ощущение беспомощности, загнанности в ловушку. Зачем все это случилось сейчас? Зачем она успела полюбить этого страшного человека? Она не питала иллюзий, отрицать было бесполезно — она любила Джейме Ланнистера. Ярость этой любви была ее жизненной силой. Именно эта сила делала ее тем, кем она была последние месяцы. Сейчас девушка утратила самого Джейме, но любовь к нему продолжала питать Бри уже скорее воспоминаниями. Бриенна не чувствовала себя здоровой, напротив — каждая клеточка ее тела вопила, что жить незачем. Это было глупо, но проще было бы считать его умершим — тогда она хотя бы могла по нему плакать. Плакать вместе, делиться болью.
Она оделась потеплее, просушила волосы и спустилась к завтраку. В этом доме, несмотря на множество внешних различий, костяк был настолько похож на дом Ланнистеров, что она непрерывно ловила себя на попытках анализа и сравнения. Дома казались частью одной игры — разные в деталях, но с общими принципами. Она сбежала от Джейме, как белая пешка на другой конец шахматной доски, но не вышла из игры, а лишь стала пешкой другого цвета. Черное или белое — не все ли равно? Особенно, если ты пешка…
Если у Ланнистеров во главе угла стояла индивидуальность, то у Старков был некий кодекс, вроде кодекса чести, основанный на подчинении и порядке. Скажем, было принято приходить завтракать в приличной одежде. Например, уже в выходной, в которой потом выходить из дома. Этим негласным правилом пренебрегали только Арья и совсем маленький Рикон, который мог прибежать за стол даже в одних трусах. Бриенна старалась не нарушать законов гостеприимства — на ней было серое худи и зеленые брюки. «Полуспортивный стиль выглядит уместнее полностью спортивного», — просвещала ее Санса, с удвоенной энергией взявшаяся за наряды Бри после ее переезда к Старкам. Мать Сансы, Кейтилин, потакала дочери, спонсируя практически весь новый гардероб Бриенны, что приводило ту в ужас. Она совсем не хотела быть побирушкой в этом доме, но Кейтилин умела убеждать. По правде говоря, ее старая одежда вполне могла бы уже пойти на свалку. Бриенне стоило быть благодарной Старкам за новый гардероб. Но не только. Все прочие ее новые наряды были так или иначе в цветах Ланнистеров или напоминали ей о Джейме одним своим видом. Бриенна не хотела их надевать, ее руки отдергивались от них, как от горячей плиты. Ей нужно было подождать, уговаривала она себя. Любая боль забывается, время лечит. И больше она так просто не попадется. Не она.
