— Проводим молодых, — возопил Эейерис, — и поможем им справиться со всей той одеждой, что они понавешали на себя!

Толпа взревела. Рейгар загородил собой пару, останавливая брата.

— Прекрати, Эй, уже не смешно, — голос его звенел, как какой-то неведомый колокольчик. И в то же время приказ в нем был слышим. — Ты хочешь прославиться в газетах больше, чем есть, Эй? Ты — долбаный мэр! Думай, что ты творишь.

— Что хочу… — начал было тот, протягивая руку к Джо. Туфелька слетела с ее ноги, обнажив босую подошву, в которую он немедленно впился губами. Тайвин ничего не мог сделать — Эй держал крепко, а Тай боялся выдергивать ногу невесты из его рук. Джо закатила глаза и закусила губу. Черт, и руки заняты, и остается только кипеть. Наконец, Джо с резким выдохом пнула Эя второй, еще обутой ногой, и тот от неожиданности упал на пол.

— Бежим, — сказала она Тайвину, и они сбежали.

***

Едва дверь захлопнулась за молодыми, они привалились к ней со внутренней стороны, пытаясь отдышаться. Дикие взгляды, которыми они шарили по комнате в поисках мебели потяжелее, красноречиво свидетельствовали о том, что у дураков мысли сходятся. И у влюбленных.

— Комод, — наконец сказал Тайвин. — Это будет комод.

— Угу, — подтвердила Джоанна, поддернула юбки так, что открылись колени, присела на корточки, извлекла из-за корсажа ключ, заперла дверь, а потом продолжила, глядя на удивленного мужа снизу. — И вот теперь — комод.

Они задвинули дверь комодом. Устало дыша, стояли они, опершись руками на его крышку. Потом Джо смела все с его поверхности, вспрыгнула сверху и притянула Тая ближе.

— Ни одна зараза не помешает мне насладиться моей первой брачной ночью, — горячо сказала девушка, рывками развязывая галстук Тая. В ответ он только улыбнулся. Джоанна была потрясающей. Он никогда не жалел о своем выборе. — Но если ты, мать твою, попробуешь притронуться к моим ступням…

— Я видел, что происходит с теми несчастными, что пытались, — он положил руки на ее талию, притягивая девушку ближе к себе, а заодно и к краю. — И, раз уж ты так хорошо представляешь, чего делать не стоит, веди.

— Поцелуй меня, — девушка сорвала перчатки с обеих рук по очереди, швырнув куда-то ему за спину, и прижалась к нему плотнее. — Покрепче. Я не стеклянная.

***

— Тайвин, ты вынуждаешь меня, — голос брата в динамике был усталым и траурным.

— Это дело может подождать пару часов, — твердо ответил он.

— Ты можешь уделить этому сейчас пять минут, и тогда оно подождет даже сутки. — поправил его Киван. — Но ты не хочешь этого сделать.

— Я не хочу, чтобы ты меня прерывал, брат. Есть более важные вещи для меня сейчас, чем любые сделки и ситуации. Неужели ты не можешь решить это сам?

— Ты даешь карт-бланш? — удивился Киван. Тайвин на мгновение задумался и четко ответил.

— Да, действуй. И я отключаю телефон. Не пытайся меня найти. Я найдусь сам.

— Как знаешь, брат, но… — Киван колебался, но все-таки закончил: — Будь осторожен. Эта женщина….

— Я все знаю про эту женщину, она моя жена. И я не собираюсь сейчас по телефону это обсуждать. Я принял решение, и ты узнаешь первым. Отбой.

— Надеюсь, это верное решение, брат, — устало произнес младший, вешая трубку.

— Громко говоришь, — донеслось до него нежно.

Женщина сидела напротив, а он даже не заметил, как она скользнула в ложу. Он сам не был в оперном тысячу лет, но вдруг решил, что им обоим это необходимо. Решил как всегда за всех и теперь пожинал плоды.

— Потрясающе выглядишь, — произнес он, целуя руку. — И опять говоришь …

— … кратко, — Джо ослепительно улыбалась. Алое бархатное платье без плеч было длиной до пола, но вдоль одного бедра шел разрез почти до талии. Шею обвивала алая же бархотка, длинные атласные перчатки были золотистыми, как и туфельки на шпильках с высоченным каблуком. В таких не рисковала гулять даже его дочь. Что ж, в некоторых вопросах все решал опыт.

— Ты знаешь, как я отношусь к этому языковому парадоксу, — в зале начал гаснуть свет, и он заговорил тише, приблизившись к самому уху, по инерции, только потом вспомнив, что в ложе их только двое. — Я просил тебя. Ты хочешь клятв? Извинений? Валяния у тебя в ногах? Думаешь, я этого не сделаю, Джо?

Вместо ответа она взяла его за руку, заключив его большую ладонь между своих узких и тонких пальцев. Кончики ногтей едва покалывали кожу там, где она касалась его, вызывая щекотную дрожь. Если она не отпустит его руку прямо сейчас, он за себя не отвечает. Раздались первые аккорды, оркестр заиграл вводную увертюру, после которой на сцену должны были выйти солисты.

— Хочешь знать? — уточнила она таким тоном, что по телу прошел озноб.

— Хочу, разумеется. — ответил Тайвин, чувствуя, что видеть ему уже не нужно. Все органы чувств отключились, отдав поводья осязанию, мир сузился до размеров ладони, которую она держала. Руки Джо потянули его ближе, кладя захваченную в плен ладонь на ее живот.

— Хочу, — произнесла она, отпуская свои руки лишь для того, чтобы скользнуть ими по руке Тайвина от прижатой к ее животу ладони до плеч, а затем в волосы. — Тебя. Сейчас.

Он никогда не раздевал женщин в такой обстановке, но для первого раза справился неплохо. Скатанные перчатки отправились под кресло, платье благоразумно открыло ноги, стоило лишь потянуть его вверх. Темнота действовала возбуждающе. Он посадил Джо на колени лицом к себе, и пока они целовались, она что-то сделала с верхом платья так, что оно переехало на талию. Его горячие ладони накрыли ее грудь. Прикосновение кожи к коже действовало как наркотик, вело, убивало и снова рождало на свет. Продолжать целоваться было правильным решением — слишком много звуков приходилось гасить, но чем дальше они это делали, тем глубже становился поцелуй, языки сплетались, как змеи в клубке. Он знал, что его женщина сдерживаться умела лишь в жизненных ситуациях, когда-то он сам этому научился у нее. В постели этот фокус равно не удавался обоим. Его ладони скользили к ее бедрам и обратно, проходя вдоль кружева чулок к нежному атласу обнаженных бедер.

— Тай, поторопись, — прошептала она в самое ухо и принялась расстегивать его брюки, высвобождая плоть. Все было так стремительно и слаженно, словно они практиковали секс в темноте с незапамятных времен. А потом ее бедра своим пылающим объятьем прижались к его, и ничего разумного в действиях не осталось. Позже он не мог сказать, что и как делал. Он потерялся в ощущениях.

Когда схлынула первая эйфория, Джо вдруг, запечатлев на его губах долгий, нежный и по-своему благодарный поцелуй, скользнула вниз на пол, к его коленям.

— Джо, пощады, — попросил он. — Не так быстро, мне же не пятнадцать.

— Слушай оперу, — донеслось снизу. Он по-честному пытался вслушаться в очередную арию. Громкость и слышимость была прекрасной, вот только горячее прикосновение ее губ и рта планомерно выдавливало из него все мысли. А потом женщина скользнула вверх, поднимаясь с колен, обернулась спиной и оперлась на перила, прикрывая грудь ладонями. Вдалеке слева и справа виднелись другие зрители, еле угадываемыми очертаниями лиц, да блеском биноклей и очков дававшие намек о своем присутствии.

— Иди ко мне, — позвала она, и он осторожно обнял ее, поставив ладони слева и справа от ее бедер.

— Ты решила послушать оперу или понаблюдать за сценой? — уточнил он, наклоняясь к ее уху. Вместо ответа она нашла ладонью его член и осторожно сжала.

— Хочу, — прошептала она мечтательно, запрокидывая к нему голову, — чтобы ты сделал это стоя. Всегда мечтала, чтобы меня грязно оттрахали в концертном зале. Почему не в этом? Да, и по возможности, на виду у всего зала, с воплями и стонами. У меня хороший вокал, черт побери! Достаточная цена за мою речь?

Грязно, значит… Если бы это было возможным, они бы не покидали ложу до утра. Ну или сам зал. А может, даже и сцену. Когда-то им неплохо удавались перемещения в процессе занятия любовью. Всплыла в голове сцена из мультфильма, который когда-то до дыр засматривала дочь — Русалочка просит у ведьмы ноги в обмен на голос. Голос в обмен на секс — не такой уж и плохой обмен, он выигрывает в обоих случаях.