====== Глава 22. ======
Последняя из потерянных глав)) И я так и не придумала к ней названия...
Аллен Уолкер очень редко задумывался о вечном, настолько редко, что даже не мог точно сказать, что такое это вечное. Конечно, он слышал о разных «вечных» предметах, идеях, смыслах и далее по списку, но помнил ещё с самого детства, как не мог понять значения этого слова. Его детский непритязательный взгляд никак не мог смириться с тем, что может существовать что-то «вечное». Как, если люди умирают? (почему-то в детстве он связывал именно эти два понятия).
Став старше, Аллен вообще перестал задумываться о подобной философии и о семантическом значении некоторых слов, но всё равно не мог понять, как может существовать что-то, названное людьми вечным, если люди по крайней мере не могут не только заглядывать в прошлое, но и узнавать, что там будет в будущем.
Вечное то, что существовало или по крайней мере будет существовать всегда.
Слово–то какое громкое, а люди снова приравняли его к глупым человеческим меркам, ровняющим уже даже какую-то половину столетия жизни человека к очень большому сроку. Это было так похоже на людей: приравнивать себя к чему-то великому.
Аллен никогда не верил в Бога. Во всяком случае в детстве, потому что те, кто проповедовали и объясняли, что всем воздаться по заслугам, и что все люди хороши, всё равно смотрели пренебрежительно на такого урода, как он. И повторяли о смирении.
В его жизни до поры до времени не было людей, которые первым делом не отвернулись бы от него из-за внешнего вида. Впрочем, рука на первых годах жизни была ещё и полностью не трудоспособной.Возможно, если бы он мог шевелить и работать ей, как сейчас, то его бы кто-нибудь да принял.
Сейчас Аллен думал, что ему с его судьбой повезло оказаться в цирке, где его почти никто не замечал и не трогал, где его кормили, не поручали ничего ужасного. Ему на самом деле было не на что жаловаться. Да, там была парочка жестоких людей, что любили просто выпустить злость и поизмываться над маленьким ребёнком, да, его, бывало, избивали и оставляли без еды или на холоде, но Аллен никогда не делал из этого трагедию. Он принимал это почти как должное, просто, как и любой другой человек, ощущая горькую обиду: «За что?». Однако вопрос казался совершенно глупым, и его задавали все вокруг, так что пользы от него не было.
Так сложилось, так получилось.
Ему не было чересчур плохо. Гораздо больше горечи доставила ему смерть пса Маны, которого звали так же, как сейчас мальчика. Казалось бы, они почти не были знакомы, просто животное, в отличие от людей, не страшилось его руки и не пренебрегало им.
В общем, ему действительно повезло. Он не был слишком красив, чтобы его послали на совсем уж унизительную работу, носящую неизменно сексуальный подтекст. О том, что в разных ночных заведениях работают даже дети обоих полов, он узнал довольно рано. К тому же в его окружении не было ни одного по-настоящему озабоченного извращенца, а женщины, работающие в цирке, получали всё внимание себе, какими бы уродливыми не оказались.
В то же время его не продали на какие-нибудь каторжные работы, где он мог оказаться просто бесправным куском дармовой рабочей силы. Когда Аллен только начинал работать на Учителя, ему пару раз приходилось работать на рудниках за какие-то пару монет, и он видел там парочку абсолютно бесправных бедняг.
В мире хватало несчастья и несправедливости, и чтобы там себе не представлял Канда, Аллен никогда не ставил перед собой задачу немедленно спасти всех. Он слишком хорошо знал, что всем помочь не сможет и помогал тем, кому мог или имел хоть малейший призрачный шанс помочь.
Но на самом деле так сложилось, что, почти как настоящие священники, он заботился не о жизни людей, а о том, что произойдёт с ними после. Только те замаливали грехи перед мифическим, а может и правда существующим и выслушивающим Богом, а Аллен отпускал порабощённые Тысячелетним Графом души.
И священник, и Аллен так же работали и с живыми. Священник помогал обрести душевный покой, если он, конечно, был настоящим, а Аллен старался спасти хотя бы жизнь.
Все-таки не зря экзорцистов называли в народе «чёрными монахами», в них было гораздо больше духовного, чем многим хотелось бы. Профессия такая получилась, вот только не все это осознавали или не все показывали, что отлично это осознают.
И экзорцисты же были одним из самых показательных примеров доказательства существования Бога, вот только Аллен сомневался какого именно, и Бога ли? А точно ли в таком случае Нои связаны с дьяволом? Или здесь может быть ошибка?
Вслух такое он говорить не решался, кроме очень уж экстремальных ситуаций, когда ему не посчастливилось на весь Азиатский отдел проорать, что ему плевать на Бога.
Кстати, может этот браслет, который пытается его убить, и есть то самое наказание?
Но на самом деле речь должна была идти совсем не о прошлом Аллена Уолкера или его взгляде на мир, Бога и тайны бытия. Более того, Аллен редко думал над такими вопросами, а его мнения складывались просто сами собой. Его однажды спрашивали о чём-то, и он сразу знал, что относится к этому вопросу именно так. Словно где-то в глубине его сознания собран небольшой консилиум особых умников, которые вместе решают основные принципы мироздания и то, как Аллен их будет воспринимать. Во что он будет верить, а во что нет, грубо говоря, и как к чему относиться.
Так что получилось, что Аллен почти никогда не думал о религии, пожалуй, так же, как и она не думала о нём, но это тоже никому не нужная лирика.
Всё начиналось с бесконечности, а закончилось Алленовской непросвещённостью и стоическим нежеланием верить в навязанный образ Бога. Именно об этих двух совершенно не сочетаемых темах и аспектах восприятия мира и думал Аллен в этот душный, пыльный день, шагая прямо за Линком вдоль каменной, оборонительной стены, которой было «хрен знает, сколько лет» и которая длилась «хрен знает, сколько миль». А, впрочем, нет, кажется, его гид был настолько замечательным, что даже назвал Аллену полную продолжительность этой стены, а значит об этом знает кое-кто, помимо хрена и несчастный овощ поминать совсем не обязательно.
Они высадили где-то недалеко от Тибра, но им пришлось пересечь реку и отправиться в город для того, чтобы теперь уже почти полчаса идти вдоль стены и ожидать явления некоторого собора. (Аллену было почти стыдно, но он банально прослушал, когда Линк завёл речь о нём, и не запомнил даже названия, хотя был уверен, что это что-то известное).
Аллен плёлся на пол шага позади Линка, наблюдая за уходящим за горизонт солнцем, с облегчением понимая, что сегодня его никто допрашивать не будет, все мучения начнутся только завтра, а сегодня Линк должен был просто привести их в отведённые им покои, отчитаться о прибытии и всё. Оказывается, сделано это было отнюдь не для того, чтобы гости смогли отдохнуть, а для того, чтобы ни в коем случае не сорвать продуманное расписание, чтобы было время в запасе.
Аллен лениво отметил, что в таком случае всё в порядке, всё отлично складывается, и продолжил свой скучный путь, пытаясь не отвлекаться и не заглядываться на увиденные отсюда великолепные строения соборов или чего-то подобного.
Чувствовал себя невежей.
Идя здесь прямо за Линком, который сегодня воодушевленно блистал своими интеллектуальными познаниями, Аллен действительно ощущал себя снова не экзорцистом, человеком в принципе уважаемым и нужным, а каким-то грязным замученным сироткой, который не может понять в силу своего скудоумия всю важность этих слов, всё величие этого государства-города…
Кстати, о государстве-городе. Аллен, конечно, об этом уже слышал и, вроде бы, знал, но стоило увидеть своими глазами, и он вспомнил, что политические, торговые и военные отношения стран это сложно, а вот на тебе, такое чудо посреди мира произрастает и как-то существует. Правда он тут же сообразил, что, вообще-то, тоже почти без проблем шатается по свету, его везде принимают, а почему? Да потому что у него на форме та самая роза ветров.
