И правда, острие, слегка надавливая, совсем не больно заскользило по коже. Вот только, вопреки словам Ноя, метка получалась немаленькой. От лопатки до лопатки в ширину точно. Под самую шею и, кажется, довольно низко уходила вниз. Высоту этой татуировки Аллен по наброскам Тикки установить не смог.

— Надеюсь, ты прилично рисуешь.

— Настолько же, насколько ты меня веселишь, – фыркнул Ной, отодвигаясь. Аллен отлично почувствовал, как мужчина, устроившийся на нём, переместил свой вес.

—Я даже не пытался…

— Мне надо привязать твои руки.

Аллен поперхнулся на полуслове.

— Чего?

— Это будет дополнительной фиксацией. Ты можешь дёрнуться в самый неподходящий момент, и вся работа будет насмарку.

— Я не дёрнусь! — Подумать только, Тикки думает, что Аллен не выдержит боли от выжигания татуировки!

— Хорошо, — слишком охотно согласился Тикки, откладывая свой инструмент. – Если дёрнешься, и я смажу узор, то я потом сам сдеру с тебя кожу, чтобы позже начать заново.

— Ты шутишь? — Тишина в ответ была красноречивей любых слов. Обернувшись, юноша увидел, что Ной, зажав плоскогубцами короткую, но острую спицу, задумчиво вертит её над пламенем, и с глубоким вздохом всё же протянул Ною руки.

Особенно выдумывать, когда под руками есть спинка, Ною не пришлось, а потому довольно быстро и ловко он перевязал ладони юноши, как будто не замечая, что тот начинает дрожать и отчётливо жалеть о своей беззащитности. Единственное, что успокаивало Аллена в такой ситуации, это то, что он был в Ковчеге, где есть Неа, хоть и слабый, на двадцать четыре часа связанный Ковчегом. Если что-то пойдёт не так, этот полуНой узнает. Он не зря заходил сюда как раз перед этим. Он следит за тем, чтобы они с Тикки не натворили глупостей.

Но когда раскаленное остриё впилось в его кожу, Аллен вскрикнул, вжимаясь в кровать, понимая, что они уже творят глупости.

Впрочем, это было не столько больно, сколько неожиданно.

— Предупредил бы хоть! — раздражённо выдохнул Аллен.

— Не болтай под руку.

Небольшой молоточек вновь ударил по спице, и та впилась в кожу неприятным, болезненным ощущением. А потом ещё раз. И ещё. А Аллен лежал и мысленно повторял, что Неа здесь, близко, за дверью, и Тикки ничего с ним не сделает. Ничего более того, что было оговорено. Это была его защитная мантра.

Через некоторое время юноша с удивлением осознал, что в глазах скопилась влага не то от осознания своего положения, не то от боли. Дыхание стало прерывистым, а сердцебиение слишком быстрое.

Это было сложно – попытаться сосредоточиться на боли и спроецировать картинку со спины у себя в голове, чтобы понять, что именно там с таким усердием, едва ли не мурлыча (или рыча?) вырисовывает Ной. Учитывая вкусы Тикки и смысл, который должен был отражаться в этой метке, Аллен сомневался, что ему понравится. Но угадать даже приблизительные очертания никак не получалось.

Влажная ткань аккуратно протёрла его прямо под особо больным участком кожи, и Тикки на некоторое время отвлёкся, очерчивая пальцем самую высокую часть татуировки, практически выходящую на шею. Это было немного щекотно и приятно. И горячо. Откуда горячо, Аллен не знал, но знал, что ему жарко не от прикосновений спицы, а от прикосновений мягких пальцев. А ещё он знал, что его щёки пылают и что ему страшно и интересно.

И он больше не может вынести тишины.

— Правда, Тикки, я очень надеюсь, что это не будет действительно ужасно. — Голос Аллена предательски дрожал, а в конце и вовсе сорвался из-за нового болезненного нажатия.

— Не беспокойся.

— Не могу. Я думаю слишком много об этом, — пожаловался Уолкер, осознавая, что говорить в его случае гораздо интереснее, чем молчать.

— Возможно, тебе даже понравится.

Тикки вновь оторвался от своего занятия, на этот раз приподнимаясь. Подушка прогнулась под ладонью мужчины рядом с головой юноши, и тот удивлённо попытался вывернуться и понять, что Ной делает. Аллен не мог разглядеть Тикки из-за собственных прикованных к спинке рук, но Ной легко вжал его локоть в подушку и, схватившись за подбородок Аллена, помог ему повернуть шею, сильнее впиваясь в его губы поцелуем.

— Аллен!! — дверь распахнулся, и в комнату ворвался новый посетитель – Линали. — Лави наконец-то очнул… Ной? А что вы?..

Аллен тихо застонал, утыкаясь лицом в подушку, а Тикки меланхолично взглянул на краснеющий кончик спицы.

Лави никогда ещё за всю свою жалкую, никчёмную жизнь не чувствовал себя так странно и не желал настолько сильно себя унизить и затоптать в грязи. Осознание собственной ничтожности пробиралась в его сознание всё сильнее с каждым новым часом, когда он понимал, что ещё немного, и просто сгниёт заживо. Ощущать эту тупую боль и немощь, понимать, что собственное тело разлагается на куски и ощущать подступающий к горлу ужас от собственного бессилия — в такую ситуацию он ещё не попадал. И факт, что причиной была его собственная глупость: бродил себе по городу, в котором могло быть до фига опасности, и, первым заметив Роад, дал ей знать, что он там… На что он надеялся? На то, что подразнит девчонку и удерёт? Так у него никогда не было врат Ковчега, которые открывались бы по его желанию. Он был один и не был слишком силён, как экзорцист. Он уступал и Аллену, и Юу в этом плане.

Обиднее всего было за старика Панду, который до последнего надеялся, что из Лави выйдет толк... Как раз весь толк и вышел. Осталась только дурь.

В слова о том, что ему смогут помочь, Лави не верил и тогда, когда наконец-то пришёл валящийся с ног Алма и сказал, что всё сделает. Это было просто нереально. Лави давно перестал чувствовать руки и ноги, только иногда что-то болело, что было странно. Оказалось, что гниение не такой уж болезненный процесс. Его удивляло скорее полное осознание происходящего. Смотреть на самого себя, ощущать, как слои кожи начинают слазить, словно какая-то плёнка, понимать, что от чувствительно тела не осталось и следа, чувствовать этот постоянный жуткий запах, который исходит о собственного тела…

Это было действительно ужасно.

И Лави никогда и никому в жизни подобного бы не пожелал. От попытки упросить убить себя его останавливали только убеждения, что Алма сможет его вылечить. Не хотелось выглядеть совсем уж размазнёй, особенно сейчас, когда его вытащил из лап Роад ни кто-то там, а сам непрошибаемый Канда Юу. К этому суровому мечнику у него была пара вопросов, но, как на зло, в тот единственный раз, когда к нему заявился Юу, Лави совсем забыл всё, о чём хотел поговорить.

Он был в шоке. Юу. Всё такой же, как всегда, строгий. Прямой, выплёвывающий слова так, словно за тот факт, что он что-то произносит, уже должны быть ему по гроб благодарны. Всё те же тёмные глаза, в которых можно пропасть, забранные в хвост блестящие волосы и та же манера держаться.

Хотя. На сей раз к ней явно прибавилось что-то новое. Что-то было в его поведении не таким. А рассудок Лави был слишком слаб для глубоких заумных анализов. Он просто бормотал что-то странное, пытаясь заставить Юу проявлять более явные эмоции и, как дурак… любуясь!!!

Любуясь, любуясь, любуясь, любуясь!!!! Он!! Ученик Книжника!! Любовался парнем!!

Он достоин самой страшной смерти. Но только не такой. Нет. Пусть придёт Панда живой и здоровый и наконец-то убьёт его по-своему, казнит прилюдно. Потому что его ученик не достоин топтать эту землю. Не достоин…

Когда Лави впервые понял, что его привлекают парни? Когда увидел Канду Юу.

Когда Лави понял, что его привлекает Канда Юу? В самую первую их встречу.

Когда Лави понял, что это что-то большее, чем просто влечение? Когда Юу пришёл его проведать или тогда когда тот его спас..

Походило на комплекс принцессы.

Лави готов был умолять о смерти.

Он всегда заглядывался на красивых девушек и, хоть и не тащил их сразу же «на сеновал», был не прочь разлечься, если такая возможность есть. Да и просто наблюдать красоту тонких ножек, упругих бёдер, округлых ягодиц… Ммм, какой здоровый парень не будет подобным наслаждаться? Да и Панда, видимо, был уверен, что такой ветреный парень, как Лави, вряд ли сможет вот так встреть посреди улицы или в глубине задрипанной забегаловки свою любовь на века.