И ничего странного не было в том, что именно этот Ной сумел удивить даже Тринадцатого, не только разоблачив их двоих, но и не став выдавать настоящее положение дел Тысячелетнему Графу.

Кстати, прислушавшись и обратив на это внимание, Мудрость понял, что Трайд, он же Правосудие, называет Графа Адамом. Так же, как и всех остальных Ноев, тоже называл по именам. Когда он набрался храбрости и поинтересовался, почему так происходит, тот только улыбнулся кончиками своих тонких неулыбчивых губ и, прикрыв тёмные глаза, ответил. Ответил, вопреки ожиданиям Мудрости. Сказал, что пока не ясно, кто из них что из себя будет представлять в будущем. Сказал, что Семья будет обновлена, и называть их старыми именами Ноев не корректно.

Вот тогда-то Мудрость впервые начал всерьёз переживать за будущее семьи. Грядущее казалось всё более и более туманным и пугающим. А разъяснений по этому поводу никто дать не мог.

— Могу я хотя бы узнать, что я здесь делаю и не хватится ли нас пропавших уже на пару суток? — снова подал голос Вайзли.

— Нет. — Ответил Правосудие, отгибая уголок у газетной выписки и присматриваясь к мелкому шрифту. — Ты со мной, если не забыл. И пока я присматриваю, никому и в голову не придет, что что-то произошло.

— А тебя не могут заподозрить в отступничестве?

— Нет.

Объяснять свою уверенность в данном вопросе Трайд не стал.

— Значит, так как ты присматриваешь за мной, никаких вопросов не возникнет.

— Не только за тобой. Я присматриваю ещё и за Тринадцатым. Так даже если нас здесь всех вместе обнаружат, вопросы могут возникнуть только по всей вот этой собранной информации. Но и то наверняка никто не обратит на неё внимания.

— Смотря кто, — скромно вставил своё слово Тринадцатый.

— И зачем мы здесь? Чтобы надышаться этой пылью?

— Если так желаешь, можешь попробовать убраться, но пыль скапливается здесь с такой скоростью, что мне начинает казаться, что я живу в какой-то аномальной зоне, — отметил Тринадцатый, прерывая линию и отбрасывая от себя дощечку. Он прошелся кончиком своей царапающей палочки по губам и покачал головой. — Придётся тянуть резину.

— Сидеть и ждать?

— Месторасположение Четырнадцатого, — пожал плечами Тринадцатый. — Если он и правда за зеркалом, то есть реальный шанс, что, как только он освободится, он сможет возродиться как любой Ной.

— Значит, родится только вот сейчас, а сколько ещё лет до пробуждения? — хмыкнул Правосудие.

— Надо перепроверить общие черты, но.. я выдохся. Что там у нас сегодня на обед?

— Кислородные блюда с низким содержанием азота и, если уж очень захотелось, углекислого газа, — отозвался Правосудие.

— То есть мы снова на голодном пайке? И как в таких условиях работать?

— Так, стоп! — Мудрость резко вскочил на ноги, и одна из ручек кресла едва не отвалилась. Неуверенно покосившись на ненадёжный предмет мебели, Вайзли отошёл от него на пару шагов, ближе к мутному, грязному окну и попытался вспомнить, что его так потревожило. — О чём вы говорите? Я не понял ни слова! Кто-то не посвятил меня в свои планы! Мне уже надоело, что вы раздаёте указания, ничего не объясняя, а я выполняю их одно за другим! Просто так! Ни за что!

— Мы прикрываем тебя, — напомнил Тринадцатый.

— Это я вас прикрываю и не докладываю. А меня вы как раз сдали с потрохами, уверив Графа, что всё не так уж страшно, но за мной надо следить!!

Повод обижаться действительно был. Правосудие после недолгих бесед с Тринадцатым, недавно с гордостью объявившим, что у него теперь есть новое имя — Самми, решил, что Мудрость могут скоро раскрыть. Вайзли и без них понимал, что ходит по краю и слишком заметно изменился. Он так же устал от этого странного положения, когда ему приходилось постоянно скрываться и прятаться. Так что в некотором роде был доволен своим разоблачением. Особенно тем фактом, что его решили обелить по возможности: заставили самого пойти и повиниться во всём Графу.

Собственно, несколько раньше он сам действительно был очень близок к тому, чтобы отправиться повиниться и сдать Тринадцатого со всеми его тайными вылазками и ворохом подпольных интриг. Так что выглядело всё это более чем правдоподобно. Казалось бы, обижаться не на что, но…

Но что-то гложило его и заставляло по-детски надувать губы и отворачиваться от своих братьев.

Он действительно подозрительно очеловечился.

Негромкий хлопок прервал его размышления, а Самми разочарованно зашипел, отнимая старый, с пожелтевшими страницами журнал от шкафа и начиная оглядываться.

— А вот проводил бы уборку, столько мелкой живности здесь бы не проживало, — деловито заметил Правосудие.

— Какой ещё мелкой живности? — не понял Мудрость.

— Мух, пауков, тараканов..

— Тараканов??? — Вайзли подскочил, едва сдерживая в себе порыв забраться обратно в кресло с ногами. Но ему в голову пришла более интересная идея: он схватил первую попавшуюся книжку и треснул ей по голове Тринадцатого.

— Ай, ты что взбесился?

— У тебя что, тараканы? — с нотками проступающей истерики возопил Мудрость.

Правосудие просто хлопал глазами, недоумённо переводя взгляд с одного брата на другого.

— Ну.. да.

— Где??

— Да везде, — Тринадцатый неопределённо махнул рукой, — но я не замечал, чтобы они мне мешали. Даже когда обнаруживал их в постели…

— Ты спишь с тараканами!!!

Правосудие сорвался в громкий хохот. Но Мудрости некогда было отвлекаться на такую диковинку. Он был в панике и точно не знал, откуда у него этот страх перед тараканами, но это было настолько мерзко, само понимание, что только что он сидел на кресле, где могли свободно ползать тараканы.

— Как ты вообще можешь жить в таких условиях!? Я уже не говорю про работу! — Мудрость вновь бодро замахнулся и врезал опешившему Тринадцатому по лбу. — Не удивительно, что ты такой больной! Тараканы все мозги и сожрали!

— Да ладно, это детская сказка, про тараканов в голове! — нахмурился Тринадцатый, явно пытаясь определить, как теперь вести себя с этим взбесившимся чудом.

— Ничего подобного! Они заползают в уши, когда мы спим, и жрут мозги!! — продолжал распаляться Мудрость, нанося удар за ударом по своей отступающей жертве.

— Да откуда ты вообще взял эту ахинею??

— Из своей человеческой жизни, наверное, — хмыкнул Правосудие.

Мудрость замер с занесённой книгой.

— Да, — неуверенно протянул он. — Я помню что-то такое. Помню, мы были в ночлежке, мне было тогда тринадцать, кажется, и кто-то такое рассказывал. Один мой друг детства странно умер, и ходили разные байки на этот счёт.. Но тараканы.. Это же всё равно мерзко!

И ещё один громкий хлопок от впечатавшегося в маску Тринадцатого собрания сочинений. Самми тут же взвыл, отворачиваясь и зажимая нос, Мудрость, сосредоточенно пытаясь понять, чего это он так вспылил, не мог прийти к нормальному выводу. Стоило только подумать о тараканах, как плечи передёргивались сами. Большие, жирные тараканы, с коричневатой или чёрной спинкой, шевелящие усиками и заполонившие пространство…

Это было просто мерзко.

— Ну что, Тринадцатый, какой вывод ты сделаешь теперь?

— Мудрость лгал, когда говорил, что слабак, — слегка гундося, отозвался Ной, сдирая маску и отшвыривая её в сторону. — А ещё он псих.

— А ты отвратительно работаешь.

— Уж извини, условия не те! — ядовито отозвался Тринадцатый. Его явно задевало, что если раньше всем заправлял и командовал именно он, то теперь, после прихода Правосудия в их компанию, именно он и стал всем заправлять.

— Что вы там говорили про Четырнадцатого, — решил вернуться к первоначальной теме Мудрость. Глядишь, теперь ему хоть что-то внятное ответят.

— Да. Мы гадали, когда же он к нам вернётся, — ответил Тринадцатый с едва ощутимым горьким вздохом.

Мудрость напомнил себе, что эти двое были отцом и сыном, и, возможно, Тринадцатый воспринял смерть Четырнадцатого гораздо хуже, чем остальные. И раз он настолько очеловечен, то наверняка ему было очень горько. Вайзли первое после пробуждения время пытался узнать обо всем, что происходило в прошлом поколении, и, насколько понял, Четырнадцатого с его отцом пытались разделить, а его мать, вроде бы, была уже мертва. Подробностей не прилагалось, но это было вполне понятно.