И белое небо.

Не небо, всего лишь натянутый, старый тент, который даже от старости посерел и местами протёрся до дыр.

Замороженный мозг никак не желал въезжать в ситуацию. Руки тряслись, колени разгибались и сгибались с едва ли не слышимым скрипом, в памяти не было ни одного ответа на вопросы: где он, как он здесь оказался, почему и за что?

Что за ерунда? И почему здесь так холодно?

Юноша выдохнул, ожидая увидеть клубы пара, но здесь определённо были проблемы с физикой. Словно в сломанном кем-то мире. Мире чёрной луны.

Постойте-ка! Мир чёрной луны, мир руин, мир под водой, мир-отражение! Осознание вспыхнуло подобно замасленному фитилю, и силы тут же вернулись в его, лишь условно существующее тело. Всё же это был сон или то, что Аллен привык считать сном.

Но никогда раньше он не был на другой стороне.

Всё когда-нибудь происходит впервые — теперь он понимал это как никогда ясно и верно. Особенно то, чему суждено случиться. Его всегда тянуло к воде невидимыми канатами, кто-то, или что-то желало притянуть его к воде и заставить нырнуть сюда. И теперь он изначально здесь.

Ноги наконец-то сумели принять на себя вес непослушного тела, руки всё так же тряслись, отчаянно не хватало тепла, но Аллен уже определил свою цель и готов был идти к ней до последнего. Он искал озеро. Через него можно было упасть в более приветливый, только расцветающий мир, который казался более правильным.

Но сейчас, сейчас…

Ветер продолжал наматывать круги по этой дикой пустоши, в тысячный раз обходя покинутые всеми владения, потирая бока о старинные развалины. Или, может быть, даже древние развалины? Аллен не знал, сколько им лет. Но он чувствовал кое-что иное: этот мир был настоящим.

Он не смог бы объяснить это словами, не существовало слов, которые могли бы передать его эмоции и чувства. Но этот буйный, погребальные ветер, эти поваленные деревья, громоздящиеся вдали, выгоревшие дотла строения – всё это казалось слишком реальным. Болезненно стискивающим сердце и заставляющим скапливаться в уголках глаз необъяснимые слёзы.

Он оглянулся назад, отлично зная, что там увидит.

Не было спокойной глади озера, она волновалась и покрывалась рябью и почти вся была покрыта осколками, что Аллен раньше наблюдал лишь снизу. Или сверху – как объяснить странное расположение этих двух миров, приклеенных к одному основанию, он не знал. Он лишь постепенно, отмечая мелкие царапины или искусные вырезы, поднимался взглядом по громадному нагромождению блоков. Всё выше и всё дальше от озёрной глади, грани между этими странными мирами, оживающим и погибшим.

И сегодня на вершине снова не было никого. То ли он придумал хохочущего безумца, то ли тот исчез, когда Аллен не захотел к нему пробираться, то ли юноша и был тем безумцем.

Взгляд опустился вниз.

Отсюда было сложно разглядеть зеленеющие первой листвой уже не такие страшные как прежде деревья того мира, в который Аллен попадал до этого. Под высоким нагромождением обломков не было видно плавучих могил, но Аллен был уверен, что они всё ещё существуют. Понимал, что тот мир продолжает расцветать, а вот этот — холодный и мёртвый, навеки погибший. И вместо сотен и тысяч могил здесь была лишь одна — это нагромождение, этот своеобразный памятник, состоящий лишь из жалких фрагментов былой, ныне окаменевшей жизни. С другой стороны были могилы людей, а это… это могила целого мира.

Могила мира.

Аллену было трудно дышать.

Он и сам уже не чувствовал себя живым, не вполне понимая, что произошло, но трагедия врывалась в его существо с бесцеремонной болью, которую невозможно было сдержать. Два мира отражения, один из которых лишь зацветал и казался ненастоящим, а второй умер.

Что они значат? Какой из них является истинным? Должен ли Аллен вообще пытаться перебраться на ту сторону, уходить от боли? Разве трудности когда-нибудь пугали его, заставляя отступать и искать простые дороги? Разве он имеет право не быть здесь, не поддерживать хоть собственной жизнью этот замерзающий мир?

Что правильно? Что является настоящим?

Что?

Он стоял на коленях у самой кромки неспокойной воды и понимал, что не может так просто променять одно на другое. Должен отойти или сделать что-то для пробуждения. Или, быть может, он попал сюда, чтобы что-то понять и не имеет права на ранний выход?

И если это сон, то не слишком ли много в нём смысла? Смысла, который его разум постигнуть не в силах!

— Интересно, чья это могила…

Шёпот, шорох, шебаршение. Аллен не мог точно ответить, слышал ли он эти слова или они пронеслись в его голове. Но, похоже, он опять был здесь не один.

— Она уж слишком подозрительна для противовеса тысячам обычных…

— Обычных чего? — Аллен едва разомкнул губы, но вопрос получился довольно громким, испугавшим в первое мгновение его самого. Не то боялся, что обнаружит какой хищник его, не то чего-то ещё.

— Могил, разумеется. Разве мы не о них?

Голос, странный голос, единственная приходившая Уолкеру в голову ассоциация — тёмный. Бывает же, люди звукам цвета приписываю, вот и Аллен приписывал звучанию этого голоса тягучий чёрный, сплошь покрывающий всё, до чего дотянется. Но он раздавался снизу, из-под земли, если быть более точным, из другого мира. И был знаком. Во время своей первой прогулки Аллен слышал не только безумный смех, но и кого-то ещё. Того же, кого и сейчас. Тогда он звал его по имени, хотя имени Аллен и не слышал.*

Впрочем, если вспомнить, что после этого он ещё и с луной общался, с той, которая светит, то можно объяснить или придумать что угодно.

— Что здесь происходит?

— Ничего.

— А что здесь происходило?

Ведь не сами по себе возникли эти руины?

И почему он никак не может смириться с тем, что это всего лишь сон?

Тишина в ответ – либо не знает, либо скрывает.

— И что мне делать?

— То, что считаешь нужным.

— А что я считаю нужным?

Аллен ожидал, что в ответ рассмеются, но собеседник из соседнего мира ответил всё так же серьёзно.

— Решить что важнее. Он ведь сказал, когда пришёл в последний, третий раз. Но не смог дотянуться... Не знал имени, настоящего имени в то время, и всё вернулось, когда защита тайны уже пала.

— Имени? Тайна? Ничего не понимаю. И который из миров более важен? Но... они оба важны, разве не так? — Аллен попытался сдвинуть затёкшую ногу, чтобы устроиться в более удобной позе, но сделать этого не удавалось. Потому он немного покряхтел, слегка завалился на бок из позы на коленях и продолжил разговор. — Почему я должен выбрать один и какие это будет иметь последствия?

— Ты уже видел последствия. И ты знаешь, всё уже произошло. Догадываешься. Прошлое. Минувшее. Это и есть разгадка.

Всё меньше и меньше понимал Аллен.

— А ты не будешь снова пытаться меня поймать, как во время нашей первой встречи?

Не то чтобы это была попытка поймать, просто его собеседник сказал, что Аллен больше никуда от него не убежит. И хотелось бы знать, что конкретно он имел в виду.

— Это была констатация факта. Мы рядом, но не так, как следовало бы. Мешает.

— А почему мы должны быть рядом?

— Не то.

— Что не то?

— Ты сказал не то, что сказал я…. — в голосе отвечающего послышался смех. — Зачем искажать значение?

— Ты у меня спрашиваешь? Да кто ты вообще такой!? — вскрик Уолкера взвился к небу, к чёрной, опустошённой луне, а прямо под ним кто-то засмеялся.

Аллен лишь через некоторое время осознал, что смеялся он сам.

И голоса больше не было.

Были лишь два мира, разделённые гладью воды. Тот, что мёртв с одной единственной могилой, и тот, что жив с тысячами могил. Что это? Будущее, которое он выбирает? Одна или множество? И почему они поставлены будто равноценные, тогда как Аллен понимал, что это не так?

Он протянул белую, словно снег, руку к самой воде, и та, словно ощутив это, подобно живому существу замерла.

— Я говорил сам с собой, да? — спросил он у своего отражения, которого даже не видел или не запомнил. – Но почему тот “я” так отличался от себя? — И Аллен коснулся ледяной жидкости, решительно погружая в неё руку. Вода тут же вспенилась, дёрнула юношу в себя, опрокидывая полностью, погружая в глубину другого, оживающего, зацветающего мира с сотнями и тысячами обелисками смерти и гигантским огрызком сияющей, бесцветной, но такой тёплой луны.