— Ты не выглядишь как человек, которому есть чем себя развлечь, Уолкер.

Аллену хотелось в ответ возмутиться, что очень даже есть, но изо рта вырвались другие слова:

— Я здесь не чтобы развлекаться! — и нахмурился. Будто было что-то, что его задело. Что-то, чего гость знать не должен был.

— О да… — весомо протянул гость, улыбаясь.

— Лучше бы объяснил, почему я не могу выгнать тебя из этого моего сна, — продолжал напирать юноша.

Но гость лишь покачал головой и ответил так, словно это само собой разумелось:

— Я управляю им.

Ну да, что может быть проще?

— То есть ты забрал контроль у меня?

— Нет. Ты уже давно не управляешь этим сном. Она не дала бы тебе.

— Она?

— Да. Ты боролся с ней. Не правда ли, это было удивительно?

— Это было глупо, — странная горечь в его голосе.

Стоп. Что глупо? О чём он говорит? Аллен попытался понять, что он тут бормочет и о чём идёт речь. Он что, во сне знает больше, чем наяву? Почему у него странное ощущение, будто он наблюдает этот сон со стороны. Но в то же время он же говорит с гостем?

Жуткое раздвоение, он здесь и не совсем здесь, за сценой и на сцене. Страшно.

Хочется немедленно проснуться, чтобы наконец-то завершить эту пытку.

— Нет, и ты тоже так не считаешь. Поразительно. Ты мог бы победить её, хоть и не уничтожить.

— Ты льстишь мне, — юноша отвернулся от гостя и опустился на кровать, которая лишь едва-едва прогнулась под его весом.

— Это немного печально, видеть тебя в таком состоянии после всех твоих попыток справиться. Да и сам твой поступок, когда ты принял на себя, хотя и ненавидя, а, может быть, и не понимая…

— Не береди мне раны. Кто ты и зачем сюда явился, сострадатель?

Но гость лишь молча подошёл к самой кровати, наклонился к сидящему юноше и коснулся губами лба, как матери проверяют у своих детей температуру, как целуют, желая хороших снов.

— Благодарю.

— За что?

— За то, что ты примешь это бремя.

====== Глава 26. Позднее завершение. ======

Сегодняшний день явно не был днём ленивых, неохотных, постепенных пробуждений. Аллен даже не понял, что именно его разбудило, но вот только странный гость его сна поцеловал его в лоб, а вот он уже лежит на спине, взмыленный, перегревшийся, наполовину под сбившимся одеялом и смотрит в потолок.

Сон или… Не сон, но тогда что, что это было??? Что? Но нет, тот парень даже обращался к нему, это связь? С другой стороны, Аллен не чувствовал лжи в словах о том, что это сон. Что это тогда было?

Сон… который уже не был сном. Что это?

И почему ему в самом деле так жарко?

И где он?

Понимание пришло вместе с лёгким поворотом головы. Ничего удивительного не было в том, что ему не было холодно: рядом с ним лежала его большая, персональная печка. Немного твёрдая, кстати. Юноша закинул на него руку под неудобным углом и сейчас, с трудом шевеля пальцами, ощущал, как сотни муравьёв топчут его кожу, впиваясь наглыми укусами до самых нервов.

А ещё печка смотрела на него.

А ещё печка была хорошо освещена. Значит, в комнате было очень светло. А вчера точно было темно. Логично? А как иначе собирать свои мысли по утрам? Правда, получалось, что уже не утро. И совсем не вчерашний день. А он в постели с рассматривающим его Тикки Микком, который на сей раз не стал никуда исчезать, а чистой силе не пришлось ничего маскировать. Хотя это ещё вопрос, к добру ли это, ведь Уолкеру ещё грозили осмотры в Ордене различные, или кто ещё мог что заметить.

Орден? Орден!

Постепенно мозаика складывалась в не самую приятную картинку. Что толпы проспавших, опоздавших на работу, на ответственное совещание, на свидание, на свадьбу, на поминки или даже на собственную казнь!? У Аллена Уолкера этим утром, давно перешагнувшим в состояние дня, была трагедия куда большего масштаба!

— Твою мать, Тикки! — его крик, наверное, был слышен на всём этаже. А, может быть, здесь звукоизоляция была получше, иначе его крики это совсем не то, что должно смутить соседей. Было уже кое-что покруче.

Щёки заливал румянец, ноги путались в простыне, и, приняв наконец-то сидячее положение, Аллен, вместо того чтобы накинуться на ошеломлённого Ноя с обвинения, судорожно втянул в себя воздух, с глухим стоном замирая на месте и пытаясь убедить себя, что эта боль пониже спины, в районе поясницы и внутри, и снаружи — явление нормальное. По крайней мере, после того, чем они с Тикки занимались ночью.

Выражение лица Ноя тут же приняло куда более озабоченный вид, и он перехватил Аллен за плечо.

— Ты как?

— Не супер, — выдохнул Уолкер, понимая, что не имеет желания жаловаться, — Но это было… слишком.

— Вчера ты так не считал.

— Вчера я должен был быть в Ордене! — наконец-то вспомнил юноша о настоящей причине своего гнева и всё же поднялся с постели, неуклюже, пошатываясь, безнадёжно оглядываясь на окно и стараясь отогнать некстати полезшие в голову мысли о том, что Тикки как раз пялится на его голую задницу.

Пусть пялится.

— Сколько времени?

— Полдень есть, судя по погодке за окошком, — отозвался Тикки, тоже усаживаясь на кровати.

— Какого хрена ты не разбудил меня, если знал? А я ведь говорил, что меня ждут в Ордене!? Да я почти нелегально оттуда улизнул! Микк, тебя что, Нои подослали, чтобы Орден меня выпер или пришил?

— Нет. Иначе бы половина вашего Ордена уже была бы здесь, наблюдала, как ты нежишься в моей кровати.

— Арр! Почему ты меня не разбудил? — взгляд наткнулся на спасительную дверь в уже знакомую ванную комнату, но юноша, прежде чем направиться прямо туда, задал последний, нелепый и бесполезный вообще-то вопрос. Чтобы до конца обозначить своё негодование.

— Ну, ты так мило спал…

В Тикки полетел сапог.

— Малыш, ну правда, что за вопли?

— Если кому-то спускают такие отлучки и прогулочки, то уж точно не мне в Ордене! Я и так после Ковчега на подозрении во всём, чём только можно. Разве что официально не объявили!

— Малыш, Малыш, Малыш, ну что ты? — Тикки, оказавшись, совсем близко перехватил его

руки, поцеловал в губы, в нос, едва касаясь, успокаивая. — Неужели непонятно, что я сам проснулся, только когда ты зашевелился?

— Ась? — растерянно выдал Уолкер. Как- то совсем забыл, что Тикки тоже спал. А значит, не имел возможности разбудить юношу.

— Я проснулся с тобой, — медленно произнёс Тикки, почти по слогам, осторожно отводя слипшиеся волосы от серых сияющих глаз. Потому что Аллен сейчас и впрямь едва ли не светился, несмотря на возмущение, обиду, переживания. И Ною до боли хотелось опрокинуть мальчишку обратно в постель, обнять крепко-крепко, вжимая юное, горячее тело в себя, и зная, что он рядом, что никто никогда не отберёт у него его Малыша. Его маленький сияющий Светоч.

— Я не маленький.

Последнюю фразу, как с досадой понял Тикки, он произнёс вслух. Аллен среагировал соответственно.

— Но ты же можешь меня высветлить, разве не так?

— Не думаю, что во мне достаточно света, чтобы спасти Ноя.

— Но достаточно, чтобы убить Графа? Забавно, твоего света хватает тоже лишь на разрушение? Тогда где же разница, которую я ощущаю?

— Не в этом дело, — аккуратно вытаскивая свои руки из крепкой хватки Ноя, произнёс Аллен, даже не понимая, как странно это может смотреться со стороны: два голых парня, один из которых ещё совсем подросток, стоят и разговариваю о свете! Но он был слишком поглощен разговором, чтобы обращать на такое внимание. — Я думаю, во мне недостаточно света.

И он знал, что это правда.

Будь он хоть трижды Шутом, который что-то значит для Сердца, будь он джентльменом, героем, спасителем, кем угодно, он знает, что не сумеет победить тьму Ноев. Не понимает, откуда, но это знание существует внутри него.

— Мне надо в душ, подумать о том, что я сочиню для Ордена.

Почти ложь. Сочинение для Ордена уже в его голове: он засёк акума на краю города, добирался до туда долго, бился, устал, начал валиться спать, нашёл ночлег и вот проснулся уже в полдень. По головке его, конечно, не погладят, но это хоть как-то и выглядит невинно и правильно: не мог же он оставить там акума?