— Не совсем. Там есть люди, с которыми мне хорошо.

— И со мной, значит, тоже.

— Иначе меня бы тут не было.

— Может быть, ты пытаешь выведать у меня информацию о враге.

— О! Как же я мог упустить из виду, что мы целыми сутками только и делаем, что болтаем о секретах наших сторон! — И когда только он успел переползти на колени Ною? Стойте, так это не он переполз, это мужчина подтянул его к себе, а Аллен так был занят их разговором, что даже и не заметил. Но вот теперь, поёрзав немного задницей по чужим коленям, устраиваясь поудобнее, он смущённо покраснел и поспешил продолжить беседу, откладывая столовые приборы в сторону.

— А что с твоим окружением? Нои или люди тоже в нём присутствуют?

— Сейчас ты — моё окружение. А Семья, они семья. Самая невероятная Семья, к которой вряд ли когда-нибудь привыкнешь. И вряд ли начнёшь чувствовать себя полностью свободно. По крайней мере я. Особенно, когда есть ты.

— А люди? Ты ведь путешествовал с ними, когда мы встретились в поезде. Это те, про которых ты мне говорил, да?

— Я говорил о них?

— Мы много о чём говорили.

— Я не видел их уже… месяца два-три.

— А что они о тебе думают? То есть, ты сказал им что-то перед уходом? Эй, они же могут волноваться и думать, куда ты там запропастился! Тикки? Или это не моё дело? — поздновато сообразил Аллен.

— Может быть, и твоё… Но что мне им сказать? Привет, моя подработка затянулась?

— Ты сказал, что это была подработка? — Аллену захотелось постучать Тикки по голове, но он удержался и потянулся к стакану с вишнёвым соком. Да-да, именно вишнёвого сока ему вдруг захотелось в этот вечер, Тикки над этим уже немного посмеялся. При этом Аллен не был уверен, что когда-нибудь прежде его пробовал, но действительно был поражён вкусом и понял, что это именно то, что ему нужно. Тикки усмехнулся и заявил, что себе тоже возьмёт сок – виноградный и немного алкогольный.

Собственно, он и пил его не очень много, всего-то пригубил в начале ужина, явно поставив своей целью накормить как следует Аллена.

— Да, я так сказал. И всегда говорил.

— И исчез.

— И исчез, — согласился Тикки. — Для них так будет лучше. Не уверен, что сейчас смогу вернуться к той жизни, наслаждаться ей, как и прежде. Нет. Что-то во мне всё же изменилось.

— Но хотя бы послать им весточку, между прочим, не помешало бы!

— От тебя кто-то так уходил без спроса и предупреждения, что ты так беспокоишься?

— Нет, — удивлённо протянул Аллен, привставая на колени и отползая от Микка. — То есть у меня и не было так уж близких друзей, но… По-моему, терять из виду людей, которые тебе дороги, должно быть больно. Я понимаю, ты Ной и тебе этого... эмм…

— А Нои в твоём понимании совсем нелюди? Я вот, к примеру? — Тикки отодвинул поднос с едой на пол, знаменуя окончание тихого мирного ужина.

«А можно было бы побить посуду» — с некоторой обидой подумал Аллен, отдвигаясь к противоположному краю кровати. Откуда у него появилась мысль, что битьё посуды весомый аргумент в споре, Уолкер не знал. Но, кажется, кто-то бил посуду перед его Учителем. Всего раз в жизни на виду у Аллена, и это прочно застряло в его голове. Как и то, что его Учитель от этого растерялся и совсем не знал, что делать с взбесившейся женщиной.

Возможно, это был дорогой фарфор?

— В любом случае, ты прав, хорошо бы проведать их, убедиться, что всё нормально, вот только что я им скажу, когда буду уходить?

— Придумаешь что-нибудь. Не первый раз обманываешь.

— Ну так я же спрашиваю у профессионала!

Аллен демонстративно обиженно отвернулся к стене.

— Ну ладно, мы тут оба те ещё лгуны, с этим согласен?

— Я лгу только там, где это действительно необходимо!

— Хорошо! А я пытаюсь придумать, как спасти своих друзей. Это достаточно веская причина для лжи… Лжи? — Тикки задрал голову к потолку, откидываясь на спину и укладываясь поперёк кровати. — А зачем мне, собственно, лгать? Я скажу им правду.

— И они упекут тебя в психушку. Или твоя семейка убьёт их, дабы сохранить свою тайну.

— До этого никто не убивал. Правда у нас тут пробудились некоторые неприятные личности… — Тикки перекатился на живот и улыбнулся оказавшемуся прямо у него под боком Уолкеру, похлопав рукой по подушке, приглашая тоже прилечь. Аллен отнёсся к этому приглашению с сомнением.

— Так что с ними ничего не будет. И я не собираюсь говорить, что Ной. Я расскажу, что я Лорд Тикки Микк, на которого недавно свалилась родня, наследство и прочие прелести. И что теперь новые родственники, именитые и важные, не очень-то желают видеть рядом со мной таких вот нежелательных личностей. Соответственно, я не могу находиться рядом. И на меня, и на них, если что, могут воздействовать.

— Но разве это не ложь о том, кто ты и о прочей легенде?

— Ни разу. Моя семья и впрямь не хочет видеть их рядом со мной и желает, чтобы я принял новый статус полностью. А статус у меня подходящий. Так что даже сумею, если что, изредка навещать их или посылать письма, узнавать, как они там.

Теперь в голосе Ноя слышалась практически мечтательность, и Аллен был этим настолько удивлён, что осмелился запустить во вьющиеся волосы Тикки пальцы и всё-таки лёг рядом. Во время этой нехитрой смены позы Микк пристально наблюдал за ним из-под чёрных, густых ресниц, которые порой вызывали у Аллена некоторую зависть: мальчик искренне считал, что иметь белые ресницы это тоже уродство. По крайней мере в его возрасте.

Впрочем, как уже говорилось, со своим уродством он был слишком давно знаком, чтобы успеть смириться. И не только смириться, но и крепко вдолбить в свою голову до самого основания черепушки, что все его отклонения уродство и есть. А часть отклонения и того хуже — проклятие. Наверное, именно потому он так легко проглотил обиду, впервые встретившись с Юу и услышав о том, как тот называет его проклятым таким тоном, будто это что-то мерзкое.

Да и не могло быть проклятие Маны мерзким.

Аллен улёгся рядом на бок, почувствовав себя неожиданно скованно, будто он лёг не рядом с Тикки, а вот прямо на него с определёнными намерениями. И юноша был уверен, что лицо его сейчас всё больше приближается если не к цвету свеклы, то помидора точно. Горели уже не только щёки, но даже шея. И ещё тепло скапливалось внизу живота, в паху, и штаны становились всё более тесными. От того и движения руки, перебирающей волосы Тикки, тоже становились всё более дёрганными.

Как можно смотреть на человека так, словно он десерт?

И так, что человек сам себя этим самым десертом начинает ощущать.

— Наверное, так будет лучше всего, — с трудом, но всё же вспомнил, о чём они с Тикки вели речь произнёс он. — Надеюсь, твои друзья поверят и не станут лезть в это дело слишком глубоко.

— Они поймут. Должны понять. Думаю, они уже подозревали что-то подобное. Или прямо противоположное. Меня волнует кое-что другое…

Рука Тикки перехватила ладонь юноши, опуская к своему лицу и слегка касаясь сухими губами. И Аллен был почти готов услышать в ответ что-то пошлое про себя.

— Может, они уже и забыли обо мне?

— Ты боишься, что не был для них важным человеком? — с трудом удержался от смешка Уолкер.

— Нет…

— Но именно это ты и сказал! — указательный палец ткнулся в губы мужчины.

— Не это. — Тикки смерил ладошку с вытянутым пальцем сердитым взглядом и приподнялся на локте. Теперь он был немного выше Аллена, и юноша, сам того не понимая, перевернулся и приподнялся тоже, чтобы следить за дальнейшими действиями Ноя.

— Знаешь, я, кажется, понимаю, почему именно ты на меня так действуешь, — легонько опуская юношу обратно на кровать, протянул Тикки. И его довольные мурлычущие интонации подсказали подростку, что сейчас начнётся то, чему положено начинаться после ужина в гостинице, когда вы остаётесь вдвоём.

— А? — и отчего он так отчаянно робеет, даже когда знает, что сейчас будет? Робеет и при этом ощущает всё нарастающее возбуждение, разливающееся внутри томящей тяжестью и теплом, когда этот сильный мужчина (о боже, ему действительно нужен именно сильный мужчина?) навис над ним, ничего не предпринимая, но рассматривая так, словно никогда не видел ничего прекраснее.