— Ты не поверишь, но вся человеческая жизнь выглядит словно игра. Особенно когда дело касается боя, сражения, войны, драмы. Всё одни и те же куклы. Куклы…

Взгляд Тикки замер, всматриваясь во что-то за Алленом, но тот, обернувшись, ничего не увидел, лишь накрепко заколоченное окно, обшарпанную, кирпичную стену. Ной о чём-то крепко задумался, и только Уолкер пожелал вернуть его на землю, как тот вернулся сам.

— В нашей семье есть кое-кто действительно опасный.

— Опасней тебя? Тебя, которого я подпустил к себе?

— Речь ведь не только о тебе, — кисло ответил Ной, разочарованный подобной реакцией. Совесть надоедливо кольнула Аллена в самое сердце, напоминая, что Тикки пытается сообщить что-то важное, а он придирается.

Другая его сторона, которую он не слышал по жизни, твердила, что это кое-что большее, нежели придирки.

— Ты такой странный Ной.

— А ты странный экзорцист. Лучше многих из них, — мужчина поморщился, поднося ладонь к губам, и Аллен снова не сумел удержать расползающиеся в улыбке губы.

— Ну да, а вот из тебя Ной получился никакой. Что, язык болит?

Тикки кивнул. Аллен с удивлением проследил за тем, как одинокая небольшая снежинка плавно спланировала на край его капюшона, и подумал, что это история из дешёвой сказочки о снеге под самое Рождество. И про примирение, воссоединение семей и про победу добра над злом. В любом случае после праздников всегда наступают будни и возвращаются все серые краски мрачного, не слишком красивого мира людей. Не слишком красивого, но уж явно не заслуживающего уничтожения.

— А ты знаешь, что надо сделать, чтобы ранка не болела и быстро зажила? — прогоняя прочь грустные мысли и ёжась от вечернего холода и надвигающейся на город ночной темноты, заметил Аллен, воскрешая в себе то самое игривое настроение.

— И что?

— Облизать ранку, — снова потянувшись к Тикки, пояснил Аллен, следя за проступающим на лице мужчины пониманием.

— Ну, раз ты так говоришь…. — с готовностью принимая юношу обратно в объятия, протянул мужчина.

— Мы стоим посреди улицы, — напомнил Аллен прямо в губы мужчины.

— И медпомощь отменяется?

Уолкер тут же прижался к нему губами, немного неуклюже, легче принимая, когда целовали его, а не он, и решаясь углубить поцелуй лишь для того, чтобы несколько раз коснуться чужого языка, игриво, дразнящее, волнующе, пробуждая собственное желание и желание Тикки.

— Здесь всё равно… — он неуклюже подтёр слюну с губ, — и мне пора…

— Мы можем уйти отсюда.

Аллен моргнул, принимая слова, оборвавшие его признание, что пора уже в Орден. Точно пора. Что его уже ищут. Если, конечно, вспомнили о его существовании за собственными переживаниями и фантазиями… Ребёнок, подумать только, чего только не придумают!

А потому он с готовностью отозвался:

— И куда же?

Тикки в ответ лишь предвкушающее улыбнулся.

От Автора: Немного о поведении Аллена.

Итак, хочу пояснить некоторые моменты. Аллен не верит в то, что беременность это беременность. Ему могут говорить что угодно, он будет кивать и соглашаться, чтобы от него отстали, но на самом деле он продолжает надеяться на лучшее, на то, что все вокруг ошибаются. Так бывает с людьми, которые серьёзно больны и думаю, что для Аллена беременность это так же страшно, как для иных возможность смертельного заболевания.

Так что говорить об этом Тикки он не собирается, как бы и кто бы этого не ждал. Тикки это превосходный способ отвлечься от безумия Ордена.

Об Ордене, кстати. Аллен считает его своим домом. Своим первым, удивительным домом. Это не близкий человек, с которым он носится по свету, это место, куда он возвращается и где люди настроены приветливо. В его жизни были лишь единицы тех, кто принимал его, и ещё меньше тех, кто о нём заботился. Как он может думать о том, чтобы уйти из Ордена? Особенно сейчас, когда угроза Ватикана кажется такой нереальной, да и в ребёнка-Сердце он не верит. Возможно, это может показаться немного малодушным, что он не может увидеть опасность и взглянуть правде в глаза, и Аллен действительно привязан к Ордену, к этим людям – они значат для него немало, и он будет бороться за них до конца.

Он будет избегать любой возможности признать правду о собственном состоянии. И вы, разумеется, заметите, когда именно он признает ее.

====== Глава 25. Посетитель. ======

Путь был недолгим. Аллен не спрашивал, куда они идут, а Тикки крепко сжимал его ладонь в собственной, проводя за собой и не обращая внимания на то, что на них иногда бросали косые взгляды. Правда, гораздо реже, чем думал об этом Аллен, и в голову даже закралось коварное предположение, что сейчас, когда он в плаще, его вполне могут принять за девушку, и вся неудобность и нелепость ситуации сгладится. Это немного возмущало и портило настрой, к тому же проснувшееся было желание немного утихло, затаившись в глубине и не слишком отвлекая юношу на себя, так что пришлось столкнуться с холодной снежной реальностью.

Не то чтобы снега было много, но он тихонько сыпал с неба в канун праздника, так что сразу же становился чудом и народным любимцем, от чего раздражающая сейчас суета на улицах становилась совершено невыносимой. Если в одиночестве он умудрялся без проблем сливаться с потоками людей, то сейчас ему хотелось дёрнуть Тикки за руку в сторону ближайшего тихого закоулка и остаться там с ним наедине.

Но Тикки продолжал вести его вперёд и, будто бы даже почуяв неладное, ободряюще сообщил, что осталось идти совсем недолго.

Ну да, раз они пошли пешком, можно было догадаться, что путь будет недолгим.

Как оказалось, карауливший Уолкера уже неделю Тикки снял себе номер в гостинице. Неплохой номер. Конечно, будучи экзорцистом, Аллен уже привык к нормальному приюту или даже к первому классу обслуживания, когда они оказывались в оживлённых, больших городах, но оценивать новые возможности бывшего бродяги ему ещё не приходилось. И, что странно, никакого контраста между Тикки-бродягой и Тикки-новым не возникало, и Аллен не испытывал по этому поводу ни малейшего неудобства.

Он испытывал неудобство, лишь косясь на не маленькую двуспальную кровать, устроенную в этом номере. А Тикки в это время давал распоряжение насчёт ужина.

Наконец-то обойдя обе комнаты и заглянув в практически пустой гардероб, Аллен, встретив вошедшего в номер Тикки, уточнил, что ужин будет минут через пятнадцать, и коварно скрылся в душе. Скрылся и, увидев размеры ванной, уставленной небольшими баночками, понял, что принимать душ, имея такую ванну — кощунство.

И задержался на полчаса с лишним, потом дико извиняясь перед Тикки, которого он к себе не подпустил ни на шаг, пригрозив, что если тот сунется через стены, экзорцист поест и уйдёт, даже не заплатив. Зато успел подумать хорошенько, похихикать про себя над сложившейся ситуацией. Предвкушение приятно щекотало нервы, все тревоги и безумия Чёрного Ордена были отодвинуты в сторону.

И, вроде бы, Тикки вёл себя пристойно. К тому же у него явно было романтическое настроение, и Аллена это не столько смущало, сколько приводило в тихий-тихий восторг. Правда ужинать пришлось в спальне, как желал Ной, на кровати, прижимаясь к Тикки и позволяя тому изредка отправлять особенно вкусные, на взгляд Ноя, кусочки себе в рот.

— Честно говоря, я не думал, что ты будешь искать меня, — старательно нанизывая на вилку кусочки рыбёшки, произнёс Аллен.

— Я ведь говорил, что без тебя скучаю. Это так сложно принять? — поинтересовался Ной, откусывая и макая свой кусочек в соус.

— Это странно немного. Немного — для меня огромный прогресс, между прочим. Ты всё прочнее входишь в привычное для меня окружение.

— Твоё привычное окружение это члены Чёрного Ордена, экзорцисты и прочие? — уточнил Тикки, снова поднося к губам юноши новый кусочек какого-то чудного, проваренного овоща. Аллен с готовностью принял угощение, заодно облизывая вкусно пахнущие пальцы мужчины и благодарно чмокая его в уголок рта.