— Что ты тут делаешь?
Даже не грубо. Совсем не грубо, и улыбка на всё лицо возникает ещё раньше, чем Лави успевает это осознать, а его длинный, немного раненный и от того, кажется, ещё более болтливый, чем обычно, язык, успевает произнести следующую фразу так же без особых совещаний с мозгом.
— Ох, простите, Шеф, я совсем забыл, что вы зарезервировали сей тренировочный зал для своего полного уединения!
— Кролик… — в голосе Юу послышали предупреждающие нотки.
— Но будьте уверены, я уже... о! Посмотрите, но ведь я стоял на пороге, не пересекая линию зала и не нарушая ваше уединение? Тогда что за кипиш?
Канда смотрел на него молча, стоя как раз у той самой черты, которую не пересёк Лави, и, видно, взвешивал степень необходимости дать Лави хорошего пинка.
— У тебя три секунды, чтобы отсюда смыться на своих двух!
Канда был верен своей цели и своей несуществующей женщине … И даже если бы Лави сумел уломать его на секс, то…
Да, наверное,он смог бы провернуть такое. Да и этот бесконечный зуд в паху остался бы в прошлом, но…
Но… впитывая в себя каждый жест отворачивающегося от него мечника и машинально делая шаг в тренировочный зал, Лави понял только одно: Книжник убьёт его, только прознав, и будет полностью прав. Того, чего Лави мог бы добиться сейчас от Канды, ему было мало.
====== Глава 24. Проветривая голову. ======
Ускользнуть из Чёрного Ордена, когда все вокруг за тобой наблюдают, изучают, а кое-кто ещё и считает беременным?
Легко, радостно и беззаботно!
Насчёт беззаботности Аллен, конечно же, себе привирал. Он был немного озабочен тем, на какую взбучку наткнётся при возвращении, и тем, что его могут начать искать, и ещё много чем, но все эти заботы и тревоги стоили единственного шанса тихонько улизнуть из башни прямо в город. Всё же он там не очень часто бывал.
И нет, он не пользовался вратами Ковчега – если бы открыл врата, то закрылись бы основные. И он не сбегал под покровом ночи. И не свершал ничего противозаконного!
Нет! Аллен поступил шустро и хитро, именно так, как его приучила поступать жизнь с Марианом Кроссом в лице учителя. Всё же как он не расписывал Генерала подлецом и сволочью, Аллен был готов даже с благодарностью принять все его изъяны и грехи, кроме бесконечной стопки долгов. Вот только всего неделя как эта зараза отчалила в Центр, (Аллен тогда на радостях чуть ритуальные пляски не устроил) а уже пришли новые счета.
И как он умудрился? И где? Он же отправлялся с людьми Ордена, значит, все расходы на их же шее, причём тут Аллен вообще?
Но в любом случае Уолкер был доволен отъездом учителя.Разузнать у него о Ковчеге всё равно ничего не получалось, а если бы Учитель был бы здесь, когда обнаружилось, что Аллен, видите ли, носит ребёнка, то он точно бы прознал и устроил головомойку… за что именно, Аллен не знал, но понимал интуитивно — в таких вопросах Кросс находит причины проще, чем они в самом деле появляются.
Впрочем, причина уже появилась. И Аллен предпочитал об этом не думать. Он предпочитал гулять на свободе, не думая вообще ни о чём, что могло бы его побеспокоить. Да и план его «побега» из Ордена тоже был довольно прост и немного даже гениален. Довольно часто тем или иным учёным требовалось что-то в городе. То письма на почту отнести вне очереди, то связаться со своими людьми в мастерской, то ещё что-то, почти всегда по мелочи. Конечно, они могли бы отправить и Искателей, но отчего-то куда охотнее принимали помощь хитрых экзорцистов. Если у них были выходные, то экзорцисты вполне могли получить разрешение на выход в город от какого-нибудь начальника группы учёных, у которых кончилась краска, клей или ещё что угодно. Тогда экзорцист уходил в город на вполне законных основаниях. Об этой схеме Аллен узнал от Лави довольно давно и сам так пару раз уходил в город, когда Джони или Таппу что-нибудь было нужно. Например, когда они страдали из-за сгоревшего последнего набора шахмат.
Сам Лави этой схемой не пользовался часто, потому что его и так посылал в город Книжник, и все об этом знали. И выходной в городе превращался в работу в городе, которая обычно была куда более надоедливой, нежели работа в Ордене.
Сегодня же Комуи успел сразу же распространить информацию об Аллене (общую, разумеется) по всему своему отделу. Вот только в Башне появились представители и другого отдела, которым как раз очень часто чего-то не хватало. И вот они носились между своим отделением, городом и Башней. И Искателям не очень доверяли. И Аллену ничего не стоило «случайно» притесаться к американцам, услышать, что им нужно, дружелюбно улыбаясь предложить свою помощь. В Башне о нём ходили самые благоприятные слухи, люди его любили, и новоприбывшие за время, которое находились здесь, тоже как-то успели привыкнуть к тому, что кроме монстра Канды обитает дружелюбный мальчик Аллен Уолкер, с которым можно поболтать по душам (если без алкоголя, который в принципе был почти запрещён в Ордене) или дать ему несложное поручение.
Так что Уолкер с лёгкостью получил небольшое задание в городе и, основываясь именно на него, безболезненно покинул Орден по подземному каналу. С поручением он справился к пяти вечера, что было довольно быстрым результатом, если учитывать, что, освободившись после всеобщего совещания, Аллен едва успел на поздний обед и именно тогда, за едой, придумал план, как улизнуть в город. А впрочем, он должен был благодарить за эти уловки и ощущение свободы всё же Линали. До того как она вытащила его в город в прошлый раз, он не любил подобные вылазки, считая их практически бесполезными. Да и лишний раз находиться среди чужих людей не хотелось. В Ордене все они всё же были связаны знаниями о тайном противостоянии и служили одной цели. А здесь — целая куча совершенно чужого народа. Как обычно в таких выходах он снова натянул глубокий капюшон, что не казалось чем-то необычным из-за наступивших холодов, и влился в предчувствующую праздник толпу. До Рождества оставалось всего-то пара дней, послезавтра уже Сочельник, и Аллен, никогда не праздновавший этот праздник, впервые на самом деле ощутил радость и внутреннее ликование людей на улицах. Вроде бы ничего необычного не грядёт, — думалось ему, пока сапоги хрустели изморозью — всего лишь очередная дата, которая бывает из года в год, а вот людям нравится почему-то. Люди верят, что их ждёт что-то чудесное хотя бы в эти светлые праздники, люди верят настолько, что совсем забывают об опасности, о болезнях, о голоде или долгах…
А кто-то не помнит о долгах круглый год.
Но сегодня это воспоминание вызвало лишь желание рассмеяться в голос, но Уолкер попытался сдержаться, понимая, что будет смотреться слишком странно, когда уловил у одного из серых, двухэтажных домиков знакомую ему фигуру. И тут же слегка оскользнувшись на незамеченной подмёрзшей луже, вновь обернулся, всматриваясь в то же место, но понял, что ничего там нет.
А ему мерещится Тикки Микк.
Ну что за мания?
Тикки в голове, Тикки во снах, Тикки в страшных, грозящих перерасти в параноидальные, предположениях. Жизнь и смерть, война и битвы, друзья и враги, клятвы и обещания, – почему всё это померкло, стоило выйти на сцену одному единственному имени: Тикки Микк?
Особенно Тикки во снах напрягал. Очень напрягал определённую часть тела. Впрочем, это тоже была логичная физиологическая реакция тела и совсем не на Тикки, а на то, что Аллен вступил в коварный переходный возраст. Или даже готовился уже из него выступить. В любом случае, Уолкер даже мимоходом дал себе зарок, что когда в следующий раз Лави заведёт при нём просвещающий разговор и предложит смотаться в одно весёлое, интересное место (да, да, однажды именно это ему и предложил Лави!) необходимо будет согласиться и пойти. Может его хоть чуть отпустит. Может ему теперь критически не хватает чужой ласки и секса? Стоп, чужой? Нет. Не чужой…
Всё из-за Тикки.
Тикки Микк. Тикки Микк, Тикки Микк — его имя заполонило всё будто в отместку за годы незнания этого самого имени, за годы, которые португалец были лишь безымянным знакомым, которого приятно вспоминать в одиночестве с блаженной улыбкой и чувством полного удовлетворения. Ничего удивительного, что он уже начал мерещиться юноше. Странно, что тот ещё ни разу не видел его в тёмных углах Ордена. Может быть, там его сознание было слишком ясным и понимающим простую истину: они, вообще-то, враги.
