Книжник отошёл к окну, нервно теребя собственный собранный на голове хвост, и Лави пожалел, что не может вот так же теребить сейчас свой шарф, который не то потерялся где-то на Ковчеге, не то разодрался в клочья. Он Лави нравился. С ним было теплее. Но, с другой стороны, парень уже привык ходить и без него. Только завязывать узлы теперь можно было только на цепочках да нитках.
— Это плохо?
— Они должны понимать, чем это чревато. Трудно понять, что будет лучшим для Аллена и Сердца.
— Вы всерьёз думаете, что это будет его ребёнок?
— Да.
Значит, Аллен и впрямь носит ребёнка, раз Старик так уверен, значит, знает что-то ещё и всё сходится. Скверно. Ведь в таком случае им ждать этого Сердца ещё немало лет, пока он родится, пока вырастет. Или ими будет командовать дитя?
— Командовать… — прошептал Лави, когда всё понял. — Экзорцисты. Если появится Сердце, они будут подчиняться ему, да? Сердце это неуязвимая часть всей чистой силы, настоящее начальство, так?
— Так. — Книжник поощрительно кивнул, побуждая Лави продолжить свои рассуждения.
— И Ватикан хочет быть уверен, что Сердце будет подчиняться именно им, так? И… оно может отобрать ребёнка у Аллена, это ведь Сердце и далее. И попытаться подчинить. Или же будут ещё и Уолкера этим шантажировать. Черт побери, он не должен быть здесь!
Последнюю фразу Лави едва ли не прокричал, и Старик, поморщившись и наконец-то приняв какое-то одному ему известное решение, пошёл обратно к двери и мнущемуся возле неё Лави.
— И в то же время этого Шута они будут воспринимать всерьёз. И понимать, что чуть что, и всё сорвётся. Это лучше, чем если бы его посчитали подозреваемым в предательстве, закинули в камеры или лаборатории попробовав заблокировать чистую силу. Они, может быть, и смогли бы, но в данном случае блокировка чистой силы скорее всего означает гибель и Аллена, и его ребёнка. Понимаешь?
— Это то, о чём ты умолчал?
— Это то, что обсуждалось напрямую на другом собрании. Плащ Шута уже показывает себя своенравной чистой силой, волнующейся о состоянии носителя. Возможно, как раз из-за его положения. В общем, у тебя есть над чем подумать.
Ну да, Лави совсем забыл об этой удивительной отмазке Книжника. Он даёт информацию и оставляет ученика думать. Как будто Лави круглыми сутками именно этим не занимается. Как будто у него голова уже не пухнет от рассуждений и скатывающихся огромной лавиной страшных событий.
Страшных — потому что невозможных. Невозможное оно действительно жуткое, непредсказуемое. Аналитический склад ума здесь не поможет никак, а интуиции своей Лави не доверял. Её у него не то не было вовсе, не то была, но в зачаточном, неразвитом состоянии.
А Лави, вынырнувшему в коридор и лишь слегка вздрогнувшему, когда дверь за ним захлопнулась, хотелось немного отдохнуть. Не окунуться в многообразие книг, не пойти набивать себе живот, пытаясь отвлечься на вкусовые ощущения, и уж точно не пойти искать себе работу у искателей или учёных. Общаться с ними — ещё сильнее притираться, сближаться и слышать угрозы от разума о том, что в любой момент он может обнаружить свои внешние щиты безразличия и отстранённости разбитыми в хлам. И тогда…
Юный книжник и сам окажется разбит. У него ещё слишком много печальных слабостей, так чего удивляться стоящей перед глазами захлопнутой двери? Старику тоже наверняка необходимо что-то сообразить и проделать. У него есть дела.
А у Лави было время отдохнуть. И он отправился вперёд, не шибко разбираясь, куда именно идёт, но догадываясь, что ноги точно приведут его в единственное место, от которого его рассудок воротит за пару коридоров.
Ну точно — двери в тренировочный зал.
Поздний вечер.
Кто занимается в зале поздним вечером? Может быть, тот, кто вообще предпочитает заниматься ночью да вечером? Тоже, кстати, большой вопрос такой, почему именно ночью, вечером и подальше от людей…
Или «подальше от людей» и есть ответ?
Лави знал, что делать ему здесь нечего. Его язык всё ещё противно саднил и мешал есть всё, что было хоть сколько-то не пресно: чуть соли, кислинки или даже сладости были подобны жуткой пытке. Кто бы знал, что прокушенный язык может доставить столько неприятностей? Зато у Юу вид был самодовольным: кажется, болтовня это именно то, что его раздражает больше всего…
Великолепен стервец…
И недосту…
Так, стоп!!!
Если бы рядом было даже ведро с помойной водой, Лави, не раздумывая, ухватил бы его за края и опрокинул на себя. И плевать, чем там воняет, это лучше, чем слышать участившееся сердцебиение и пугающий перестук в висках при одном только взгляде на стремительно передвигающуюся по залу фигуру мечника. И чего его словно магнитом тянет именно к Юу?
Вот серьёзно, было бы очень худо, если бы мечник чуял не только желание убивать, но и элементарное вожделение… Которое в иные времена казалось Лави не таким уж элементарным, потому что порой отправляться на миссии с Кандой было практически невыносимо. Ну в самом деле, чуть задремал в поезде — гарантированно проснулся со стояком, с которым и делать-то не знаешь что, потому что ты в поезде!!! Тыриться по туалетам, в которые постоянно кто-то так же спешит, или тамбурам, в которых тоже народу хватает просто нереально.
Путешествовать с Юу неудобно — в этом сходились все. И мучительно неудобно, если ты хотя бы на четвёртую часть своего сознания геем. Потому что Юу… Совершенное тело, охренительно заводящая мощь, характер ледяной стервы, испепеляющий взгляд, да даже эта проступающая татуировка, делающая японца только ещё более сексуальным! Всё, всё в Юу буквально кричало о сексе! И всё в Лави превращалось в пускающие слюни гормоны, когда он хоть на мгновение отпускал себя, переставая следить за реакциями тела. Мимо мечника нельзя было пройти просто так, просто нереально, он был воплощением одной из самых изощрённых сексуальных фантазий! Он был тем, которого хотелось и даже под которым хотелось побывать! А ведь до подобного Лави никогда ещё не опускался… Хотя однажды его чуть не зажали, когда он по малолетству и наивности выбрал не того партнёра на ближайшую ночь.
Хотелось рычать, но Лави обычно вместо этого стремился вступить на изученную и знакомую ему с детства территорию словесных баталий, и плевать, что вместе с этим приходилось усиленно наблюдать за молниеносным Мугеном и его напряжённым хозяином.
Наблюдать Лави любил. Вот прямо как сейчас. Наблюдать и мысленно проклинать эту обтягивающую потрясающий накаченный торс тряпку. Видеть слишком изящные и хищные выпады, под которые хотелось подставиться и крикнуть что-то несуразное в разгорячённое лицо, только чтобы увидеть, как на мгновение расширяются чёрные зрачки, фокусируясь на новой цели. Только чтобы оказаться вот так близко с этим разгорячённым телом, с этим опаляющим своей решимостью и мощью духом…
И сдохнуть…
Ну почему!!! Почему Лави был геем, который сох по натуралу?
И ладно бы Канда был среднестатистическим натуралом из тех, что шляются по бабам, из тех, что могут быть свободны или заняты, из тех, кого можно и переубедить, потому что они тоже хотят хорошего секса. Но Юу…
Юу, акума его задери, был повёрнут всего на одной женщине из своей прошлой жизни!!! Повёрнут окончательно и бесповоротно, поставив её поиск своей конечной целью и не желающий ни на мгновении отступать от заданного пути! В любом другом случае Лави бы аплодировал стоя подобной верности, он был бы поражён в самое сердце, был бы… Но не в случае с Кандой, который от того, что Лави знал его историю, казался всё более и более неприступным!
Да он в этом плане был точно таким же упёртым, как и Уолкер, только вот предпочитал держать свой путь и свою цель втайне от остальных. А вот цели и история Аллена расползлись по всей округе. Может быть, потому что история седого подростка была трогательной, трагичной, но всё же куда более красивой, нежели история о зверских экспериментах Чёрного Ордена?
Мечтания прервал рефлекс, спасавший Лави уже не раз. Он отскочил назад к стене как раз вовремя, чтобы избежать встречи с промелькнувшим с ужасающей скоростью лезвием Мугена. И вот уже в дверях зала стоит Канда. С тем самым раскрасневшимся лицом, потный, растрёпанный, прожигающий взглядом дымящиеся дыры в стенах, пусть даже эти дыры существуют лишь в воспалённом воображении одного незадачливого ученика книжника.
