Тысячелетний удовлетворённо прикрыл глаза и царственно кивнул. Он был доволен.
— Всё прошло, как и задумано. Не смотря на то, что Ковчег был восстановлен, вирус всё равно сработал эффективно и уже разрушил все отмеченные объекты. В том числе Завод по изготовлению акума. — Отлично. Он не должен был достаться Ордену. Даже представить сложно, что они могли бы найти, начни полноценное исследование. Меня беспокоит лишь Мариан Кросс. Он ведь пробрался в Ковчег, возможно ли, что он смог что-то сохранить? — Вряд ли. Господин Тысячелетний, ваш щит держался на заводе до самого окончания разрушения. И подобраться в это время и вступить в прямое взаимодействие с ним Кросс бы не смог, каким бы виртуозом в магии он не был, и какими бы секретами о Ковчеге он не обладал. Видно, надеялся как раз на то, что завод не будет загружен, а щит падёт, после того как белый Ковчег будет полностью восстановлен. — Скорее всего, так и было. — Да... Не думал, что у него будут подобные козыри. Завод, конечно, жалко, но это лучше, чем если бы он попал в руки учёных Ордена и Ватиканских прихвостней. Видите, только стоило вам взять себя в руки, наметить план работ, и всё получилось лучшим образом. — Да-да. Вот только мне жизненно необходимы те, кто сможет направлять меня к нужному состоянию, — Граф театрально вскинул руки и шмыгнул носом, — кажется, старик совсем расчувствовался! — Граф, называя себя стариком, вы… Вы… Граф, не называйте себя так при Узах, пожалуйста. — Ты снова им проспорил? — хмыкнул Граф, радостно оттягивая момент, когда Тринадцатый перейдёт к плохим новостям. — И не я один. — Азартные игры это плохо. А спор это тоже разновидность азартной игры. Что за пристрастия у вас всех в последнее время? Узы сидят уже которое поколение по уши в спорах и утягивают туда всю Семью. Гниение помешан на лотереях, Алчность на скачках и боях, хорошо хоть сейчас, вроде, отпустило. А Тикки вообще на покере сидит, идиотина… Тысячелетний снова умолк, понимая, что уж лучше подумает о проблемах, что принёс ему Тринадцатый, чем о Тикки Микке. С тем по-хорошему следовало бы основательно так побеседовать. А пока дать немного отдохнуть от собственного присутствия и давления.
Тринадцатый, как личность достаточно проницательная, тоже понял, почему Граф умолк и начал рассказ.
— В этот раз ваша работа была проведена и впрямь отлично, — произнёс он, — а вот я, похоже, допустил ошибку. Так как я вынужден был опираться на записанные данные о происходящих при прошлом поколении перестановках в Ковчеге, я не сразу отметил одну тревожащую деталь. Проблема в том, что, как оказалось, в прошлом вы и не только вы активно пользовались архивами и коммуникационной системой, и поэтому так или иначе для более быстрого и полноценного использования всей информации было создано несколько резервных копий с разными уровнями защиты, разными установками. Я думаю, вы должны об этом помнить. — Да, работы было много, и то и дело мы копировали часть архива и размещали в разных помещениях при помощи различных техник. Пытались найти оптимальную, но так и не вернулись к этому вопросу. Тема архивов напомнила Графу, что в прошлой жизни Тринадцатый, теперь не помнящий о своей прошедшей предыдущей жизни, как раз и ругался на подобный беспорядок. Но на тот момент это было самым удобным решением, шли активные разработки. Уже позже Граф так же понял, что как раз из-за подобной неразберихи юный Четырнадцатый получил простой доступ к тем данным, которые ему никто просто так бы не показал. — Так вот, — продолжил Тринадцатый, возвращая к себе внимание Главы, — как оказалось, один из подобных резервных, неполных архивов размещался в официально пустующих помещениях, и я не отметил его никак… И это помещение, судя по данным, осталось практически целым в белом Ковчеге, Господин Граф. Граф вздохнул, с силой сжимая пальцами бархатный подлокотник. — Остались ли данные о том… что именно хранилось в этом архиве? — Я пока не уверен, но, кажется, есть след, благодаря которому я могу узнать, что за издания там находятся и о чём в них идёт речь. Так же, разумеется, даже если они попадут в руки Ордена, им понадобится умение разобраться в них, расшифровать записи, и большинство самых важных изданий… — Имеет ключ. Разумеется, никаких данных о ключе в архиве не находится, так? — резко поднялся на ноги Граф. Тринадцатый согласно склонил голову. — Несомненно. Но некоторая ранняя информация не подвергалась шифровке. Возможность перевода таких записей может оказаться довольно высока. Особенно если они попадут в руки Книжников. — Если за них возьмётся Орден, то Ватикан попробует не подпустить этих летописцев слишком близко. Они отлично понимают, что Книжники многое скрывают и играют в свою игру и пожелают иметь собственные козыри. — Обычно именно такие желания людей и губят, — тонко улыбнулся Тринадцатый. — В любом случае, я запустил сейчас программу поиска, которая определит и вычислит направления остальных архивов, и, думаю, завтра смогу уже вычислить, какая именно литература там содержалась. Граф вновь кивнул и горько усмехнулся: — Как всё не вовремя. На эту реплику Тринадцатый ничего не ответил. А Граф, понимая, что сейчас размах и размер беды определить не сможет, мягким жестом предложил всё это время стоявшему Тринадцатому наконец-то присесть к закрытому сейчас фортепиано, так как больше сидячих мест в этой комнате не было. — Что ты думаешь о произошедшем? — поинтересовался он, когда Тринадцатый тщательно расправил плащ и наконец-то уселся. — Вы имеете в виду восстановление Ковчега? Действительно обидное действие. — Возможность для которого сотворил твой сын. Граф не был уверен, желал ли он задеть подобной фразой своего родственника, но тот лишь грустно улыбнулся. — К сожалению, теперь я так мало знаю о нём, что готов гордиться даже этим. — А что, считаешь, что мало поводов для гордости?
— В каких отношениях мы были?
Тысячелетний вновь прикрыл глаза и покачал головой. Тринадцатый был, пожалуй, единственным Ноем, который, как оказалось, годился на роль настоящего родителя. В нём не было того безумия, что проявилось у Шерила по отношению к Мечте, и не было той отстраненности, что обычно проявлялась в других Ноях, когда речь заводилась вообще о детях.
Тринадцатый был сентиментален, новая открывшаяся в нём черта не ушла вместе с ускользнувшей памятью. О том, почему Нои забыли обо всём, что произошло в прошлом поколении, тоже стоило подумать. Проблем, требующих немедленного решения, было предостаточно. — В лучших родительских. И, разумеется, как и большинству подростков, однажды ему захотелось самостоятельности.
Майтра понимающе кивнул.
— Судя по заданному вами вопросу, очевидную идею, что право Исполнителя было передано Аллену его приёмным отцом Маной, вы всё же не принимаете как истину? — Нет. Не принимаю. Неа с тех пор как стал Ноем, несколько отгородился от Маны, и единственная стоящая причина для подобного действия могла быть лишь одна: он не хотел втягивать брата в эти разборки. В какой-то степени именно Неа заботился о Мане… — После неудачного пробуждения Мана впал в кому на два года, а когда очнулся, уже не отличался особенной крепостью здоровья, — кивнул Майтра. — Эту информацию я уже нашёл. Пробуждение генов в восьмилетнем возрасте это, конечно… Неприятно, как минимум. — Ни одно тело не способно вынести подобное. Даже Мечта не пробуждается раньше тринадцати лет, и то её воплощение и способности предполагают самое простое и облегчённое Пробуждение. А Мана… Мы тогда и не подозревали, что можем спровоцировать столь резкий скачок и подобное, — Граф развёл руками. — Не удивительно, что после случившегося Неа всячески заботился и опекал брата. Впрочем, до этого как раз таки Мана опекал Неа. Кто знает, если бы не этот прокол, нас могло бы быть пятнадцать, и Четырнадцатый не сошёл бы с ума. — Вы ждёте его пробуждения… — медленно произнёс Майтра. — Я надеюсь на него. Он жил первую жизнь, и после того случая с всплеском тёмной материи Маны я не совсем уверен, что, убив Неа, я не нарушил цепь его перерождения. Говорить о том, что они все в прошлом надеялись, что, несмотря на неудачное пробуждение генов Маны, Неа станет Пятнадцатым, не хотелось. По всем вычислениям выходило, что Мана должен был занять своё место среди Ноев. Что даже того неудачного пробуждения должно было хватить, и тот факт, что Неа занял место Четырнадцатого, был достаточно болезненным для них всех. Они оказались слишком беспечны и слишком верили в собственную сущность. — Скорее я представляю, что он мог передать управление Мариану Кроссу, а тот, пользуясь какими-то одному ему известными планами и мотивами, решил уже передать Право Исполнителя юному Уолкеру. Да, думать так было удобнее. Граф никогда до этого не предполагал, что быть преданным так больно. И что ещё больнее судить предателя.
