— С чего бы это вдруг? Ты мне тут рассказываешь, какой ты опытный стал, развратный, и мои поцелуи для тебя детская забава, так что же мне сидеть и слушать, бездействуя? Ты за кого меня держишь, за монаха, обязавшегося хранить целибат?

— Я не о том! Не то имел в виду! — Аллен наконец-то сумел вскочить на ноги и, обернувшись к Ною, отступить на несколько шагов, осознавая, как дико он, наверное, смотрится со стороны: в расстегнутой рубашке, смущённый, растрёпанный, отступающий от смотрящего на него голодным взглядом Ноя. Ноя. Он сидит рядом с Ноем.

Чертовски привлекательным Ноем.

Он попытался сглотнуть, утихомирить самого себя, но ничего не получилось: в горле пересохло. — Ты ещё предложи меня тут трахнуть! — отчаянно выкрикнул он, и громкие слова эхом отразились от высоких стен, заставляя щёки юноши пылать ещё сильнее, чем прежде. — А что? Чудесное предложение. — Ты несерьёзно. — Почему же? — Тикки медленно, с явной неохотой поднялся с насиженного, прогретого собственным теплом места и стал подходить к Аллену. — Мы застряли здесь ещё часов на пять, в крайнем случае на четыре. Напомню, если не говорил: шесть часов это минимум для блокировки, а так возможно мы здесь и на неделю или месяц. Нас никто не слышит, не видит, не следит. Мы одни! И что мы будем делать всё это время? — Я не собираюсь слушать твой бред! — резко взмахнул рукой Аллен, удивлённо осознавая, что расслабился настолько в объятиях Ноя, что даже дезактивировал чистую силу. — Собираешься сдохнуть девственником? — деловитый тон врага, который совсем перестал походить на врага, заставил Уолкера поперхнуться воздухом и снова попятиться. — А вот я предпочёл бы успеть… Увидеть тебя со всех сторон. К счастью, Аллен не понял, что Тикки вместо «увидеть» хотел употребить совсем другое слово, но, что было для Ноя совсем не типично, смутился и заменил слово более мягким. — Это теперь так называется? — возмущение распирало изнутри, требуя вылиться наружу во всём своём разгромном обличии. — Даже если я обязан тебе жизнью, то это не повод! — Конечно не повод, иначе тебе бы уже пришлось стать шлюхой. И не говори, что есть хоть один товарищ, который не прикрыл тебя в бою хотя бы раз! — теперь уже рассерженно шипел Ной, медленно и почти угрожающе надвигаясь на хрупкую с виду фигурку экзорциста. — Поводом должно было стать что-то более романтичное, но, как видишь, ни цветов, ни свеч здесь нет. — Не люблю свечи. Твоя сестрёнка постаралась. — Она тоже та ещё озорница, — лицо Тикки потемнело — Она тоже меня любит? Об этом кричала на весь зал, по крайней мере! — Не знаю. Не верю. Не отдам! — на последнем слове голос Тикки чуть вновь не превратился в рычащий инструмент ненависти, — Ты мой, Малыш, я решил это ещё до того, как влился в эту бредовую семью, и то, что я теперь Ной, ничего не изменит! — Кроме того, что я твой враг? — Кроме того, что… Чёрт, Малыш, — Тикки уже стоял совсем близко, непозволительно близко, так что Аллену приходилось почти задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза, но он всё равно ощущал расходящийся от Ноя жар. Жар и жажду обладания. Очень порочную жажду, собственническую, такую, в объятия которой хотелось скользнуть послушной куклой, отдаваясь во власть по сути незнакомого типа. Врага. — Малыш, разве не ты, увидев, кто я такой на самом деле, развернулся, чтобы броситься ко мне на помощь? — Я успел пожалеть об этом раз тридцать. На лице Ноя, что странно, отразилась гримаса боли, а его ладонь остановилась в дюйме от лица Аллена. В тот раз он сказал, что Аллен холодный, как покойник, и юноша отлично слышал в голосе Ноя горечь. В тот раз он в образе холодной беспощадной смерти поцеловал его на прощание. Боялся ли он и впрямь того, что Аллен умрёт? — Хотя это ложь, — всё же не сумел удержаться Аллен. — Я… Я только подумал о том, что должен жалеть об этом. Возможно, мы бы успели выскользнуть в двери. — Но кто знает, что бы ждало вас там, не поменяла ли Мечта перед тем как исчезнуть ваш пункт назначения? — И правда… — до подростка только дошло, что те врата могли быть совсем не безопасными. — Малыш? Он коснулся щеки юноши, и в его голосе были такие странные, не характерные для Ноя нотки, что-то похожее на мольбу, на мягкий уговор.

— Ты действительно хочешь…

— А нам есть что терять? Если бы мой брат Правосудие уже пробудился, то за то, что я не убил тебя, нарушив планы Графа, меня бы точно оставили в Ковчеге. Но Граф может быть более… милостивым? Но я не уверен, что он пожелает помочь мне, если это будет мешать его планам. Правда. — А мой Учитель — единственный человек, который, возможно, знает, что делать с Ковчегом, как им управлять и тоже не сможет ничего сделать. Значит, я обречён в любом случае, как и мои друзья, а ты... Ты, по крайней мере, переродишься. — Но я человек, тот самый, что повстречал тебя в баре, тот самый что проводил с тобой столько времени, тот самый, что соблазнился твоей изящной фигуркой и удивительным духом, тот самый что учил тебя целоваться… Тот самый я — умру. — Ты же сейчас Ной, почему ты так говоришь? — Потому что Нои тоже люди? Но ведут себя так лишь со своими близкими, а близкие у них только члены Семьи? А у меня вот ещё ты от чего-то. Пальцы Тикки продолжали легонько поглаживать щёку, так что Аллену нестерпимо захотелось прикинуться котиком и начать о неё тереться, подставлять то щёки, то подбородок, то шею, позволять длинным пальцам зарываться в волосах, растрёпывать их, как нравилось когда-то Тикки Микку. И бесконечно нравилось самому Аллену. Португалец, смеясь, называл это массажем головы. И смех у него был грудной, а глаза блестели, а потом они обычно снова начинали практиковаться в поцелуях, потому что раз встретившись глазами, уже не могли не столкнуться губами. И сегодняшний случай не был исключением. Рука Тикки обхватила Аллена за талию, слегка подрагивая, но бережно поддерживая, ещё в тот момент, когда юноша сделал шаг навстречу, трусливо прикрывая глаза, уходя от этого завлекающего янтарного блеска и наконец-то ощущая, как губы Тикки накрывают его собственные. Слегка сминая, обводя языком, Ной не спешил углубиться внутрь, будто гурман, дорвавшийся до особенно ценного и удивительно напитка, смакуя каждое мгновение, запоминая юношескую сладость и делясь собственной горькой – не то от сигарет, не то по природе – опытностью. Чувственно, неторопливо, горячо. А его Малыш, как это бывало и раньше, робко принимал правила знакомой игры, уже сам приоткрывая губы, слегка высовывая язычок, переплетая его с чужим, куда более опытным, в волнующем танце. Голова кружилась, пол под ослабшими ногами ходил ходуном, руки Тикки жадно гладили его по спине, будто пытаясь ощутить мягкость кожи и каждый шрам даже через тонкую, но определённо мешающую ему ткань.

— Ты должен раздеться сам, я порву всё к чертям, — выдохнул Тикки ему в губы, когда они оба с явным нежеланием оторвались от своего занятия, чтобы глотнуть воздуха. Впрочем, воздух вокруг них уже успел стать таким же пылающим и только вызывал всё большее кислородное голодание, которое Аллену отчего-то хотелось заглушить лишь новым поцелуем.

Несмотря на предупреждения Ноя, он снова потянулся вперёд, приподнимаясь на цыпочки, чтобы сделать как можно более незначительной разницу в их росте, запустил правую руку в волосы мужчины, заставляя того нагнуться ближе, не отстраняться, продолжать лизать и кусать друг другу губы. И Тикки, вжавшийся всем телом в Аллена, демонстрируя ему тем самым заметную выпуклость в штанах, тихо застонал и неловко дёрнул пряжку ремня. — Ты за кого меня держишь? — не совсем понятно выдохнул он, наклоняясь ниже, к шее юноши, которую тот так охотно ему подставил, будто всю жизнь готовился стать жертвой вампира. Вампира, который будет нервно дёргать его ремень, его ширинку и штаны, который будет сосать и прикусывать нежную кожу прямо над ключицами, оставляя яркие метки. А Аллен, вздрагивая от проскакивающих в его теле искр, ахая от особенно болезных укусов, нетерпеливо кусал себе губы, прижимаясь к Тикки сильнее, прочнее, уже вовсе не отрицая того, что хотел бы, желал бы… Правда, пока он не вполне понимал чего. Но когда Ной наконец-то разобрался с его штанами и бельём, выпуская напряжённый член, Аллен понял, что хотел именно этого. Правда, Тикки почти сразу же отстранился, торопливо срывая одежду с себя и нервно оглядываясь по сторонам. — Плевать, кажется, перины для принцесс здесь не предусмотрены! Тикки с трудом удержался, чтобы не повалить юношу на пол, но вместо этого Ной максимально сдержанно дёрнул Аллена за плечо, призывая опуститься прямо на пол, и только тогда юноша испугано пискнул.