— Подожди! — чёрные когти впились опустившемуся рядом Ною в грудь, не давая тому приблизиться сильнее, чем есть. — Ты же не собираешься…

— Ещё как собираюсь.

Широкая ладонь обхватила, слегка сжимая, напряжённую юношескую плоть, а большой палец аккуратно огладил головку с выступившими на ней каплями смазки. Вместо протестов из горла Аллена вырвался лишь судорожный вскрик, бёдра против воли хозяина подались вверх, навстречу руке, призывая к движению.

— Ты и сам этого хочешь, разве нет? — Тикки навис над Алленом, вынуждая его лечь, слегка придерживая за спину. — Не ударься, Малыш, я знаю, что здесь неудобно, но придётся довольствоваться тем, что есть.

— Что есть? — Аллен мелко дрожал, обливался потом несмотря на то, что в зале было прохладно, и с трудом фокусировал взгляд на лице Ноя, стараясь ориентироваться хотя бы на эти сияющие потусторонним светом жёлтые глаза. Он нервничал, смущаясь и понимая, как всё это ни к месту, адреналин от осознания с кем и что именно он собирается сделать так же не придавал ясности его разуму. Что уж говорить о возбуждении и желании? — А есть мы двое, — рука Тикки начала неторопливо двигаться, а вторая опустилась на грудь, начиная лёгкими, щекотными кругами исследовать область вокруг одного из сосков. Аллен закрыл глаза, приоткрывая губы и начиная рвано, с присвистом втягивать в себя воздух, и только сжал зубы, стараясь не выругаться, когда пальцы Ноя больно ущипнули горошину соска. Больно, но почему-то волнующе, приятно. Аллен даже не догадывался о том, что так может быть. Впрочем, Тикки Микк и раньше был неплохим учителем.

И он не отрывался от своей дегустации, продолжая самозабвенно изучать это юное, но порядком подросшее за то время, что они не виделись, тело языком, руками, собственным телом, нагибаясь над юношей, почти ложась на него, но продолжая опираться на локти. Аллен восхитительно извивался, не в силах вернуться обратно к дороге здравого смысла, да и не видя на то причины, а Тикки думал только об одном: у него получилось. Аллен лежал под ним, смотрел на него широко распахнутыми, но вряд ли видящими что-то глазами, закрывал раскрасневшееся и блестящее от пота лицо рукой, кусал собственную ладонь, стараясь сдержать наиболее громкие стоны. Такой невинный, несдержанный и чувствительный, такой настоящий и только его.

Страшно остановиться, замереть, потерять хотя бы мгновение из этой обжигающей вечности, потому что юноша мог очнуться, прийти в себя, перестать дрожать от страсти и наслаждения. Тикки с содроганием представлял, как серебро глаз потемнеет от ненависти при взгляде на него, как это уже было сегодня, и целовал снова, с удвоенным усердием, вновь поднимался к лицу юноши, дабы видеть глаза, дабы знать, что они затуманены страстью и пробудившейся похотью. Он отодвигал узкую ладошку Уолкера, старательно вылизывал оставленные острыми зубками юноши следы, некоторые из которых слабо кровоточили, и снова следил за взглядом. Наблюдал за движениями расширенных зрачков, за трепетанием слипшихся от пота ресниц, дотрагивался до них пальцами мягко, дабы не потревожить шершавую кожу злополучного шрама. Аллен недовольно дёрнул головой, пытаясь избежать этого прикосновения и только побуждая Ноя сфокусировать своё внимание на красноватой звезде-шраме. Микк приподнялся и аккуратно, почти невесомо коснулся центра звезды кончиком языка, левая рука Аллена тут же схватилась за его плечо, но не отстранила, будто предупреждение. Но Тикки уже стало слишком любопытно, и он, слегка выгнувшись, потёрся собственной плотью и стоящий колом член Аллена. Юноша изумлённо дёрнулся, и Тикки нагнулся, для того чтобы уже обстоятельно лизнуть огрубевшую кожу шрама, пытаясь почувствовать, ощутить на вкус тьму и боль отцовского проклятия. Но ощутил лишь едва ощутимую кислинку обречённости. Он никого ни к чему не принуждал. — Мы оба этого хотели. Ты сам этого желал. Его правая рука, до этого медленно и мучительно гладившая налитый кровью член юноши, переместилась, мягко поглаживая мошонку, и постепенно под ободряющие, едва слышные стоны переместилась поближе к анусу. — Мы решили это сами, оба. Наплевав на остальных, не так ли, Малыш? Тебе до этого приходилось принимать самостоятельные решения? Тикки изнывал от желания. И Тикки же знал, что должен услышать подтверждение. Пальцы кружили вокруг тугого колечка мышц, глаза юноши осмысленно наблюдали за неторопливыми действиями Ноя с некоторой опаской. И эта осознанность будоражила, заставляя фантазию распаляться, а кровь кипеть в едва сдерживающих её венах. Его тёмная сущность, сейчас принявшая первую роль в теле, пульсировала, глухим эхом вторя сердечному ритму, но не вырывалась наружу. Копилась внутри, сгущалась, но не представляла ни малейшей опасности. Примерно как дезактивированная левая рука Аллена.

Искусанные, влажные от слюны губы разомкнулись, и юноша шепнул едва слышно, так, что слова, пробравшись под кожу тоненькими иголочками, станцевали по без того натянутым нервам.

— Всю жизнь... Всю жизнь я так думаю…

Ной резко приподнялся. — Ты… Ты удивителен, Аллен, — его взгляд был наполнен чем-то до горечи напоминающим нежность, слишком напоминающим, но ей не являющимся. Пожалуй, больше это было похоже на гордость. — Ты восхитителен. Или восхищение.

Аллен не мог не улыбаться в ответ.

— Мне казалось, что ты считаешь меня идиотом! — почти обиженно выдохнул он, но обида тут же сменилась гримасой неудовлетворённости, он всё же пытался держаться. — Ох, ты и впрямь не собираешься больше ничего делать? Юноша в подтверждение своего недовольства сжал руку Тикки, словно пытаясь вернуть её обратно, туда, где он желал бы её ощутить, но Ной отрицательно покрутил головой. — Тикки? — удивление проскользнуло в голосе Уолкера. — Секунду. Разведи ножки пошире, Малыш. Сделай это для меня?

Что-то в просьбе Тикки заставило Аллена покраснеть ещё сильнее, но он всё же повиновался просьбе Микка, сгибая ноги в коленях для лучшей опоры на скользком полу и разводя их в сторону. Тикки, едва сдерживаясь от того, чтобы опустить взгляд, продолжал глядеть Аллену в глаза и облизнул собственные пальцы, обильно смазывая их собственной слюной.

— Идиотские у нас условия, — шепнул он, снова наклоняясь к юноше для поцелуя, сжимая его сосок и проталкивая первый палец сквозь плотное кольцо мышц. Слишком плотное, непривычное. Что бы там о Микке не думали, но спать он предпочитал именно со шлюхами, а от них подобной узости и девственности ожидать было глупо. Это было слишком ново, чтобы не нервничать. Иначе, почему у него подрагивали пальцы?

— Малыш?

— Да?

— Всё хорошо, Малыш, да? — Тикки осторожно провернул палец и осторожно добавил к нему второй.

— Не... да… — ноги юноши обхватили талию Ноя, желая сдвинуться, не дать Тикки такого доступа. Тикки протянул руку, поощрительно поглаживая бедро. — Хорошо, Малыш… — Только не называй меня так. — Юноша нерешительно заёрзал, пытаясь не то уйти от неудобного проникновения, не то для того, чтобы найти положение получше, но опустившаяся ему на грудь рука не дала юноше двинуться.

— Я не люблю твоё имя. Аллен — тот, кого мне было приказано убить, — пояснил мужчина, добавляя ещё один палец, и юноша болезненно поморщился, уже не пытаясь скрыть свои ощущения. — Но это не лучшая тема для подобной ситуации.

— Отвратительная… — Аллен и сам не мог решить: ситуация или всё-таки тема. Всё же не каждый день ты решаешься вот так лечь с раскинутыми ногами перед своим врагом, выставив на обозрение всего себя. Он только пытался скрыть свои внутренние и совсем неуместные метания, ещё сильнее сжимая ноги не в силах побороть страх. — Расслабься, Малыш, так получится гораздо лучше.

Очередной поцелуй, и пока пальцы уже не больно, но всё ещё очень необычно скользят внутри, сгибаясь, разгибаясь, мучительно медленно проворачиваясь. Вторая рука Тикки прошлась по яичкам поглаживая, обхватила всё ещё напряжённый член, снова начиная двигаться и слегка сдавливать. Аллен снова всхлипнул от удовольствия, а Тикки нетерпеливо вынул пальцы, не давая юноше опомниться, подумать, передумать, принять любое другое решение.