====== Глава 10. Один на один. ======

От автора: это всё ещё девятая глава на самом деле. Думаю, это может быть заметно. И следующая часть тоже будет девятой главой, её завершением, если по сути. Правда она будет ни о чём.

И на деле всё это должно было появиться намного раньше, но на меня навалились проблемы и вот… Прошу прощения, что так поздно. По сути, у меня были планы по выкладке кое-чего и все эти планы были свёрнуты в трубочку и выкинуты в корзину.

В любом случае, надеюсь «девятая глава в трёх частях» вас не слишком разочарует ^^

Аллен не знал, сколько он там просидел на холодном полу, бездумно пялясь в трещины на блеклых, словно ненастоящих картонных стенах. Но ему показалось, что прошла целая вечность. К тому же он ни разу не оглянулся на Тикки Микка, не смотря даже на то, что тот изредка шебаршился и прохаживался в своей части зала. Эхо шагов гулко отдавалось в этой пугающей тишине. — Что с Ковчегом? Что с нами? — Я же уже сказал, — Тикки, судя по прекратившемуся звуку шагов, резко остановился. — Он заблокирован, это значит, что все его стены, все его строения и ошмётки программ сейчас заморожены на шесть часов, и никто ничего с эти сделать не может. Даже Роад не сможет проникнуть в заблокированный Ковчег. Это… Это консервация.— Тикки покачал головой, а Аллен с удивлением осознал, что уже некоторое время внимательно следит за его движениями и мимикой, пытаясь сопоставить, сравнить этого смертельно опасного демона и своего старшего друга, который был чуть больше, нежели просто друг. Получалось... странно. Аллен постоянно отвлекался на мысли о том, что Тикки Микк, Ной, действительно красив, и, чистой силы на него не хватает, действительно похож на его знакомого. К тому же, он и был им тогда, когда оказался ранен. — Твоих друзей, если восстановить Ковчег, можно вернуть. Ковчег это такое пространство, которое всё может сложить и разложить. Пока жив хоть один камень его основания, жив и Ковчег, живо всё, что здесь было на момент уничтожения. Вот только после блокировки Граф наверняка догрузит Ковчег в новый корабль, и не знаю, что они дальше будут делать с этим. Не знаю даже, дадут ли они выбраться мне.

— Тебе? — переспросил Аллен, оборачиваясь уже всем корпусом и понимая, что шея затекла и устала, пока он наблюдал за Тикки едва ли не у себя за спиной.

— Да. На будущее, если оно у тебя будет, Малыш, дам хороший совет: даже если что-то имеешь против начальства, не смей высказывать им это в лицо. И тем более побуждать других членов семьи тоже участвовать в этом бунте. — У меня нет семьи, — глухо заметил Аллен. — Зато начальства не мало… — Тебя могут убить? За что? За то, что ты меня не убил? — это казалось слишком простым, слезливым и глупым, но оно же казалось наиболее очевидным. И Тикки на этот вопрос лишь согласно кивнул. Аллен снова отвернулся. Желания драться, доказывать что-то больше не было. Думать о пропавших, но возможно живых друзьях было больно. Больно бездействовать и не знать, как заставить Ковчег вновь раскрыться полностью, улица за улицей, комната за комнатой, восстановиться вместе с людьми. Больно. Но эта боль затихала, оставляя после себя что-то смутно напоминающее интерес. — И что, это того стоило, Малыш? — на сей раз нарушил молчание Тикки Микк. Убедившись, что Аллен обернулся к нему, он продолжил. — Этот бой. Что он дал вам? Дал бы вам при том исходе, если бы вы выбрались наружу втроём, а другие погибли? Забили Гнева? Он вскоре вновь переродится, новый и, скорее всего, куда более опасный, а его убийца был бы погребён останками этой громадины. Так ради чего? — Ради чего? — недоверчиво переспросил Аллен. — Это Граф захватил нас сюда, в Ковчег! — Это вы припёрлись на остров, полный акума и Ноями! Честное слово, только самоубийца мог надеяться на благоприятный исход. А если бы Граф вообще не задумал эту сцену в Ковчеге, вас с лёгкостью забили бы на земле! Ещё тогда когда ты примчался на подмогу! Так ради чего? Аллен открыл рот, собираясь ответить, но не смог, не сумел выдавить из себя объяснения, потому что знал, что слова вроде: «ради людей» «ради акума» «ради тех, кто сам не в силах себя защитить» Тикки ничего не скажут. — Ты не поймёшь. — Чего? Чего-то вроде «ради друзей»? — вызывающе хмыкнул Ной. — Позволь не согласиться. Ради чего я, по-твоему, сохранил тебе жизнь? — Ради меня? — хмыкнул Аллен, — или ради светлой памяти о нашей дружбе? Сколько она там продлилась-то? Тикки не ответил. Он тоже сидел на полу, вытянув полусогнутые ноги и закрыв глаза. При этом он был настолько расслаблен, что казался спящим или, по крайней мере, дремлющим. Аллен уже только пожелал отвернуться обратно, как Микк, так и оставаясь недвижимой статуей, всё же оторвал ладонь от пола и похлопал ей рядом с собой. — Иди сюда, Малыш. — Зачем? — недоверчиво осведомился Аллен. — Надоело говорить через весь зал. — Ну так иди сам ко мне. — А ты не сбежишь? — лениво приоткрыв один глаз, уточнил Тикки. Уолкер пожал плечами, потому что и сам не знал ответа на этот вопрос. — Ну, смотри. Ной медленно, как будто тело не желало его слушаться, поднялся на ноги и пошёл к Аллену, который, в свою очередь, напряжённо замер, врезаясь в пол острыми когтями всё ещё активированной чистой силы. Ной мог снова попытаться её уничтожить, совершить пакость напоследок. Или, может быть, все эти слова о вынужденной заморозке Ковчега обман, и время дано Ною, чтобы убить его. Хотя, почему бы тогда не оставить его в разваливающемся Ковчеге? Тикки опустился рядом и опустил удивительно тёплую ладонь Аллену на плечо. На правое плечо. — Даже твой плащик на меня больше не реагирует, расслабься. — Это последнее, что я собираюсь делать, — продолжая не смотреть на Тикки, паренёк попытался нащупать плащ, изумлённо понимая, что тот почти исчез и свободно покрывал лишь плечи. Даже пушистость воротника заметно уменьшилась. Чистая сила устала? Паника всколыхнулась внутри болезненным покалыванием проходясь по самым кончикам пальцев.

Нет, он, вроде бы, не чувствовал ничего подобного, да и плащ ведь пока что при нём.

— Расслабься, — проникновенный шёпот Тикки пронизывал до глубины, щекоча по самым оголённым нервам. Это не был голос Ноя, это был покровительственно-наставляющий тон безымянного португальца, с которым Аллен познакомился два года назад. И который был одним из самых близких людей за всё время странствий с учителем. Одним из самых соблазнительных людей.

И даже будучи Ноем, он будоражил в Аллене позабытые грани чувств.

Кажется, он считал этого Ноя прекрасным ангелом смерти? Зря он так считал, зря. — Они действительно сейчас не мертвы? — Да. Малыш, могу поклясться хоть вставной челюстью Графа Тысячелетнего, если она у него и впрямь вставная, как говорят Узы, они должны быть сейчас живы. То есть, можно сказать, что сейчас они в коме и даже не существуют, но их можно вернуть. — И как? — Ну, для этого надо, наверное, чтобы этим Ковчегом кто-то управлял. Кто-то, помимо Графа, потому что этот Ковчег, между прочим, свидетель трагического предательства. Да, Ной, которому было отдано управление над ним, предал семью и передал право управлять им кому-то ещё. Какому-то человеку. Возможно, Мариану Кроссу, говорят, тот знал этого Ноя. — У вас был преда… Стой!! — Аллен вскочил на ноги, направив на Тикки когтистую руку. — Так Учитель может всё исправить, да? Но он же был где-то в Эдо, он может быть даже здесь! — Не в этом зале. А в заблокированном состоянии комнаты полностью изолированы друг от друга, даже если между ними не было стен. Это всё равно что карантин. Твой Учитель не сможет попасть куда бы то ни было, даже если очень пожелает. — Но он может быть и здесь, его чистая сила, она маскирует и скрывает его! — Здесь больше никого нет, за этой комнатой был полный контроль, поверь мне. Скорее Кросс навещал помещения более важные, лабораторные. Они находятся в основании этой башни, в другой комнате, а между комнатами Ковчега стоят не стены, а пустота. Так что, нет, сюда ему не попасть. В комнату управления какую-нибудь, если она есть — тоже, если он сейчас не в ней. И, скорее всего, Граф устранил первым делом устройство, помогающее управлять этим Ковчегом, и перенёс в новый, если я хоть что-то в этом понимаю. Теперь понятно? Аллен тяжело бухнулся рядом с Ноем, уже сам слегка опираясь о его плечо. Звучало слишком логично и слишком зловеще одновременно. Его друзья были всё ещё живы. Их можно было спасти, но спасение было отрезано. И всё, что ему оставалось, это либо драться с Ноем, который стал сильнее чем раньше, либо сидеть рядышком и беседовать. Сидеть долго. — Почему ты оставил меня в живых? — вопрос сорвался с губ Аллена против воли уже в который раз, и, судя по тяжёлому вздоху Тикки Микка, порядком задолбал его. — Тебе нравится ставить меня в неудобное положение, да, Малыш? — Тикки снова ощутимо вздохнул, прижимая Аллена к себе поближе, буквально вжимая левое плечо себе в грудь, отчего Аллен снова напрягся. Ему определенно не нравилось, когда Ной касался его левого плеча, но сейчас, несмотря на прошедшее время, в его голове царила неразбериха и двойственность: кажется, ещё чуть-чуть, и он начнёт воспринимать Ноя как того безымянного португальца, который учил его целоваться. При воспоминаниях об этом довольно постыдном для Уолкера, но удивительно светлом и приятном фрагменте его жизни он заметно покраснел, судя по гортанному смешку пристально наблюдающего за ним Тикки — очень заметно. Шершавый палец мужчины провёл по заалевшей щеке юноши. Слишком интимное касание для врага. Аллен должен был оттолкнуть Ноя. Но что-то внутри успокаивающе нашёптывало, что опасности от этого человека нет и никогда не будет. Что-то, что когда-то не дало Аллену Уолкеру ударить Роад Камелот в спину, когда она подставилась, даже после того, как он узнал о том, кто она такая. Он был неисправим. — Я ударил тебя сегодня, — тихо проговорил он, внезапно осознавая. — Я был готов убить тебя. Он не мог заставить себя бить Роад, он никогда не ощущал ненависти к акума, но Тикки вывел его из себя. Даже довёл до небольшого помешательства. И это помешательство, тот факт что он не понимал, что делал, пугал его похлеще пьяного Кросса в самые худшие времена ученичества. — Ты был не в себе. Мне стоило об этом подумать, но я был… зол. Ты задел меня за живое, так говорят? — Тикки усмехнулся задумываясь над некоторой нелепостью слов Уолкера. — Малыш, ты что, оправдываешься? — Нет! — слишком быстро для продуманного и взвешенного ответа.