Аллен опёрся на колени получше и, быстренько пробравшись ладонью в бельё мужчины, принялся медленно ласкать заинтересованно напрягшееся достоинство, сам в это время поддаваясь вперёд и вжимаясь пахом в бедро Тикки Микка.
— Тикки, хватит меня мучить! — сжимая ладошку сильнее, пропел подросток, и тут же рука Тикки, лёгшая ему между ног, подтянула мальчишку поближе, поглаживая ложбинку между ягодицами и вызывая у Аллена недовольное шипение. Ногти левой руки Уолкера царапались во время такого проявления эмоций очень даже больно, и мальчишка начинал ещё более недовольно ёрзать, закусывая губу от недостаточной для него ласки. Его тело отзывалось на каждое прикосновение Ноя, будто заговорённое, и хотелось большего, хотелось чувствовать мужчину везде, вжиматься в него всем телом, принимать его налитый кровью член, стонать, выкрикивая его имя, и только этого желания было достаточно для того, чтобы почти кончить… Ещё бы Тикки был хоть немного, хоть чуточку поактивнее, паршивец!
Аллен не сдержал ликующего крика, когда рука Тикки оказалась именно там, где должна была быть, толкаясь в неё. Не забывая при этом и сам ласкать мужчину влажной от пота ладонью, подрагивая от обжигающего его тела огня до того сильного, что наслаждение граничило с мучительной болью. Если Тикки ещё хоть раз остановится, Аллен его убьёт — это он знал точно.
Но сначала, сначала… Аллен зарычал, в сдавленных звуках едва различимо было имя его любовника, и от прошивающего всё тело удовольствия наконец-то содрогнулся, вплёскиваясь в руку мужчины. Но расслабиться или даже вздохнуть, прогнав заплескавшиеся в глазах огни, не удалось, так как Ной подхватил его спину, с силой вжимая в себя и оборачивая свою ладонь вокруг его, побуждая двигаться. Ещё несколько движений вокруг члена подхватившего его мужчины, и, вытирая о простыни запачканную в сперме ладошку, он, погружённый в блаженную истому, целовал Тикки.
— Давно у меня не было столь доброго утра, проведённого в чьей-то компании, — пробормотал старший Ной, поглаживая блестящее от пота лицо подростка подушечкой большого пальца.
— Могу сказать то же самое, но, думаю, ты догадываешься и сам. — Аллен, тихо застонав, приподнялся на колени, стараясь не спотыкаться о конечности Тикки и правильно сориентироваться в пространстве. Вздрогнув, он положил руки на живот, успокаивая вдруг затолкавшегося ребёнка, лениво думая о том, что тот уж слишком часто тревожит своего родителя. Или Аллен уже вредничает? Но сейчас-то совсем уж ясно, что внутри него растёт живой ребёнок. Главное, чтобы не каннибал какой, решивший сожрать своего папочку перед вылуплением.
— Как ты думаешь, у меня живот не маленький для срока? И какой он вообще будет? — поинтересовался Аллен. Живот казался ему уже огромным, даже очень. И, признаться, он довольно просто к нему приспосабливался. Чистая сила сглаживала все неудобства.
— Поживём – увидим.
Аллен хотел услышать что-то более обнадёживающее, но Комуи с врачом Ордена считали, что всё идёт в рамках стандартных сроков. С каким-то небольшим сдвигом в пару недель.
— Интересно, я сейчас могу найти Графа? — поднимаясь с постели, пробурчал подросток, собирая волосы с лица и с неудовольствием, отмечая, что их вполне можно уже собрать в небольшой хвост.
— Конечно, можешь. Вряд ли он сейчас рискнёт отойти от тебя на слишком большее расстояние. — Тикки на своей половине уже одевался, и Аллен отбросил мечты о душе. Вытереться, сполоснуть лицо, и он будет готов начать новый день. К тому же предпосылки пока были неплохие. И, пока удача с ним, надо спешить к Тысячелетнему ворчуну и просить у него кое-что очень важное. Если что, Аллен мог бы и поторговаться.
На крайний случай Уолкер мог бы заняться чем-то и нелегально, Тикки ему бы точно помог, но Аллен не был уверен, что игра стоит свеч. Всё же Граф тоже как раз должен выбрать линию поведения к бывшему предателю. Аллен заставит его сделать этот выбор сегодня. Прямо сейчас.
— Надеюсь, он не дрыхнет, — направляясь в ванную комнату, отметил подросток.
Граф не дрых. Граф нашёлся довольно просто. Он с мученическим выражением лица сидел над разбитыми Узами, придумывая максимально убедительную речь о вреде алкоголя. Аллен, хищно улыбнувшись, пропел:
— Доброго дня, Граф, можете не страдать над Узами, об их поведении с ними могу поговорить и я, мне хватило одного алкоголика в моей жизни, а сейчас, — он пнул сапогом одного из парней, развалившихся на полу, побуждая их пойти в душ, освежиться, что ли. — Сейчас у меня к вам разговор на совсем другую тему имеется. Я наконец-то выспался.
— Мы это…
— Мы свободны?
— То есть мы совсем того… — невнятно бурчали Узы, копошась на полу.
— Мне нужно кое-что, — сразу перешёл к делу Аллен, понимая, что Граф больше не обращает внимания на Джасдеби, — и только после этого я согласен поговорить; я расскажу вам всё и о моём ребенке, и о том, что и как произошло на самом деле и что будет дальше. Но не сейчас. Я очень хочу, чтобы вы позволили мне сделать кое-что и отнеслись к моей просьбе с пониманием. Я и сам больше узнаю, и помощь получу, если вы согласитесь. Мне нужно встретиться с одним человеком. Я понимаю, что сейчас вы вряд ли меня отпустите вот так куда-либо, потому и прошу устроить встречу здесь.
— И кто же этот человек? — Граф не стал противиться сразу, и это был хороший знак.
— Жрец. Жрец Сердца.
— Что бы мы не думали, перед нами не только не чужой нам Ной, но и Шут, — усмехнулся Правосудие, как всегда оказывающийся за твоей спиной совсем не вовремя, и он вообще казался подозрительно довольным сегодня.
— Так и есть.
— И что это за человек? — повторил Граф. — Я что-то не помню больше Жрецов, ведь они явятся только к постепенному возвращению Сердца.
— Лави. — ответил Аллен.
— Я старею, — медленно протянул Граф, закрывая глаза и крепко задумываясь. — Книжник действительно уже Жрец, в этом нет сомнения, они всегда такими были, и встретиться вам нужно. Но… Ты же не думаешь, что всё будет вот так просто? Ты можешь увидеться с ним. Три часа встречи. С одним условием для этого юнца… Да. С одним условием. Кто знает, согласится ли он или нет, но уж точно эта встреча не должна пройти для него с лёгкостью.
====== Глава 51. По душам о душах. ======
Лави грохнулся на колени и, тяжело дыша, прислонился горячим лбом к ледяной стене.
— Сда.. сдаюсь… — сказать хоть что-то было настолько тяжело, что Лави почти ощутил себя победителем. До тех пор, пока не остался в зале один-одинёшеник и не застонал удручённо во весь голос.
Не будь его ребра столь крепкими и закалёнными в сотне боёв, точно оказались бы сломанными. На самом деле он не был уверен, что они не сломаны прямо сейчас или, по крайней мере, не дали трещину. Но жаловаться было не на что. Точнее, не на какого, не на самого же себя себе? Или найти слушателя? Вот Юу предупредил сразу, что если тот сунется, на своих четверых не уползёт.
А голова Лави была занята совсем другим. Ну, совершенно другим. Он был в настолько отвратительном, раздавленном состоянии после всего произошедшего, что готов был на что угодно, лишь бы отвлечься. Даже побыть грушей для битья. Только его ждала куда более худшая участь — спарринг партнёр для нехорошего Юу.
Да, злопамятным оказался японец.
И всё ещё неспокойным.
Что-то было не так в этом непокорном японце, что-то важное произошло с ним. Мечник рвался куда-то, но такое чувство, будто не знал, куда. Словно ему пришло письмо, где сказали, что открытие его смысла жизни произойдёт в одной единственной точке, но не назвали эту самую точку. И теперь Юу ждал не то проводника, не то почтальона.
Лави хорошо разбирался в Юу, действительно хорошо и гордился этим, как может гордиться ученик книжника, избитый до полусмерти, валяющийся в углу тренировочного зала посреди ночи и стонущий в голос о своей непростой судьбе.
Да, он гордился тем, что следил за Юу и понял раньше всех остальных, что с ним произошла беда. Больше гордиться было нечем.