А этого не знал даже Аллен с памятью Неа.

Кстати, память его прошлого поколения, болезненно вторгшаяся в его ум во время пробуждения, пока оставалась тёмным уголком, который ненавязчиво отсвечивал. Стоило обратить своё внутренний взор в его сторону. Воспоминания не мешались и не надоедали.

Они был тусклыми и требовали особого внимания. Несколько дней как минимум, которые Аллен проведёт, анализируя лишь их.

Но сейчас он хотел спать, а ему мешали.

— Роад, уйди, я обижен на тебя.

— За что? — неподдельный ужас на лице этой девчонки – зрелище просто удивительное.

— За то, что не поняла, опытная наша, что кристалл, что я уничтожил на самом деле вселился в мою руку. Я ведь левшой всю прошлую жизнь был, может, и сейчас левшой мог быть…

— Это было тридцать пять лет назад! — возмущению Роад не было конца. И Аллен едва удержал готовые слететь с языка колкости насчёт возраста и памяти девчонки. Впрочем, Мечта и сама понимала, что выбрала не тот тон и не ту тактику против обновленного Четырнадцатого.

— Ты пользовался обеими руками неплохо. Но предпочитал, да, левую. Писал зато правой в основном, чтобы не смазывать записи. Ну, тут тоже от языка зависело. Твой язык мог записываться именно по этой причине в любую сторону, хоть столбцами, это Мана придумал для твоего удобства. Как так вышло на самом деле, что Мана жив и, вроде как, Ной?

— Странно, что меня не спросили за ужином, — глухо пробормотал Аллен. Ловко девчонка перевела тему, ничего не скажешь. — А сейчас я хочу спать и чтобы ты ушла из комнаты!

— Твоя сестра не может спать с тобой?

— Спроси у Тикки.

Роад сложила руки поперёк груди и надулась. Аллен позволил себе закрыть глаза, а рассудку скользнуть в тишину и покой нежной дрёмы. Только Роад всё не спалось, и она, чертовка, ползала по кровати, создавая приличную такую качку. Аллен в полусонном бреду даже услышал шум далёких волн, бьющихся именно об его безразмерную кровать, которая и была единственным островом во всём этом водном пространстве. И она была большой, почти огромной, как и полагается острову.

И острова коснулся шторм. И пострадавшие.

Да, чей-то корабль разбился об остров, и там были чьи-то возмущённые сдавленные писки, потом шёпот, потом снова волны, и Аллен наконец-то полностью погрузился в сон, прижимаясь к чему-то тёплому и родному.

Кажется, он действительно был дома.

И мог здесь спать. И не только он.

Когда утром он открыл глаза, ему отчаянно хотелось действовать. Как и все последние дни его жизни, после сна ощущалась потребность пойти и размять своё отлежавшееся тело. Только вскакивать на сей раз он не спешил, посильнее зарывался руками в волосы Тикки, к плечу которого он и пристроил свою голову и мысленно удивился, что….

Стоп. На нём снова был его плащ. Полностью активированный.

Вот почему на самом деле ему было настолько жарко! Ни он, ни Тикки не был укрыт чем-либо. Только он был под своим плащом, свободно укрывшим его с головы до ног. Только большой палец левой ноги торчал из-под назойливого одеяния.

Зажмурив глаза, он медленно поднёс руку ко лбу и убедился, что стигматы на месте. Да, значит, ощущения его совсем не обманули. Всё в порядке, он Ной, если это можно назвать порядком, и он лежит в своей чистой силе! Нервный смешок, вырвавшийся из горла, заставил мальчишку подавиться, и пришлось спешно собирать конечности, садиться и откашливаться.

Тикки поворочался, пытаясь притянуть ускользающий источник тепла обратно, но всё равно не проснулся, и Аллену пришлось переключаться с умиления на осмотр самого себя любимого. Стараясь не обращать внимания на плащ, но уже краем глаза отметив некоторые странности в его цветовой гамме, он неуклюже спрыгнул на пол и босыми ногами протопал до самого зеркала, тройного зеркала, которое сейчас было закрыто собственными створками. Взглянув на себя, он понял, что определённо Плащ, это чистая сила, что выживет в любых условиях, если она сумела так подстроиться под изменения, произошедшие в носителе. Ранее серебристая ткань плаща теперь была покрыта плавающим, словно живым, чёрным замысловатым узором. Как расплывающейся искусно набросанной краской. Аллен даже не сразу сумел заставить себя дотронуться до этого узора, но на ощупь ткань была такой же обычной, как и раньше. А среди пушинок воротника обнаружилась чёрная каёмка. И узор на маске появился. И… и Аллен не мог надеть эту самую маску. Видно, подобное преображение было всё же недоступно ему в обличии Ноя, а может, ему вообще не доступно больше такое преобразование? Но оно нужно для активации Покрова. А Аллен вряд ли может быть настоящим Шутом без главного приёма. Какой же он хранитель Сердца, если не может его защитить?

Аллен вздохнул и мысленно отдал плащу команду свернуться. С едва ощутимым шелестом тот действительно свернулся, оставаясь на руке манжетой, вшитой в кожу почти нормальной руки. По крайней мере, структура кожи в тёмном обличии у этой руки была обычной. Только кристалл всё же просматривался в ладони, кожа грубее и более тёмного оттенка, который рассеивался к плечевому суставу.

Неплохо всё это выглядело.

Теперь Аллен стоял в одних штанах, в которых и спал же, и мог спокойно рассматривать свой выступающий живот, который почти не беспокоил. Беременность проходила, будь она не ладна, всё же неплохо. Лучше, чем у многих женщин даже. Его странный токсикоз был довольно мягким, его нервы были крепкими, а выдержка помогала не сорваться.

Всё отлично.

Аллен провёл рукой по натянутой молочной коже и задумался о том, что неплохо было бы понежиться под солнечными лучами какого-нибудь жаркого острова, не зря же ему именно это привиделось во сне. Раньше он на солнцепёке только работал до сто седьмого пота и полного отруба сознания. Хотелось бы увидеть это всё с другой стороны.

Уничтожение мира в планы Аллена не вписывалось никоим образом.

Можно было смело присягать Сердцу и оставаться Шутом.

Всё отлично, кроме десяти тысяч дел, которые ещё предстоит сделать. И в первую очередь… Кое-что довольно сложное.

Аллен задумчиво обернулся обратно к кровати, на которой так соблазнительно устроился Тикки. Всё же была своя прелесть в отсутствующих одеялах. Можно разглядеть гораздо больше, даже не смотря на то, что Микк свалился в кровать одетым. На цыпочках, хотя Тикки и не собирался просыпаться, Аллен подступил к самому краю кровати, медленно опустился на неё коленками и пополз к предмету своего интереса. Тот, словно подслушав мысли подростка, сонно приоткрыл один глаз, протянул руку, пытаясь подтянуть к себе мальчишку и опрокидывая его на себя. Аллен хихикнул, с некоторой тревогой подумав, что чуть не ударился о Тикки животом, а подобное в его планы не входило. Но переживания за ребёнка затмила возможность поцеловать мужчину в оголённое плечо. Рубашка сбилась и расстегнулась почти полностью, уже ничего не скрывая, а Аллен всегда был неравнодушен к смуглой, гладкой коже португальца, которую так и хотелось попробовать на вкус.

Если бы он не отожрался на ужине, точно сейчас бы желудок дал о себе знать. А так-то Тикки медленно лишь перевернулся на спину, цепляя рукой юношу за пояс штанов и притягивая к себе поближе. С лёгкостью встретившись с Алленом губами, Тикки принялся с удовольствием погружаться в сладостную игру; подросток в его руках прогибался в попытке прильнуть к мужчине поближе, ласково подставляя макушку под длинные, утонувшие в седых волосах пальцы. Аллен обожал, когда Тикки играл с его волосами и, поглаживая за ухом, массировал затылок. От этого хотелось мурчать прямо Тикки в рот, довольно постанывая от наглой, холодной ладони, сжимающей его ягодицы.

Он любил это утро, любил эту кровать, любил этого Тикки Микка и любил возможность любить его.

Пробираясь ладошкой к паху мужчины, с удовольствием сжал свидетельство его желания, внимательно наблюдая за тем, как именно меняется выражение лица и глаз мужчины, так и излучающего похоть. Услышав предупреждающий рык, Аллен, лукаво улыбнувшись, чмокнул мужчину в нос, поднялся к виску, подставляя шею под горячие, влажные поцелуи, и, тяжело дыша от нетерпения, начал расстегивать и без того расслабленный пояс. Тикки пробрался ладонью к его животу, медленно поглаживая и не спеша опускаться ниже, поощряюще шепча и дразня подростка.