Эван не мог запросто пройти к Аллену, слишком много проломов на пути, и если бы хотя бы прекратилась тряска, он мог бы попробовать, но…
Было рано и было опасно. Эван отлично понимал, что сейчас происходит. Аллен проснулся, упустив лавину, упустив Камнепад, и тот, наконец, обнаружив своего виновника, точку отсчёта, принял его эпицентром своей огромной разрушительной мощи. Все землетрясения до этого начинались в стороне от Аллена. Но не сегодня. Аллен сам дал обнаружить себя.
Все эти смерти лишь для того, чтобы вырваться из Ордена? Эван был слишком человеком, для того чтобы спокойно смотреть на разрушения. И, судя по дальнейшим действиям Аллена, тот тоже не растерял своей человечности. Взвившийся в воздух плащ тонким, но удивительно крепким щитом замер на мгновение, пока Аллен соединял ладони перед грудью, постепенно отдаляя их. Словно вытягивал невидимую нить, медленными, равномерными движениями наматывая на когтистые пальцы хрупкие с виду узелки. Он медленно развёл ладони, на одной из которых едва серебрилась сеть, закрыл глаза и развернулся вокруг своей оси, позволяя плащу парить, растворяясь в окружающем пространстве, звенеть, изгоняя враждебное, сиять, защищая то, что дорого. То, что не подлежит уничтожению.
Громадный щит, проникающий везде и сразу, закутывающий Башню в свои всесильные объятия погрузил их в тишину и расцветающую защищённость.
Землетрясение остановилось. Но не только оно, не только стихия оцепенела под этим мощным воздействием. Замерло всё: стены, двери, мебель, даже предметы, находящиеся в этот момент в совершенно неустойчивом положении. А затем несущие стены с натужным шипением вдруг стали распрямляться, обволакиваемые пульсирующими серебристыми нитями. Щит восстанавливал устойчивость Башни, не позволяя ей упасть, даже когда он спадёт сам, щит сдерживал натиск землетрясения, постепенно заставляя его вообще угаснуть. Щит был огромен и, казалось, мог защитить их от чего угодно.
И он распался через несколько мгновений или вечности, всё ещё оставляя след на стенах Башни, позволяя своему творцу обессиленно рухнуть на колени. Безжизненный покров вяло обволакивал его тело.
— Аллен, ты в порядке? — голос Линали звенел от напряжения, когда девушка поднималась на ноги, морщась, не в силах опереться на повреждённую ногу. Самое неудачное ранение в её случае. Она могла стоять лишь потому, что перелом скрывали туго обтягивающие ногу сапоги.
— Я схожу, посмотрю, лучше не экспериментируй, — предложил Эван, старательно обходя огромные трещины в разрушенном коридоре и стараясь не поскользнуться на воде. Похоже, где-то повредило трубы. Но Мелтона волновал сейчас лишь тяжело дышащий юноша с едва шевелящиеся, словно увядшее растение, чистой силой. Что-то с ней было не то — всего миг, и маска исчезла с юношеского лица. А подол плаща подозрительно потемнел.
— Аллен, ты как? — Эван допрыгнул до подростка, нагибаясь и рассматривая юного экзорциста.
— Надо… мне…
Аллен не мог сказать, он лишь сжал пальцами лоб, а потемневший, будто оплавившийся край плаща капнул чёрным прямо на пол, порождая долгожданное осознание. Чистая сила потеряла силу. Чистая сила… Аллен использовал её слишком сильно, так, как не использовал никогда раньше. И теперь у Плаща не было сил продолжать бороться с Темнотой внутри Уолкера.
То, что он видел сейчас…
То, что он видел…
Этого не было вообще-то в плане.
— Ему плохо, я отведу его в палату… — наконец принял решение Эван, помогая стонущему подростку встать и подставляя плечо. Лишь бы успеть убраться отсюда, убраться от этого столпотворения. Всего пара метров, и с едва слышным шипение Плащ исчез, что было не лучшим знаком. На сей раз он не оставил ни воротника, ни манжеты. Плащ исчез полностью.
— Нам надо поторопиться, — дёргая почти бессознательного подростка, пробормотал Эван.
Это был не худший день в жизни Вайзли. Далеко не худший, но тот факт, что в комнату его грубо вволокли двое парней, уже означал кое-что. Кое-что нехорошее. Сегодня ему придётся ловить отходняк, лёжа на полу, тоскливо скуля и призывая на помощь всю свою гордость и самолюбие, чтобы не расплакаться от чёртовой боли и беспомощности. Давненько его так не прессовали.
Голова раскалывалась. Подтянуть руки-ноги к телу не получалось. Да что там, подтянуть! Он пошевелить пальцами нормально не мог!
Вайзли почти желал, чтобы сейчас пришёл Аллен. И всё равно, что парень увидит его в таком жалком состоянии, Вайзли не жаловался на этот счёт. Просто он мог бы переползти на более удобную поверхность и отвлечься от боли на Аллена. Предмет, на который он мог бы отвлечься, то, на чём он мог бы сосредоточиться, — к сожалению, перед глазами всё расплывалось, и парень не мог увидеть ничего на расстоянии вытянутой руки.
Ему было очень, очень плохо.
И он даже не догадывался о том, сколько времени он уже лежит так, закрыв глаза в этом болезненном, раскачивающемся аду...
Правда… что это ещё за грохот?
И что это вдруг прилетело ему на голову?
Кажется, он начал раскачиваться на самом деле. То есть не он, а мир вокруг. Только сообразить это Вайзли толком не смог; голоса за дверью, грохот, а ещё эта адская боль в голове, разрывающая его изнутри, мешали. И кожа ладоней почему-то горела. А белые стены стали жёлтыми с пылающими алыми пятнами.
— Эй, парень, у тебя тут всё в норме, нас, кажется, трясёт!
Вайзли ненавидел этот голос. Он с силой сжимал веки больных глаз, скрипел зубами, бил ногами и руками по полу, сгибаясь. Кто-то схватил его за плечи, начиная трясти, ярость охватила Вайзли, бесконечная, тёмная ярость на этих недоумков, на этих ублюдков, на весь Орден!
Боль расколола его череп аккурат по лбу, ослепляя и в то же время даруя ему прозрение. Болезненное, но столь необходимое, потонувшее во вспышке нечеловеческой боли.
Когда он открыл всё ещё слезящиеся глаза, стена была покрыта красными пятнами. Пол заливали красные лужи. Тело, что лежало в ней, тоже было покрыто красным и ошмётками мозгов. Кажется, кому-то взорвало голову.
…Забавно.
Мудрость Ноя медленно поднёс ладонь к лицу и оттёр кровь рукавом. Его оковы распались ещё во время землетрясения, очевидно, потеряли связь с тем, от чего были созданы, — с Родителем. Вайзли и сейчас ощущал его угрожающее присутствие, но привычный щит и связи были на время приглушены. Видимо, произошло что-то очень большое. Что-то, на что так рассчитывал Аллен.
Аллен?
Вайзли медленно поднялся на ноги. Всё же это заторможенное пробуждение не способствовало хорошему самочувствию. Его шатало, собственный дар казался чужим и неудобным, глаза болели просто адски, и кожа покалывала от контакта с воздухом.
Оказывается, тел было двое. Впрочем, оба похожи друг на друга своим состоянием. И поделом им. Ной, зацепившись за стену, перешагнул второго, оглядываясь в коридоре. Это было точкой встречи, но Вайзли мог бы попробовать пойти дальше.
Он неуверенно пошёл вперёд, всё ещё цепляясь за стену относительно чистой рукой и шёпотом считая шаги. Так было легче идти.
Крик, раздавшийся совсем рядом, был чем-то, чего Вайзли совсем не ожидал. Ускорив шаг, он выглянул за поворот; первое, что он увидел, был светловолосый Ворон. И ему здесь явно было не место. А ещё Вайзли ничего не мешало. Почти ничего не мешало, силы быстро убывали из-за ослабшего щита Родителя, однако для пары минут внушения этого было достаточно. А этот Ворон, он мог бы помешать. Помешать уже тем, что увидел всё своими глазами.
Как приятно ощущать свой тёмный дар, восстановившийся наконец в полной мере!
Аллен придумал всё это слишком давно, чтобы не растерять, по крайней мере, части своей уверенности, распахнув глаза у знакомого тихого озера. Это была живая половина мира или живой мир: с неба светила белая луна, за спиной шелестели травы и даже ощущался сильный запах цветов. Могильные плиты, плывущие на поверхности воды, покрылись мелкими, едва заметными трещинами, пылью, местами их каменные углы были сбиты. Очевидно, это был один из последних камнепадов. А если Аллен сделает то, что планировал, позволит ему падать дольше положенного, то он точно будет последним.