Почему именно сейчас, когда ему хотелось отвлечься, а отвлечься никак не удавалось, в голову лезла всякая фигня, а мир воспринимался исключительно в серых тонах вечного уныния?

Вечное уныние — сейчас даже подобное сочетание слов звучало увлекательно и почти заманчиво. Даже очень заманчиво. Очень-очень…

Серьёзно, Лави не прочь был погрузиться в философию и начать поиск ответов…

Ах, да, ответов на его вопросы не существовало в природе, кажется. Все его проблемы были в его голове. Или в окружающем мире.

Лави завидовал мирно напевающему Уолкеру, умудрившемуся даже найти для себя милое, доброе и полезное занятие: уборка комнаты. Правда, комнату эту он практически стряс с Комуи всеми правдами и неправдами. Но разве Аллен не нуждался в свежем воздухе, чистой комнате и таком элементарном комфорте?

— Эй, может, присоединишься? — Уолкер задавал этот вопрос уже третий раз за день, но Лави оставался в стороне. Так же, как ещё тридцать пять раз в другие дни недели. Наблюдать со стороны было привычнее.

В конце концов, Лави честно пытался отвлечься, при этом никак не отвлекаясь на самом деле: дел было по горло, многочисленные жертвы, сумасшедшие разрушения. Ватикан на полном серьёзе планировал переселение Хевласки в другое отделение, которое будет побольше, просто для того, чтобы подобная ситуация не повторилась. Становилось очевидно, что Книжник не сообщил им о радиусе действия щита Хевласки. Он был не таким уж большим. То есть щит накрывал всё здание, но если оно было слишком большим, то ближе к краю он основательно слабел. В своё время Хелеос каким-то способом поддерживал и активировал этот щит на полную мощность, но без помощи Сердца самим им сделать это было невозможно.

А Аллен до сих пор не научился правильно использовать свой Плащ. Зато он выглядел очень довольным. Возможно, это началось с тех пор, как Аллен стал ощущать ребёнка? Он заслужил немного счастья, пусть даже от этого ребёнка будет много проблем, и логичнее всего не привязываться к нему сейчас, пока он не рождён. Кто знает, что там будет дальше с ребёнком, который на самом деле Сердце? Но это выглядело так, словно Аллен, наконец, пришёл к какому-то окончательному решению и больше ни о чём не заботился.

— Что ты узнал, Аллен?

— Прости, что?

— Что с тобой произошло? Прозрение? Почему ты так… так…

— Бессовестно счастлив? — помог Эван.

— Почему сразу бессовестно? — Аллен, кряхтя, взобрался сначала на стул, а потом на подоконник. Всё же он был несколько ограничен в движениях. Лави оставалось лишь удивляться тому, как Уолкер игнорировал живот во время боя. — И не счастлив. Я умиротворён, скорее. Очень умиротворён.

— Будто тебя накачали чем-то, — вставил Лави.

— Плащ бы не позволил подобного. Это для ребёнка может быть плохо.

— Мне казалось, вы не так уж и связаны. Яд акума ты вон свободно вдыхал.

Аллен мученически вздохнул и развёл руками.

— Ну, понимаешь, тут дело вовсе не во вредных веществах, а кое в чём другом. Не знаешь — подумай. Ты книжник или кто?

— Будущий книжник, — угрюмо отозвался Лави.

— А во время первой встречи ты утверждал обратное. Может быть, это я у тебя должен спросить, что с тобой произошло?

«Проницательно, даже очень» — подумал Лави и лишь отрицательно качнул головой, показывая, что сегодня об этом говорить не будет.

— Тогда выметайся отсюда! — тряпка полетела в ему в лоб так неожиданно, что Лави даже не подумал уклоняться. А зря, потому что вслед за мыльной, грязной тряпкой ему в лоб полетела книга.

— Какое кощунство, — перехватывая увесистый томик, фыркнул рыжий парень, отступая к двери. — Почему я теперь должен уйти?

— Твоё уныние портит нам всю атмосферу! — Аллен любовно огладил живот и вернулся к покраске рамы. Лави только сейчас понял, что Уолкер полез заниматься именно этим. И что запаха у краски нет совершенно никакого. Разве что… постойте! Аромат персиков? И Аллен красит рамы в… В фиолетовый цвет? Лави почти готов был увидеть в этой комнате динозавра.

Он развернулся, махнув парням на прощание, и пошёл вон из этого маленького мирка отрадного безумия.

Он не мог заразиться подобным, сколько бы не стоял там. Ему нужно было что-то решить. Пойти к Книжнику, например. Пойти к Панде. Даже это прозвище не вызывало улыбки. И что ему делать?

Был бы он Алленом — пошёл бы есть.

Но он был Лави. И он тоже пошёл есть. А что? Если он не Аллен, он не любит хорошо покушать? А время обеда (изрядно растянутое, часа на три) как раз наступило. Так что Лави направился в столовую, но забыл о всякой возможности спокойного перекуса сразу же, как только зашёл в помещение и, окинув его взглядом, застрял на единственной фигуре, сидящей как всегда в стороне от других.

С Юу тоже что-то случилось. Лави не знал, откуда, но он точно знал это. И направился, подобно самоубийце, прямо в сторону японца. Юу его не заметил — можно уже паниковать и гадать, что такого смертельного должно было случиться с мечником!

Лави плюхнулся напротив Канды, и мечник лишь поднял на Лави мрачный взгляд, вернувшись к еде.

«Если я переверну его тарелку, что будет? Самоубийство?» — подумал Лави и едва успел отдернуть собственную, вдруг поползшую руку. Однако эта манипуляция не осталось без внимания, и Канда вновь обратил на него внимание, поднимая теперь голову и позволяя свету литься на его бледное лицо.

Канда выглядел уставшим. И это посреди дня, в мирном Ордене.

— Что, мать вашу, случилось здесь со всеми!! — грохотнув по столу, вскрикнул Лави, привлекая гораздо больше внимания, нежели он рассчитывал. Со всех сторон на него глядели заинтересованно, удивлённо, глухо посмеиваясь.

Вместо того чтобы ответить хоть что-то язвительное или хотя бы послать ему убийственный взгляд, Юу всего лишь вновь отвернулся от Лави. Может быть, он сделал это со злым умыслом? Оставил Лави один на один с необходимостью избавляться от всеобщего внимания?

— И здесь нет ничего интересного! — рявкнул он во весь голос, понимая, что до книжника вести об этой сцене дойдут за считанные часы, и разговор получится ещё хуже, чем казалось вначале.

Конец света казался действительно милосердным исходом.

Лави зарычал. В чёрных глазах Юу появилось удивление и тут же отразилось на всей физиономии юного будущего книжника, который с каждым новым мгновением всё больше и дальше отодвигал саму возможность им стать.

— Что ты здесь делаешь, Кролик? — в голосе Канды под слоями раздражения и арктического холода всё же была слышана усмешка.

Лави автоматически перебрал в голове сотню возможных ответов, но все они оказались безумны чуть больше, чем полностью. Вроде: «Жду сигнала инопланетян», «Работаю под прикрытием», «Ищу орешки с клубничным вкусом», «Ожидаю конца света». Да, один пункт всё же казался ближе других к реальному положению дел, но облегчения не вызывал.

— Хочу понять, что здесь происходит.

— Ты не по адресу.

— Хочу узнать, что случилось с тобой, — пошёл ва-банк Лави.

— Жизнь случилась. А теперь ты уверен, что твоё желание получить знание сильнее желания жить?

Лави сглотнул. Ему не было страшно, он был взбудоражен, возбуждён подобной близостью с Юу, самим фактом ведения диалога один на один. Он избегал этого практически месяц! Парень хрустнул пальцами, собираясь с мыслями. Он собирался вызвать Канду Юу на душевный разговор. Чем он думал?

Канда Юу и душевный разговор? Лави придётся заплатить за это своей душой.

— Для книжника знания всегда важнее жизни. Что за жизнь без знаний? — почти нагло улыбнулся Лави. Только вот губы у него дрожали.

Канда выпрямился, опуская ладонь на стол и неожиданно вскидывая голову, глядя куда-то назад. И тут же сзади послышался грохот стульев, оханье и стоны. Кажется, любопытные головы шарахнулись назад под взглядом мечника и не удержались на своих стульях.

Юу поднялся, медленно обходя стол, заходя прямо за не смеющего шелохнуться Лави. Капля пота, выступившая на виске, медленно покатилась вниз. Юу нагнулся прямо над его плечом и тихо-тихо произнёс: