– Добре… добрый хозяин сел свободных выйдет, – произнес Под, улыбаясь и смотря пустыми глазницами на Песта.

– Добре…

– Любо!..

Каждый мертвец, у кого было чем говорить, подтверждал слова Пода. Те из мертвецов, кто сильно разложился, или кому было нечем говорить, просто кивали или стучали мечами об разбитые щиты, из которых торчали древки стрел.

Под влил последний пузырек с мутной жидкостью в рот Песту. Тот сначала не отреагировал на жидкость во рту, но затем все-таки проглотил. Сморщившись, он оторвал взгляд от неба и оглядел собравшихся вокруг него живых мертвецов и присоединившихся к ним воинов свободных сел. И тех, что были в строю, и тех, кто отдал своё оружие мертвым.

– Сдюжили? – оглядываясь, спросил Пест хриплым голосом. Он искал взглядом двух братьев. Дыма и Огниво. Заметив их хмурые лица, перепачканные кровью, он вздохнул. – Сдюжили…

– Сдюжили, и ни одного живота мужика сел свободных не положили… – ответил староста Дорожичей. Он был ведущим в строе живых мужиков. – Троих ультаковских воев взяли. Вязанные лежат. Сам говорить будешь?

Пест кивнул, давая согласие. Под, с улыбкой наблюдавший за Пестом, вздохнул.

– Над главою… – тихо произнес он.

– Предок! – ответили живые мертвецы. Пара скелетов стукнула зубами, обозначая ответ.

– Глава… – негромко произнёс Под.

– Село!.. – уже громче произнесли все собравшиеся мужики.

– Род…

– Шея! – громко гаркнули и мертвецы, и живые воины. Под еще раз взглянул на Песта и произнес:

– В груди дело, а дело наше… – в этот момент, так и не произнеся последнего слова, все мертвецы одновременно рухнули на землю как подкошенные. Словно из них стержень вытащили.

Пест смотрел на тело отца, лежавшее на земле, как пришибленный. Спустя минуту он, кряхтя как старый дед, поднялся и, шатаясь, пошел в сторону связанных воев из Ультака. Подойдя к ним, он ухватил их за шиворот и развернул головами в кучу. Так, чтобы все его видели одновременно, и он видел их.

– Меня Пестом звать. Роду я Среднего, из Подова вышедшего. Село мое Ведичи, – он оглядел хмурые лица мужиков, в глазах которых плескался страх. – В учениках Аккилуры ходил и слово ведуна имею. Магии учусь в Академии, и коли понадобится – за все спрошу. И духом, и волшбой.

– Нет у тебя права! – хриплым голосом сквозь разбитые губы произнес один из мужиков. – Кончилась вольница сел свободных!

– Знамо, что нет указа на то государя нашего. Силой нас взять решили? – Пест взглянул в глаза говорившему мужику. – Я маг наместный сел свободных. Подо мной уже четыре села. Куприяны, Ведичи, Дорожичи и рыбаки Воржские! Я за них ответ держу, хоть и зимую в Вивеке. Не от праздности, а от учебы в Академии маговской. Услыхал ты меня?

Мужик сплюнул кровь на землю, облизал разбитые губы и кивнул Песту.

– А коль услыхал, то меня зело хорошо запомни! Ежели еще раз ультаковские вои в села свободные придут – главы их лично старшому Ультака принесу! За нами предки! Надо будет – мы вместе с ними до самого городища дойдем! Пугать не буду и виры не спрошу, но сам видал. Уяснил?

Все трое четко подтвердили понимание.

– Коль уяснил, то ступай с миром, – Пест разрезал всем троим путы, после чего те встали и собрались уже уходить, но ведун добавил им в спину: – Конных Ультак больше пусть не присылает. Нам своих кобыл хватает, а конину кушать не приучены…

В обычном, ничем не примечательном доме Дорожичей, на лавке у печи сидела женщина и пряла пряжу. Свет из окна падал хорошо, и в доме было светло. Руки размеренно и уверенно водили по формирующейся нити, а сама женщина что-то напевала себе под нос.

В комнату ввалился мальчишка лет десяти. Он на одном дыхании выпалил:

– Наши воины вертаются! Мужиков идет два десятка! Все живые и ни один не хромает, но в крови все по уши! Волокуши с собой тащат! Кого несут – незнамо, с виду все наши идут.

Лицо женщины побелело, а руки мелко задрожали. Она подскочила со скамьи и метнулась за мальчишкой. Вместе с ним она выбежала на улицу.

Сквозь всю деревню шли два десятка мужиков. Окровавленных, хромых или раненых среди них не было. Каждый мужик тащил волокуши из мелких деревьев и веток. На волокушах лежали полусгнившие тела. На некоторых лежали человеческие костяки. Была пара волокуш, на которых кучами лежали конечности и части тел вперемешку. На каждом теле были хорошо различимые похоронные знаки Дорожичей.

– Как же так? – прошептала женщина. Она сначала бегала глазами по волокушам и пыталась найти своего мужика, но заметила его с хмурым лицом, тянущего волокуши с хорошо сохранившимся скелетом.

По ходу движения воинов в деревне их обступил народ. Никто к ним не приближался и не разговаривал. Девушка тоже не решилась нарушать традицию возвращения воинов с битвы.

Процессия не остановилась у дома старосты для прощания родственников, а сразу двинулась в сторону сельского кладбища. Женщины, старики и детвора последовали за процессией. Лишь несколько отроков с топорами метнулись к ближайшему лесу, где виднелись ели.

Когда процессия в тишине подошла к кладбищу, женщины шепотом начали причитать. Старики – снимать шапки и гладить бороды, а дворовая ребятня загомонила. Никто не посещал кладбище. До дня поминовения предков было еще 8 седмиц, а праздник, когда положено подносить дары предкам, был 3 седмицы назад. Сейчас же они обнаружили разрытые изнутри могилы. Ровно два десятка. У входа на кладбище процессию уже поджидали отроки с полными охапками еловых ветвей и один старик с абсолютно лысой головой.

Каждый мужик подходил к могиле, которую отроки тут же выкладывали еловыми ветками. Воин клал в нее тело своего предка, при этом он оставлял в руках мертвеца оружие. После этого он щитом начинал зарывать могилу. Никаких лопат. Только руки и щит. После того, как могила была закопана, он втыкал у изголовья щит как надгробие.

Одна из старух затянула похоронную песнь хриплым голосом, положенную в таком случае. Случае, когда с побоища возвращались живые воины, неся с собой погибших воинов. Ее подхватили все женщины без исключения.

Процессия перезахоронения предков затянулась на несколько часов. Все это время не умолкало хоровое пение женщин. Когда перезахоронение закончилось, мужики стали расходиться. Женщины начали обнимать и целовать своих мужиков.

Та самая женщина, еще недавно искавшая своего мужа среди мертвых, крепко сжимала его. У ног обнимающихся отца и матери стоял парнишка лет десяти. Он обратился к отцу:

– Папко, а почему их с оружием похоронили? Не велено же с оружием хоронить…

Отец одним глазом глянул на сына и негромко произнес, не отрываясь от объятий супруги:

– Так Пест велел. Он наш чародей наместный, – он поцеловал жену в шею и добавил: – За его слово предки с нами на бой пошли. Дед мой мое оружие из рук моих взял. С дедом моим бился я рука об руку… Ты, Сат, пока мне копье доброе не сделаешь, чтоб не стыдно было в бой идти, когда из могилы позовут – мужиком тебя не назову!

Мальчишка нахмурился и поднял взгляд на отца.

– Так тот костяк – прадед был?

Дом рода Подова

Уже давно стемнело, давно разошлись обитатели дома по своим местам, давно погашена лучина, но… В эту ночь в доме рода Подова снова никто не спал. Каждый усердно делал вид, что спит, но не спал…

Лита, сестра Песта, лежала на боку. В руках она сжимала шарик из льда. Он приятно холодил руки и слегка светился. Лежа головой на ногах Песта, она старательно делала вид, что уже уснула.

За печью, там, где раньше спали отец с матерью, лежала одна в кромешной тьме мать Песта. Она лежала не на привычном месте, а на месте отца. Она уже которую ночь не могла уснуть. Мать Песта, она же жена Пода, уже третью ночь плакала. Плакала беззвучно. То, что она плакала, выдавали лишь плечи, которые нет-нет да подергивались, и мокрое от слез супружеское ложе.

Дым и Огниво делали вид, что спят, на лавках в большой комнате. Каждый из двух близнецов прекрасно знал, как дышит во сне второй. Каждый понимал, что оба они притворяются. Каждый продолжал делать вид, что спит.