Пест оглянулся и увидел разномастный сброд воинов из села Куприян, без брони, в рубахах, с парой гнутых сабель каждый. Они стояли по флангам строя. По центру стояли Дорожичи. Они были одеты в кожаную броню с бляхами на груди и стальные шлемы. Каждый в руке держал по плотницкому топору с усиленным обухом. В другой руке было по щиту, окованному стальными полосами. За спиной у каждого висело еще по топору. Среди строя Дорожичей Пест заметил двух своих братьев и еще нескольких мужиков из Ведичей, переживших набег конных из Ультака и имевших право называться воями. Позади них виднелись рыбаки с побережья Воржа, с луками и пращами. Среди пращников в мужской одежде глаз цеплялся за женские косы.

До строя воинов свободных сел было шагов триста, а до строя воинов Ультака около пяти сотен. Воины Ультака приближались, а воины свободных сел стояли на месте. У огромного камня, обозначавшего границу владений вольных сел.

– Не дай, Единый, подвести. Пошли силушки удержать на этой стороне мужиков, – Пест сглотнул ком в горле. Он первый раз обращался к Единому с просьбой-молитвой. Язык слабо ворочался, а зубы от страха начали постукивать. – Видишь же, что полегли… Отца моего прибрали, детвору да баб зазря резали… Помоги родовых глав сохранить! Не дай родам оборваться…

Пока Пест это шептал себе под нос, из леса начали выходить трупы. Некоторые были одеты вполне сносно, а некоторые зияли дырами в лохмотьях. У кого-то было сгнившее лицо, кто-то светил костями рук, было даже несколько скелетов без одежды. Один из трупов, выделявшийся выколотым глазом, направился к Песту. Подойдя, он положил на его плечо руку с кистью без пары пальцев. Пест вертел головой по сторонам. Поняв, что происходит, он не смог вымолвить слова.

– Боязно, Пест? – спросил труп с синюшным лицом и ровной резаной полосой на шее с виднеющимся мясом. Пест увидел лицо. Лицо собственного отца, которого хоронил несколько дней назад, с выколотым глазом.

– …Боязно, папка, – сглотнув, произнес Пест. Весь страх ушел, оставив слезы на глазах и щемящее ощущение в груди. – Сильно боязно. От того, что думал – не придете…

– Аль забыл ты, Пестушка… – рука без двух пальцев потрепала парня по голове. – …Над главою – долг и предок! Во главе – село! Род – шея!

– В груди дело твое, – уже успокоившись и даже немного улыбнувшись, произнес Пест.

Полуразложившиеся трупы, выходящие из леса, подходили к воинам в строю и протягивали руки. Опешившие воины протягивали оружие перед собой и щиты. Мертвецы начали вооружаться. Многие мужики, разглядев трупы, начинали обнимать их и что-то шептать.

Среди Куприян раздался гомон. К ним тоже начали подходить скелеты и ожившие, полуразложившиеся трупы. Они подходили к воинам, забирали у них одну из двух сабель и становились рядом.

Спустя десяток минут в десяти шагах от Песта, за его спиной, стоял разномастный строй из мертвецов, вышедших из могил по своей воле. Среди них попадались и живые в доспехах. За их спины встали лучники и пращники из тех, к кому не подошел мертвец и не протянул руки, прося оружие.

Сам Под, отец Песта, стоял за его спиной и держал руку на плече.

– Дым и Огниво тут? – спросил Под сына.

– Тут, батько! Оба тут… – Пест еще раз оглянулся, взглянув на братьев, и достал белоснежную иголку. На иголке были нанесены мельчайшие знаки. Он одной рукой перехватил иголку за тупой конец. Направив острие вниз, Пест начал медленно вводить иглу под кожу лба. Ровно посередине, так, чтобы кончик остановился в районе переносицы. При этом тихонько приговаривал:

– Тебя зову, жизни дух. Не прошу ни крови, ни боли. Не нужна ни победа от тебя, ни вражья погибель. Живота прошу у тебя воям живым. Не пусти на грань, не дай живот отдать за дело правое. За то боль от меча вражьего себе беру, за то кровь свою пролью. За то – ворожить и смерть дарить не возьмусь… – Кожа на лбу Песта засветилась белым цветом. Из иглы, словно корень цветка полевого, вниз по коже побежали извилистые белые дорожки. Они спустились ниже переносицы и белоснежным рисунком корней опустились на щеки и подбородок.

Пока шли приготовления, строй воинов Ультака подошел уже на полсотни шагов. Полетели первые стрелы и камни, как с одной стороны, так и с другой.

Пест в это время начал отходить за строй. Под не отходил от него ни на шаг. Когда они ушли на два десятка шагов за строй, Под крикнул хриплым, но громким голосом так, что всем было слышно:

– Над главою!

– Предок! – разномастно ответил строй.

– Голова!

– Село! – уже более уверенно ответил строй.

– Род!

– Шея! – отозвался в один голос строй свободных сел.

– В груди дело! Дело наше – Война! – еще раз выкрикнул Под.

– Геть вражину! – уже стройно крикнул строй и распался. Живые сплоченно, прячась за щиты, образовали небольшую стену, а мертвые на полной скорости, какую могли выдать, рванулись к строю Ультака. Первые подскочившие к строю вцеплялись в щиты воинов и падали на колени. Следующие, использовав первых как ступеньку, перепрыгивали стену щитов, попадая в строй незащищенных и растерявшихся воинов.

Послышались первые крики. Над строем Ультака то и дело взмывали струи крови. Передняя стена щитов начала распадаться, хоть первых мертвецов, цеплявшихся за щиты и изображавших ступень, рубили как могли. Им сносили головы, втыкали по рукоять мечи в грудь, рубили руки. Несмотря на это, руки продолжали держать щит или цепляться за ноги воинов. Ноги продолжали лягаться, а туловища изгибаться. Головы так и норовили цапнуть за сапог зазевавшегося. В спины тех, кто держал стену из щитов, начали втыкаться подобранные копья и мечи мертвецов.

В это время к развалившемуся строю подошли живые воины. Держа разномастные щиты один вплотную к другому, они шли как единая машина. Шаг на выкрике «Гоп», и удар коротким копьем сквозь щель между щитами или поверх их на команду «Бей!». Строй держался четко и ровно. Как только переднего бойца настигала стрела или чужой меч, его тут же выдергивали руки сзади, и на его место вставал следующий.

Над всей этой вакханалией с криками, кровью и командами ведущих летали стрелы и камни. Поток стрел со стороны воинов Ультака начал ослабевать, затем и совсем прекратился. Первые живые мертвецы добрались до строя лучников, и тем стало совсем не до команд своего ведущего.

За строем лучников свободных сел в это время корчился от боли Пест. На его серой рубахе стали появляться пятна крови. Как только пришла первая боль, он начал доставать склянки из заплечного мешка. Закусив нижнюю губу от боли, Пест выставил их по порядку и начал пить, а когда упал и начал выгибаться дугой, ему в рот продолжил вливать зелья его мертвый отец.

– Больно, папко… – между приступами повторял Пест.

– Терпи, сынок, за живых стоишь… – повторял Под, вливая ему в рот один флакон за другим. – Доля твоя такая… Каждый раз себя ломать будешь… Как слабину дашь и ломать себя перестанешь, так и в силу свою поверишь. А как поверишь, так и служить силе будешь… Рабом силы своей станешь… Себя ломать – твой удел.

В строю живых, рубящих уже мечущихся в панике воинов, потерь не было, так как сопротивления уже не наблюдалось, а раны на воинах, которых зацепили – тут же затягивались. При этом рана начинала светиться белым светом. Зажатые в клещи воины Ультака метались между зашедшими в тыл живыми мертвецами, вырезавшими строй лучников, и стеной разномастных щитов, не потерявших строя и четкости движений.

Спустя несколько часов воинов Ультака не осталось, за исключением трех человек, раненых, но не добитых. Еще час после того, как на ногах остались стоять только воины свободных сел, по ущелью ходили мертвецы и добивали раненых.

После того, как раненых добили, мертвецы собрались вокруг Пода и Песта, который так и валялся на земле, широко раскрытыми глазами смотря в ясное небо. Он глубоко дышал, а все тело было в крови. Челюсть и пальцы на руках мелко дрожали. Только глаза немного оттерты от крови. Земля под ним была пропитана его собственной кровью.