В книге А. П. Косых, В. Н. Панова, В. Г. Тюкавкина «История Иркутской области» мы обнаружили такую информацию об этих событиях: «Военная организация РСДРП подготовила митинг солдат Иркутского гарнизона и казаков казачьего дивизиона 28 ноября в городском театре. Солдаты и казаки избрали военно-стачечный комитет, нового начальника гарнизона, командиров частей и коменданта города. 30 ноября в городе проходила вооруженная демонстрация».
Л. Е. Литвинцева пишет о том, что волнения солдат очень напугали жителей, ждали кровавых погромов. Но офицерский состав взял ситуацию под контроль, организовал написание солдатского манифеста и повернул ситуацию в мирное русло: «Ожидали, что пьяные солдаты разнесут город так же, как разнесли, сожгли и обратили в груду развалин Владивосток. Но ничего подобного не случилось именно потому, что нашлись интеллигентные офицеры, которые и повлияли на массу в благоприятном смысле, вдохнув в нее свой благородный рыцарский дух. Получилось нечто совершенно обратное тому, что мы ждали: в городе воцарилась тишина, хулиганы куда-то скрылись, выстрелов по Иркутску не было слышно. Народ ликовал. (…) Наступила как бы Пасха, народ толпами гулял по улице, слышался везде говор, смех, радость, торжество. Я уже говорила, что солдаты сами выбрали себе Председателя Стачечного комитета, начальника гарнизона, коменданта, командира казачьего дивизиона. Всё это оказались личности, чрезвычайно интеллигентные, самоотверженные и светлые. Солдаты не обманулись, чутье им верно подсказало, кто друг их, кто враг. И я не ожидала, что и военная среда имеет истинно образованных людей и нелицеприятных борцов за Правду. Они вступили в управление 20 тысячной массой, и народ им доверчиво, как дети, покорился. Вынесен был им список нелюбимых офицеров и комитет приказал этим лицам удалиться из Иркутска в 12часовой срок, а также и всем тем офицерам, которые не примкнули к забастовке».
Любопытны замечания о солдатском манифесте: «С внешней стороны он начинался так: “Хотим быть, как японцы, чтобы вилка, ложка, баня, мыло, записная книжка, чтобы морду не били и не обкрадывали нас. Что мы хуже японцев, что живем как свиньи?” А потом вглубь пошло так, как японцу далеко, ибо у них нет ни Толстого, ни Достоевского, а перед нами сейчас стояли духовные дети этих гениев, и этот Дух дышал среди них, потому что первое, о чем они повели речь, это о Душе и о Правде человеческой. Им больше всего надо было, “чтобы в людях правда была”. Дремавшие в них духовные силы проснулись вдруг с страшной мощью, и они запросили “не поповской правды”, а другой, которая открыта “книжным людям”».
Следующий интересный факт, описанный Ларисой Евгеньевной, мы считаем также не утратившим актуальности для современного общества: «Постоянный председатель солдатских митингов, бравый фельдфебель и человек, как оказалось потом, недюжинных способностей, по поручению и просьбе всех забастовавших солдат, ходил к управляющим акцизными сборами и попросил не только закрыть винные лавки, но и вывезти все вина их Иркутска из его главных складов: “Мои товарищи во хмелю бывают неспокойны и водка может много зла наделать. Солдаты просят увезти ее с глаз долой, чтобы не быть злу и не пролить человеческой крови”. Управляющий согласился. И хотя казна понесла за эти дни убытку свыше 150 тысяч рублей, Иркутск был спасен» (27 января 1906).
Покушение на вице-губернатора Мишина
Лариса Евгеньевна была из либеральной семьи, она критикует царское правительство, разделяет мысль о необходимости переворота в стране. Но в цитируемом письме от 27 января 1906 года (которое по объему могло бы стать отдельной книгой) Лариса пишет: «А вот, когда убивали Мишина, так была маленькая подробность, которая совершенно валит всю целесообразность этого акта [т. е. бескомпромиссной борьбы с «душителями Свободы»]. Когда Мишин вышел из подъезда своего дома, к нему подошел солдат и стал просить милостыню. Мишин приостановился, а в это время выслеживающий его убийца из-за угла выстрелил, пуля задела бок Мишина. Когда раздался второй выстрел, солдат проворно собою загородил Мишина, и уже смертельно раненый, всё держался на ногах и толкал Мишина в дверь подъезда, всё время загораживая его собою и получая выстрел за выстрелом в спину, и упал только тогда, когда Мишин скрылся в дверь подъезда. Вот этот случай немножко смущает». Видимо, Лариса хочет сказать, что при таком покушении могут погибнуть и невинные люди. Но мы видим, что даже дочь священника готова оправдать кровь, проливаемую за «святое» дело – так много недовольства накипело в обществе.
В книге И. В. Наумова «История Сибири» этот случай описывается таким образом: «Одной из знаменитых форм революционной борьбы сибиряков стал политический террор. Самыми известными террористическими актами стали: убийство в Омске губернатора Акмолинской области генерала Литвинова в 1906 году, убийство иркутского полицмейстера Драгомирова в 1905 года и тяжелое ранение иркутского вице-губернатора Мишина в том же году». Официальной информации о самопожертвовании солдата мы не нашли ни в учебниках, ни в архивном деле «О покушении на вице-губернатора Мишина». Видимо, история в данном варианте ходила в народе, который одобрял именно такой поступок. По этой причине считаем этот отрывок письма очень ценным.
Революционные настроения
С огромным волнением и сочувствием Лариса Литвинцева описывает революционные события в Иркутске в 1906 году: «За последнее время в Иркутске произошло много событий. Самое важное – это то, как мы были гражданами, и как у нас образовалось свое правительство. Это было между 17 октября и 20 декабря. Сейчас у меня осталось воспоминание об этом, как о чем то светлом, радужном… Я узнала это в первый раз после того, как приходившие к нам знакомые, не называли нас по имени, а говорили: “Здравствуй, гражданка”. И на улице на каждом перекрестке слышалось это слово. В магазинах приказчикам говорили: “Гражданин, дайте того-то”, мальчики кричали: “Граждане, газеты”. Я еще более убедилась, что произошло что-то, когда раскрыла газету [номер «Восточного Обозрения»], там на первом листке объявлялось, что так как мы отныне стали гражданами, то всякий именующий себя таковым, должен немедленно вступить в открытую борьбу с царским правительством, его чиновниками, черносотенцами, хулиганами и попами. Граждане призывались к вооруженному восстанию против своих “душителей и палачей”, причем рекомендовалось пускать в ход все средства. В первый раз я тут поняла, чем может быть, т. е. чем должна быть газета, для читателя и вспомнила между прочим твои слова, как ты однажды вскользь заметила – “не знаю, как буду обходиться без парижской газеты”. Тогда я подумала, что разве мало газет на свете, не все ли равно, какая газета. А тут вспомнила, что если такие в Париже газеты, как было наше Вос[точное] Об[озрение] во время “Свободы”, так, действительно, жить без такой газеты нельзя. Она была, как живая. Казалось, каждое слово дышало в ней кровью и слезами. Бывало, с нетерпением ждешь следующего дня только для того, чтобы получить следующий номер газеты. А не думай, чтобы там говорилось о великом горе России, нет, тут разбирались только иркутские язвы и боли в ее общественной жизни. Выступили на арену иркутские темным силы и светлые его духи, и тьма оказалась так велика и силы их так громадны, и явились они в таком всеоружии, точно сам дьявол вышел из ада. Весь народ “забастовал” – так называется это состояние души человеческой на народном языке. “Забастовка” – это полная невозможность человека сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме того, что охватывает его стихийно в данный момент. Во всех концах города собирались митинги, вдруг откуда-то, точно из земли выросли, появились талантливые народные ораторы и вожаки партий. Митинги устраивал каждый, кто организовывал известную группу, были и просто беспартийные всенародные митинги. Народ собирался по пять, по десять тысяч, набивался как мошка, в здание заседаний и прилипал к стенам его и к выходам, и мостился на карнизах и окнах.
