Длинные, как шелк, идеально гладкие рыжие волосы были собраны в самом низу, закрепляясь странным украшением, напоминающим резинку. И как они не путаются? Идеально выбритый, абсолютно здоровый цвет кожи. Темные солнцезащитные очки, полностью скрывающие его глаза и жвачка, заставляющая его скулы играть. От всего этого зрелища я в буквальном смысле, забыл, как дышать.
— На выход. У тебя мало времени. — Эти фразы уже были адресованы мне, снова этим ледяным тоном, а ведь с персоналом он и то говорил приветливей.
На нём было черное дорогое пальто с высоким воротом стойкой, две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая легкий светло-серый шарф прячущий шею владельца. Черные джинсы заправлены в такого же цвета невысокие мужские сапоги. Рыжий засунул руки в карманы пальто и направился к выходу, с этой поистине королевской выправкой. Сейчас он был полной моей противоположностью, на его фоне я стал казаться ещё более жалким, неоперившемся птенцом, мнившим себя хищным ястребом, это кольнуло по моему самолюбию. Я последовал за ним, не поднимая взгляд от пола, всё должно было быть не так, и сердце болезненно щемило от этого факта. Новый спортивный автомобиль, верней я видел его впервые, низкий и настолько отполированный, что в серебре я видел своё отражение. Сев на пассажирское сиденье я поставил сумку на пол, между своих ног и туда же сверху водрузил пакеты. Рыжий повернул ключ зажигания, и внимательно всматриваясь на дорогу, медленно выдавил педаль газа, заставляя машину замурчать и покатить вперед. Я не пристегнулся и меня никто по этому поводу не отчитал, казалось, он не замечал моего присутствия. Видимо после того как я упомянул что знаком с Нингендо, управляющий связался с ним и рыжий, решил лично, меня выпроводить из страны, так сказать, чтобы уж наверняка, неужели я настолько ненавистен ему?
— Нингендо, я как раз хотел тебя сегодня увидеть. — Я смотрел вперед на дорогу, на то, как этот автомобиль, подчиняясь малейшим движениям руки своего хозяина, послушно перестраивается и обгоняет.
— Я бы на твоем месте помолчал. — Звучит, как приказ, но ты же мне не начальник. Тошнота давала первые позывы, видимо при взлете я проблююсь на радость Хидану.
— Я много не помню, но знаю, что мы были знакомы. К тому же ты принадлежишь к императорской семьи…
— Принадлежал. Сейчас, для всех, я мертв. — Он говорил короткими фразами, слишком сильно сжимая руль, ну хоть не затыкал, прогресс определенно был.
— Я убил твоего брата, и извинений по этому поводу от меня не жди. — Он сам был виноват, хотел добавить я. Но вовремя прикусил язык.
— Ты никогда этого не делаешь, мне не привыкать, перебьюсь. — Эта фраза заставила меня замолчать, значит, всё-таки есть что-то, за что мне нужно попросить перед тобой прощенье? А между тем машина уже была припаркована, и безжалостное время на приборной панели показывало 14:02, чертовски мало. — Приятного полета. — Это что всё? Я не хочу оставлять это вот так!
— Ты презираешь меня? — Рыжий избавился от жвачки, выбрасывая её в пепельницу, будто игнорируя моё присутствие и давая понять, что в разговоре со мной он поставил точку.
Я потянулся левой рукой к его лицу, в жалкой попытке привлечь внимание, но он сжал моё запястье, не позволяя коснуться, это даже ожидаемо, сдаешь позиции. Я потянул вторую руку лишая себя опоры и аккуратно, уже не встретив запрета, снял с него очки, откладывая их на панель.
— Посмотрел? Теперь уходи. — Ты просишь или приказываешь? Его глаза выдавали далеко неправильный образ жизни последних дней. Это своего рода облегчение для меня, потому что мне уже стало казаться, что ничего и не было, и это были простые галлюцинации, но это не так.
— Как думаешь на вопрос: «занимался ли я когда-нибудь сексом в машине?», мне теперь нужно отвечать — да? — Его зрачки мгновенно перекрыли радужку. Ты ведь был со мной в ту ночь, а я был под жалкой пародией препарата Пэйна, я не идиот. Я всё ещё жив, а значит, ты помог мне, я не знаю, насколько далеко ты позволил себе зайти, но я знаю, что это был именно ты. Жаль, что ты не умеешь читать меня, так же, как наш глава.
Длинноволосый прикрыл глаза и поднес мою израненную пойманную кисть к своим губам, окрашивая их цветом моей крови. Тонкие иголки озноба прошлись по моей спине, прикосновения причиняли боль, но я наслаждался этим, ломка набирала обороты и не я один это понимал.
— Забирай и проваливай, ты меня задерживаешь. — Он раскрыл свободную ладонь, на которой лежали две не маленькие круглые таблетки, заставляющие глаза едва ли не засветиться, а меня — взорваться.
— Да подавись ты ими! — Я вырвал свою руку, отстраняясь. — Неужели обязательно сводить к этому? Я не наркоман! — Я сделал пару глотков воздуха, и его насмешливое выражение лица просто подлило масло в огонь. Со всей силы я ударил по его протянутой руке, желая отправить в полет эти чертовы препараты. — Если бы это было нужно, я мог спокойно это купить или на худой конец взять, во время сегодняшнего задания! — Я запутался, пытаясь обмануть самого себя, но какой смысл теперь врать? — Я делаю всё это, потому что это ты. Ты нравишься мне. — Я выплюнул эту фразу и тут же понял, что не стоило этого делать.
Его улыбка была какой-то безысходной, будто этой фразой я нарушил негласное правило, неизвестного мне свода законов. Он закинул таблетки в рот и этой же рукой зарылся в волосы на моем затылке, притягивая к себе и не давая опомниться. Мягкие губы и горячий язык, что полностью завладел инициативой, заставил меня всё же принять «лекарство». Отчаянные попытки вернуть эту подачку закончились лишь тем, что я сильней сплетал наши языки, в обжигающем легкие поцелуе. Я не хочу улетать! Мне больно и я не знаю почему.
— Я был влюблен в тебя. — Он выдал эту фразу, как только прервал поцелуй, и это заставило меня простонать от бессилия.
— Я не хочу это слушать. — Я уткнулся лбом в его плечо, надеясь оглохнуть.
— После твоей смерти, я оплакивал тебя и не находил нового смысла для жизни, но со временем я пережил это. — Всё это прошедшее время, и это отвратительно слушать. — Я хочу продолжать двигаться вперед, а ты, в силу своего эгоизма, хочешь заставить меня вернуться в агонию прошлого. — Я ещё сильней вдавил лоб в плечо рыжего, надеясь получить объятия, но этому не суждено было произойти. — Я не испытываю к тебе того же, что и ты ко мне.
— Я понял. — Это была последняя игла, воткнувшаяся в моё сердце и заставляющая полностью засунуть поглубже любые эмоции, чтобы меня не разорвало на части. Мои пальцы скользнули по его шее, заставляя шарф съехать и показать мне еле заметные засосы оставленные мной же, в ту ночь. Выше… чуточку выше. Приподняв указательным пальцем его подбородок, я поцеловал его, осознано не опираясь ни на что, кроме своих ощущений, больно, но так сладостно. Лизнув напоследок его нижнюю губу, я отстранился. — Прости.
— Всё в порядке. — Тихий голос, заставляющий к глазам подступать слезы. — Мне уже всё равно и когда ты умрешь, я не пророню ни слезинки. — Ты меня режешь, на маленькие, маленькие кусочки, я заслуживаю этого? Он едва заметно улыбнулся, и невесомый поцелуй получил внешний уголок левого глаза, который был практически слеп. Рыжий будто запечатал слезы, которые не успели проступить.
— Слушай, завтра же Рождество и я хотел… Короче, это тебе, забирай. — Я сунул пакет в его руки, полностью ошарашивая.
— Ахахах. — Его смех попахивал истерикой, и отчего-то я сам засмеялся, звонко и заливисто, так отчаянно. — Спасибо. Тогда, позволь и мне сделать тебе рождественский подарок. — Я протянул руку, но длинноволосый лишь хмыкнул и стянул с концов своих волос, то самое украшение, которое я приметил. — Давай помогу надеть.
Он ловко зарылся в мои спутанные волосы и сделал несколько оборотов вокруг небольшого хвостика, а потом защелкнул твердую часть. Челка привычно закрывала левый глаз, и волосы были распущены только сзади, не мешая лицу. Четырнадцать двадцать, сердце работает в бешеном ритме, и больше тянуть уже было нельзя, иначе самолет улетит без меня. Попроси меня остаться! Я с какой-то мольбой посмотрел в его глаза, ну же! Секунда, вторая и я широко улыбаюсь, раня самого себя.
