Твоё лицо, полное брезгливости, и слёзы текут уже ручьем, а я жадно хватаю ртом воздух. Широко распахнутыми глазами я наблюдаю, как убиваю одного за другим, а длинноволосый добрался до мужчины, из-за которого я выбил себе челюсть. Достаточно. Я метнулся к выходу, хватая на ходу куртку и обувь, нужно уйти как можно дальше от этого позора, и меня никто не остановил. Я бежал изо всех си, л и только оказавшись на лестничном пролете, я согнулся пополам заорав с такой силой, что казалось перепонки лопнут. Крик этот был столь безумным, что леденил не только разум, но и душу. Я скулил, кричал и смеялся, и сколько прошло времени, было неизвестно, казалось, моё сознание отказывалось принимать то, что я совершил. Когда сил на проявление каких-либо эмоций не осталось, я понял что трясся из-за холода и наконец решил одеть куртку и обуться.
— И почему бабы всегда опаздывают? — Часы на стене упрямо показывали двадцать тридцать пять, и Хидану по сути было плевать приду я или нет, он уже прикончил одно блюдо, принимаясь за что-то новое.
До места встречи я добрался абсолютно механически, и спроси меня, что я повстречал на пути, я бы не смог ответить, потому что мой мозг видимо находился далеко от этой бездушной оболочки, под названием тело. Я заледенел, и даже волосы серебрились от инея. Молния на куртке сломалась ещё на середине пути, шапка упала в грязь, и я не стал её поднимать, а перчатки, кажется, вообще где-то потерялись. После общения с любыми наркотическими веществами всегда хотелось есть, и сейчас желудок сводило спазмами, надеюсь от голода, а не от отвращения к самому себе. Было ощущение, что меня вывернет наизнанку, едва я закину хоть крошку в рот. Не раздеваясь, я сел напротив «напарника», и не произнося ни слова, негнущимися пальцами, я спокойно пододвинул чужую тарелку, с чем-то уже явно начатым, к себе. Наверно, малиновоглазый, настолько офигел от моей наглости, что позволил проделать всё это. Когда я съел уже несколько кусочков, привычно орудуя палочками, в поле зрения появилась рука седого, что резко вцепилась мне в ворот кофты, натягивая меня на себя. Наши лица практически встретились на середине стола, и я не выказал ни одной эмоции, позволяя ему дышать со мной одним воздухом на двоих.
— Щенок, да ты укурен! — Говорил он на английском, и мы привлекли внимание лишь поведением, а не содержанием диалога. Плюхнувшись назад, я продолжил прерванное занятие, никак не прокомментировав восклицание фанатика.
Вкуса не было, я просто забивал эту черную дыру всем, что было в тарелке. Ничего не чувствую, это забавно, я уже испытывал такое состояние, в этой чертовой стране. Уже даже и не больно, просто… пусто. Я съел ещё три порции вместе с десертом, и «напарник» даже не пытался вернуть то, что по праву принадлежало ему.
— Я думал, что Какудзо хуевый напарник, но видимо ошибался. — Он расплатился, бросив несколько крупных купюр и накинув куртку, направился к выходу. Торопиться некуда, я всё равно не знаю что делать. Выйдя на улицу, я свернул вправо и направился к гостинице.
— Хорош выебываться! Тут такси часто останавливается! — Голос седого перекрыл все шумы и ударил, как молот по перепонкам.
— Я хочу прогуляться. — Не было и шанса, что он меня услышал, да я и не хотел этого.
Идти нужно было около получаса, по колющему холоду. Лицо заледенело первым, а затем, я перестал чувствовать отмороженные ладони, даже не пытаясь запахнуть куртку, собачка на которой отлетела к чертовой матери. Вокруг было цветовое безумство, красные колпаки на головах прохожих, огоньки и радость, я совсем забыл о сочельнике, наверно старею. Я был как бельмо на глазу, унылое, серое нечто, в которое то и дело врезались слишком счастливые людишки, несколько раз это было ощутимо больно.
— Ты долбанутый на всю голову! — Мою ладонь точно кислотой обожгло, но это был всего лишь Хидан, который взял меня за руку, и потащил через всю толпу, что с интересом поглядывала на нас.
Седой всегда был горячим, и сейчас разница температур была болезненной. Он матерился на всех языках, и взывал к своему проклятому богу. Я же плелся за ним, смотря в эту излишне прямую и самоуверенную спину, повинуясь своей руке, что была привязью, скованной чужой ладонью.
— Давай ты просто сбежишь, и всем будет счастье? — На перекрестке он наконец повернулся ко мне, его лицо казалось красным, ни то от колючего ветра, ни то от того, что он был смущен? Для него наверно в новинку идти с парнем за руку у всех на виду, а вот для меня нет. Это далеко не первый мой раз, даже в этой стране… — Скотина! Ты ни хуя не слушаешь!
Свободной рукой он поднял мне капюшон, рывком пряча мою голову в нем, сразу же уменьшая мне обзор, но закрывая лицо от ветра. Неужели сейчас я настолько жалок, что даже такой кретин как он… Зеленый свет, и он снова потянул меня за собой, заставляя спотыкаться от быстрого шага.
Мы не разговаривали, ни единого слова, после того как вернулись. Хидан заперся у себя в комнате, а я принял обжигающую ванну и облачился в гостиничный халат-кимоно. Покинув номер, я отправился на крышу и не ошибся. Самый настоящий зимний сад! Я уже даже забыл это японское волшебство и таинство. Далеко за полночь я продолжал сидеть и созерцать этот ледяной райский уголок, растворяясь, и становясь его частью. Так я встретил начало дня под названием — канун Рождества.
— Я напишу в отчете, что под конец, ты совсем ёбнулся. — Тихие шаги не застали меня врасплох, уже как минут десять он сверлил взглядом мою спину. Однако, как ни странно, седой говорил тихо, будто боясь спугнуть, или нарушить атмосферу этого сказочного мирка.
Я просидел не двигаясь уже больше часа, поэтому когда «напарник» сел по-турецки рядом, я не спрашивая положил голову на его колени, ложась на спину. Тишина и темнота обволакивали меня, пытаясь убаюкать, после насыщенного на события дня. Молчание казалось естественным, и я был рад тому, что оно не нарушалось, позволяя мыслям придти в порядок и, наконец, вздохнуть полной грудью без боли.
— И где же ты шлялся весь день? — Очень аккуратная фраза, будто седой прощупывал почву, и я снова тяжело вздохнул, вспоминая прожитый день.
— Видимо… в прошлом. — Челюсть болела и ныла, но я всё-таки зевнул, затягивая паузу. «Напарник» даже не пытался спихнуть меня, и это было в какой-то мере приятно. — А ты чем занимался? — Мне было не особо интересно, но нужно было вернуть ему, его же фразу.
— Был день открытых дверей. — Я замер, и сердце настороженно ускорило пульс. — Императорский дворец принимал всех посетителей, хотя там было слишком скучно…
— Там наверно был траур? — Я открыл глаза и встретился взглядом с Хиданом.
— Откуда ты знаешь? — Он недоверчиво сощурил глаза.
— Я убил старшего сына Императора. — Моя грудная клетка слишком часто и высоко вздымалась, и я сложил руки замком на груди, снова закрывая глаза, неосознанно воссоздавая позу трупа.
— Какого хуя?! – О, вот и привычный Хидан, орущий и дергающийся. Мгновение, и я оказался на полу, а седой вскочил на ноги.
— Этот тип был на приёме, а живых не должно было остаться, возможно поэтому? — Я сел и задумался, поэтому моя фраза была наполнена раздражением, будто я отмахивался от надоедливой мухи.
— Такая мелочь как ты, убил члена династии Акихико?! Какудзо будет орать как ненормальный, что я упустил этот заказ! — Стоп, стоп, стоп. Я перевел обезумевший взгляд на Хидана, заставляя его запнуться на полуслове. Я кретин!
Словно впадая в транс, и очень медленно поднявшись, я направился в комнату, полностью игнорируя голос «напарника». Казалось я оглох, дорога была пройдена на автомате, и захлопывая дверь в свою комнату я просто сполз по ней, подпирая своей спиной. Этот рыжий придурок был братом того, кого я грохнул, а значит, тоже имел принадлежность ко двору. Так вот откуда императорское кимоно, и все эти высоко сословные замашки. Но всё явно не так просто, думай же Дей, думай! Что-то уплывало, и я до боли в мозгу, пытался найти эти потерянные воспоминания. Мы были знакомы раньше, это я понимаю, но абсолютно не помню! В Японии мне представляли сотни людей, я не помню не то, что их имен, я не помню их внешнего вида. Неужели я настолько уязвил его гордость, когда не вспомнил его высочество? Нингендо… династия Акихико… Я не вспомню его имя. Но кое-что я всё же смогу исправить, ночь обещает быть длинной.