— Бибер? — Чанмин засмеялся. — Не Джастин ли, случаем? — Хичоль закивал. — А что с ним не так? Он тоже поп-певец? — Хичоль кивать не прекращал. — Ну дела! Надо посмотреть его клипы. Поржать.

Где-то в Париже

— Я пока не могу, — виновато сказала Настя, сидящая в кабинете Хичоля за массивным столом из черного дерева. — Я сама не могу привести вас, а тот, кто мне помогает, сейчас не имеет такой возможности…

Вампир поднялся с кожаного кресла, опустил голову и закрыл глаза, приводя свои бушующие эмоции в состояние относительного покоя. Он редко позволял себе приходить в бешенство, что закрепило за ним репутацию хладнокровного, бесстрастного существа. Это было не так — Хичоль всего лишь умел держать себя в руках и давать волю пламени гнева только тогда, когда это могло произвести наилучший эффект.

— Но ты сможешь увести нас отсюда? — уточнил Хичоль, ощутив, что больше не испытывает потребности крушить мебель и рвать гостью на куски. — Пока не поздно?

— Я попробую, — пообещала Настя.

Вампир подошел к ней и провел человеческой рукой по ее рыжим кудрям.

— Делай все, что в твоих силах, чтобы помочь нам, — попросил он ласково. — Странно признавать это после многих веков могущества, но сейчас я, мои сыновья и мой верный слуга полагаемся только на тебя. Если ты сможешь привести нас в свой мир, я, словно джинн, выполню любые твои желания.

— Три? — предположила Настя, восхищенно глядя на вампира.

— Сколько захочешь. — Хичоль наклонился к девушке и поцеловал ее в макушку. Она мгновенно растаяла и утвердилась в своем решении идти до конца. Если бы только ей было известно, как проводится обряд! Но это знал лишь Леонид Никитич, а он сейчас страдал среди грядок на двадцати сотках своей тети и идти на контакт с Настей отказывался.

— Я буду счастлива, если ты просто не оттолкнешь меня, — сказала девушка. Ей очень хотелось прикоснуться к правой руке Хичоля, но она догадывалась, что это может задеть его. Он ведь даже дома носил перчатку. Даже спал с ней, пожалуй. У каждого Хичоля есть пунктик по поводу собственной внешности, это данность.

— Я не такой, как Чанмин, — ответил вампир, обворожительно улыбаясь. — Я держу свое слово и не бросаю тех, кто оказал мне услугу. Впрочем, тебе не в чем винить Чанмина. Я сам воспитал его таким. Когда ведешь дела со смертными, нередко приходится действовать низко, подло, бесчестно. Я, глава клана и древний вампир, не мог позволить себе проявлять столь недостойные черты характера. Поэтому я использовал нищего мальчишку, для которого благородство — это лишь слово, пустой звук.

— Все равно он сволочь, — возразила Настя. — Он ведь и тебя предал.

— Да, вот этого я не ожидал, — со смехом признал Хичоль. — Он слишком хорошо усвоил мои уроки. Что ж, — вампир выпрямился и отошел на несколько шагов в сторону, — я хотел бы предложить тебе поужинать вместе со мной и моими сыновьями.

— Рыбные? ЫнХэ? — обрадовалась Настя.

Хичоль проявил виртуозный самоконтроль — не сорвался, а очаровательно засмеялся.

— Хёкдже, мой старший, и Донхэ, младший, — поправил он. — Я не давал им прозвищ и не делаю из их имен одно. Хотя, в общем, это удобно. Не звать каждого по отдельности, а крикнуть: «ЫнХэ, идите оба сюда!» Надо предложить им такое нововведение.

— А Ханни будет? — с надеждой спросила Настя.

— Мой секретарь? Приглашу, естественно, если ты об этом просишь, — пообещал Хичоль. По тому, как он беседовал с девушкой, можно было решить, что они — хорошие старые знакомые, которым нравится проводить вместе вечера. В действительности же вампир был загнан в угол, чувствовал себя беспомощным, а оттого испытывал только удушающую ненависть ко всем вокруг, и к Насте — не в последнюю очередь.

— Прошу, — ответила девушка. — Он тут такой строгий, серьезный — очень интересно на него смотреть.

Вскоре в дверь постучались — пришел слуга Хичоля, услышавший, как пояснил тот, его мысленный зов. Когда дверь открылась, Настя, не обременявшая себя соблюдением правил приличия, широко открыла рот и глаза, рассматривая молодого с виду дворецкого, русоволосого, с симпатичным до смазливости лицом.

— Пусть готовят ужин, — приказал Хичоль. — Леди любит десерты?

— О…бо…жает, — промямлила Настя, не в силах оторвать взгляд от юноши.

— Тогда — все самое лучшее. Это ведь не повредит фигуре. — Хичоль подмигнул Насте.

— Хорошо, господин, через полчаса все будет готово, — почтительно сказал дворецкий, после чего покинул кабинет.

— Это был Джастин, блин, Бибер?! — закричала Настя, тыча пальцем в закрывшуюся дверь.

— Сын одного охотника из Германии, — пояснил Хичоль. — Охотника убил, единственного отпрыска сделал своим слугой. Мелочь, а приятно. Только… У вас это тоже какой-нибудь артист?

— Ага. Очень известный! Super Junior такая популярность и не снилась! Этого парня любят во всем мире, девочки по нему просто с ума сходят! Он — настоящая сенсация последних лет!

— Интересно… — Хичоль задумчиво провел большим пальцем правой руки по губам и прикусил материю перчатки. — Думаю, его можно использовать. Я повышу его в звании и заберу с собой. Настя, нас теперь пятеро. Ты можешь это устроить?

Настя решительно помотала головой.

— Только четверо? Но Джастин мне нужен. Тогда я не беру Хангена.

— Нет! — Настя вскочила со стула и подлетела к Хичолю, встав напротив него. — Нельзя так. Понимаешь, я просто не смогу привести к нам Джастина. Он для этого не подходит. Ну, помнишь, я объясняла…

— Ах, да, помню. — Хичоль снова улыбнулся и погладил Настю по щеке. — Жаль парня, я к нему привык.

За ужином Настю развлекал один Хичоль: Ханген не имел привычки разговаривать без разрешения своего господина, а Хёкдже и Донхэ смотрели на девушку с подозрением. Зато глава могущественного вампирского клана рассказывал забавные истории из своей богатой на события жизни и вспоминал о Чанмине, словно это был не предавший своего господина слуга, а сбежавший из дома, но все равно любимый трудный ребенок подросткового возраста. Родные сыновья обиженно поглядывали на отца, пока тот говорил о старых временах, когда Чанмин уже вовсю служил Хичолю, а их обоих еще не было в проекте.

— Ого, а зачем это? — спросила Настя, любуясь фотографией середины девятнадцатого века. На ней левый глаз Чанмина, стоявшего рядом с Хичолем, скрывала повязка. — Сейчас он так не делает, линзу носит…

— Линзы были не всегда, бестолковая рыжая головка, — ласково пожурил девушку Хичоль, потрепав ее по волосам. Настя растаяла в очередной раз за вечер. Она вообще без труда переключилась с Чанмина на Хичоля, хотя сначала была уверена, что у нее это не получится. — Раньше Чанмину приходилось прикидываться одноглазым. Впрочем, я таким его и нашел. Он еще, помню, очень забавно опускал голову. У него тогда были длинные волосы — старался, чтобы они свешивались и скрывали изуродованную часть лица. Еле отучил от дурной привычки. — Хичоль оторвал несколько виноградин от лежащей в вазочке грозди и, съев одну, протянул остальные Насте. Та с радостью позволила себя кормить. Хёкдже и Донхэ обменялись недоумевающими взглядами; Ханген сохранял такую невозмутимость, что любой, кто хорошо его знал, понял бы: он в ярости. — Мне в прошлом было легче, ведь перчатки носили все. Но вот уже сотню лет приходится мучиться. Сначала в моду вошел отдых на пляжах — мне путь туда был заказан…

— Зато ты не носил эти дурацкие купальники до колен! — захихикала Настя. — Как на старых фотках, полосатые такие!

— Ну вот, ты в чем угодно можешь найти положительную сторону, — ответил Хичоль. — Мне нравится эта черта характера.

— Папа чокнулся, да? — грустно спросил Донхэ. — Он серьезно верит этой дурочке?

— Братишка, нашему папочке — тысяча двести лет, — напомнил, тоскливо вздыхая, Хёкдже. — Будь он хоть четырежды вампиром, а старческий маразм в таком возрасте обязан накрыть.

Ханген бросил на них холодный и твердый, словно вечная мерзлота в тундре, взгляд.

— Вот и этот меня бесит, — совсем тихо сообщил брату Донхэ. — Гомик китайский, на нашего папу дрочит.