— Чанмин… Любимый… — залепетал Джеджун, протягивая к нему руки. Казалось, он не видел своего вампира уже целую сотню лет и успел забыть, как тот выглядит. Чанмин казался ему еще красивее, чем при последней встрече, красивее любого другого из множества Чанминов и вообще красивее, чем могло вынести человеческое сердце. А ведь тот был в балахонообразной сикхской одежде с пятнами чужой крови на ней и взъерошенный.

Вампир отпустил Кюхёна как раз в тот момент, когда телом вновь овладело сознание певца, и бедняга успел только взвизгнуть, неудачно приземляясь мягким местом на ступеньку. Не обращая внимания на этот возмущенный возглас, Чанмин обнял Джеджуна и несколько секунд просто смотрел в его глаза, не веря, что действительно видит наконец своего омегу.

— Это ты, — тихо произнес он, начиная улыбаться. – Ты, Джешка… — Чанмин провел по его щеке ладонью, и Джеджун не удержался от того, чтобы повернуться и поцеловать ее. — Узнаю твой запах… Полевой цветочек ты мой… Ромашка…

— А я где? — спросил Кюхён, неровным жестом обводя пространство перед собой. Монах, видимо, тянул энергию не только из своего истощенного тела, но заодно из вполне здорового чужого, поэтому теперь у певца ужасно кружилась голова, а перед глазами все плыло. — Это домишко Хичоля? Эй, семейка Адамс, вы меня слышите?

— Я боялся, что больше никогда не увижу тебя, — прошептал Джеджун. Из его глаз покатились крупные слезинки. — Когда ты отказался сдаться господину, чтобы быть со мной…

— О чем ты, родной? — Чанмин лихорадочно касался пальцами то его волос, то кожи, как будто хотел на ощупь вспомнить своего омегу. — Когда это я отказывался? Он мне разве что-то предлагал?

— Так это не ты трубку взял? — спросил Джеджун. Слезы продолжали катиться по его щекам, но глаза засияли счастьем, и он поцеловал Чанмина. Их губы словно были созданы для того, чтобы соприкасаться друг с другом, даря каждому ощущение тепла и нежности. — Блин, вас так много, мы с Хичолем оба повелись… А ты бы предал герцога, чтобы быть со мной?

— Я бы всех предал. — Чанмин стал аккуратно вытирать слезы с лица Джеджуна. — Мне нужен только ты, а остальные пусть горят синим пламенем.

— Значит, хорошо, что мы нарвались не на тебя, — радостно всхлипнул омега.

— Ребята, этот ваш монах меня не на шутку вымотал, мне очень плохо, — жалобно произнес Кюхён. На него снова никто не посмотрел, но он все-таки ухитрился привлечь к себе внимание: в следующий момент его вырвало. Вампир с омегой наконец отлепились друг от друга, а он, откашлявшись, гордо сказал: — Вот такое противное завершение вашей романтической сцены, голубки.

Джеджун и Чанмин спустились на первый этаж, в больничное отделение. Роуз попала под действие магии и спала, растянувшись на полу, но Алекса монах сумел обойти, и ребенок заливался неистовым плачем в своей кроватке. Джеджун скорее схватил его на руки и стал успокаивать, попутно указывая мужу, что нужно обязательно взять с собой для побега с малышом. Чанмин послушно кидал в пакет питательную смесь, бутылочки, пеленки и подгузники, но вид у него был крайне растерянный, а взгляд постоянно соскальзывал с вещей первой необходимости на крошечное плачущее создание. Он только теперь осознавал масштаб случившихся с ним перемен. Чужих детей ему растить доводилось, но свой ребенок у него появился впервые в жизни.

— А можно я его подержу? — спросил Чанмин, когда Джеджун решил, что в пакете достаточно припасов. — Он и мой тоже, я его вроде как делать помогал…

— Возьми лучше Роуз, мы ее тут не оставим, — строго распорядился омега, прижимая к груди успокоившегося малыша. — Она хороший человек, хоть временами и противный.

— Еще чего. — Чанмин обнял Джеджуна за плечи и потащил к выходу. Алекс у него на руках подозрительно приоткрыл глаза, как будто оценивая заблудившегося папашу. — Джеш, Хичоль наверняка платил этой тетке, несчастной жертвой ее не назовешь. Пусть сама разбирается с тем, что натворила. Или мы будем вытаскивать отсюда весь его персонал?

— Ну, персонал, может, и не будем… Но кое-кого спасти надо.

Девятнадцать новых персонажей ждали в полутемных комнатах для кровавых пиршеств, где Джеджун заранее попросил их спрятаться. Магия их тоже не задела, поэтому они бодрствовали и, более того, держали у себя Настю. «Вашу ж мать, господин, да у вас совсем крыша поехала,» — произнес на выдохе Чанмин, оглядывая эту разношерстную компанию. ЧанКю вышли вперед, крепко держась за руки (Джеджун просил их ни за что не терять друг друга из виду), и гордо сказали, что согнали всех остальных сюда, как им было велено. Чанмин шепнул на ухо Джеджуну, что этих двоих можно было бы сразу пристрелить; омега от возмущения только рот раскрыл.

— Да перебейте все друг друга и отстаньте уже от меня, — зло процедила Настя сквозь слезы. — Зачем я вообще связалась с вами? Будь проклят тот день, когда Леня увидел клип Ким Джеджуна! Будь проклята корейская попса!

Настоящий Джеджун сорвал картину в комнате, куда телепортировался Хичоль, а также намалевал на стене пару нецензурных слов фломастером. Это должно было если не помешать злодею вернуться в резиденцию, то хотя бы немного затормозить процесс: он представил бы себе одно, тогда как имелось уже совсем другое. Джеджун хотел еще и нарисовать что-нибудь непотребное, но собственный макнэ уволок его вон из комнаты: убираться отсюда следовало как можно скорее. Как только они вышли в коридор, к ним подбежал омега и передал «на хранение» своего ребенка. Джеджун и Чанмин не успели даже возразить — чудо природы в пеленках оказалось на руках у первого из них. Алекс хотел заплакать, но вовремя решил, что это будет совершенно бестолковая затея, и лишь пару раз недовольно пискнул.

— Смотри, какая лапуля, — умиленно улыбнулся Джеджун, покачивая маленького омегу. — Такой красивый, правда?

— Ребенок как ребенок, новорожденные мало друг от друга отличаются, хён, — возразил Чанмин. Правда, приглядевшись к малышу, добавил: — Но он и правда миленький.

— Еще бы. — Джеджун чмокнул Алекса в носик. — Это же ребенок ДжеМинов. А мы оба ничего такие. То есть вот представь: если у нас с тобой появится общий малыш, он так и будет выглядеть.

Чанмин, нервно хихикнув, попятился от старшего коллеги.

— Хён, что за извращенские предположения? — спросил он тихо. — Ты меня пугаешь… Рожай-ка ты себе и дальше от Юно хёна. Без выходных и перерывов на обед.

Чанмин-вампир, забрав у одного из охранников карты-ключи, смог попасть в комнату монаха. За ним плелся настоящий Кюхён, с лицом зеленоватого оттенка. Впрочем, он прямо-таки излучал богатырское здоровье по сравнению с тем, кто лежал на кровати в этой темной комнате. Чанмин, включив свет, подошел к монаху и склонился над ним, чтобы осмотреть. Несчастный стал очень худым, но был похож не на узника концлагеря, а на гламурную жертву анорексии: на нем была красивая одежда, волосы и ногти выглядели идеально ухоженными. Даже шелковая повязка, скрывавшая обезображенную часть лица, напоминала какой-нибудь элемент BDSM. Монах дышал, его сердце пусть и слабо, но билось. Однако ни на прикосновения, ни на звуки он не реагировал.

— Что там? — спросил настоящий Кюхён, с жалостью приглядываясь к своей копии. — Он живой, да?

Чанмин поднес запястье монаха к губам и прокусил его, сделав маленький глоток крови. Часто это помогало сделать некоторые выводы о состоянии человека. Помогло и теперь, но радостного в его открытиях было совсем мало.

— Кома, — мрачно заключил Чанмин, опуская руку монаха на поверхность одеяла. — И сдается мне, что мозг очень сильно поврежден. Он просто уничтожил самого себя, пока разрушал поставленные Хичолем магические блоки.

— Его надо в больницу, да? — спросил Кюхён. — Ему же помогут?

— Ты меня слышал? — Чанмин повернулся к нему, нахмурившись. — Он повредил собственный мозг. В лучшем случае, это инвалид. Вероятнее всего — останется в вегетативном состоянии. А если все сложится особенно плохо, то он скоро умрет. Хотя я даже не уверен, что правильно расставил приоритеты…