- Нет, нет, – ласково прошептал ему на ухо персонаж, переместив обе руки на плечи. – Не так быстро, куколка. Придется потерпеть.

Он снова заставил Хичоля лечь на спину и дернул брюки ниже, чтобы полностью избавить его от одежды. Вот тут вся извращенная красота сцены и полетела в пропасть. Артист влез в штаны, которые, что называется, без мыла не напялишь, – и когда вампир резко потянул их, то лишь провез пленника по ковру, но брючки крепко засели на щиколотках.

- Хичольда, – разочарованно вздохнул он. – Вселенская ты дурость. Видишь, что такое брюки? – Он похлопал себя по голени. – Вот ЭТО. А ты всунул ноги в какие-то лосины, которые при этом чудом не разошлись по швам.

- Мне нравится. – Хичоль, опасаясь снова вызвать гнев явно не слишком стабильного злодея, проворно сел на ковре и стал аккуратно вытаскивать ступни из штанин. – Ноги обтягивают. А они у меня красивые. Ну… У нас с тобой.

- Твои несколько полнее моих, – заметил вампир, игриво шлепнув свой оригинал по ляжке. – Любовь к сладкому, да, куколка?

- Эй! – Хичоль наконец выдернул обе ноги из брюк. – Будешь наезжать на мою фигуру – я взбешусь и вообще возбудиться не смогу!

- Прости. – Двойник повалил его, уже полностью обнаженного, на пол и поцеловал, совсем нежно прикусив нижнюю губу. – Ты красивый. Я обожаю твое тело.

Некоторое время Хичоли просто лежали в объятиях друг друга, целуясь и наслаждаясь взаимными ласками. Вампир не раздевался, и от этого певец казался еще более беззащитным перед ним. Ему самому это нравилось. Он прижимался обнаженной кожей к потенциальному захватчику мира и старался уловить тепло его тела через ткань одежды. Стало совсем трудно сдерживаться, когда Хичоль заметил, что потолок был зеркальным и прекрасно отражал двоих практически одинаковых людей. Ладонь персонажа опять скользила по его до предела возбужденному члену, и он рисковал кончить в любую секунду. Чтобы продлить злодею удовольствие, Хичоль закрыл глаза и стал представлять себе подобные ситуации с другими парами «клонов». Например, его господин страстно зажимает в углу краснеющего от растерянности Шим Чанмина. Ким Джеджун целует ручку омеге. Герцог рвет одежду на перепуганном и пытающемся куда-нибудь уползти лидере группы. Майор с самым виноватым видом просит прощения у матерящегося и плачущего Пак Ючона, которому он только что вставил без подготовки… Помогло. Хичоль смог дождаться момента, когда двойник позволил ему встать на колени. Лубрикант, хоть и в маленьком тюбике, он с собой принес – значит, с самого начала собирался закончить сексом этот не слишком приятный вечер (или какое уж время суток было в данной местности). Хичоль блаженно закрыл глаза, ожидая проникновения. Но со стоном вернул лицо в ковер, когда вместо нежных пальцев или горячего члена в его анус вторглось нечто грубое, шершавое, беспощадно царапающее, даже несмотря на смазку, несчастные стенки.

- А-а-ай, – заныл певец, морщась. – Что ты в меня пихаешь?

- Три пальца, – спокойно ответил вампир, демонстрируя орудие своего «труда». – Тебе много? Отвык?

- Левую руку используй, – процедил Хичоль. – Или хоть перчатку обратно надень…

- С какой это стати? – Злой двойник снова протолкнул пальцы внутрь. Певец вскрикнул, подаваясь вперед и сжимаясь в отчаянной, безуспешной попытке прервать болезненную растяжку. Легко было звать себя мазохистом при катастрофически неопытном монахе, а вот в обществе своей безжалостной копии он не мог похвастать особой любовью к мучениям. – Ты тоже заслужил немного боли.

- Так ведь… Ты же неаккуратно, – пожаловался Хичоль. – Ты не просто делаешь мне больно, а сейчас поранишь…

Очередное резкое движение заставило понять, что причинение вреда было не случайностью, а осознанной целью вампира.

- Ты только что пил кровь, – напомнил тот. – Все быстро заживет. Не будь таким трусишкой – я точно не хуже чокнутого оборотня…

Хичоль решил ничего не комментировать и просто терпеть. Скоро ощущения подсказали, что внутри уже есть повреждения. Артист вцепился в ворс ковра не только руками, но и зубами, не сумев сдержать очередного стона. Неожиданно вампир стал человеческой рукой гладить его по груди и животу, сопровождая такое действие успокаивающим шепотом:

- Это совсем маленькое наказание, милый. Ничего страшного. Потом я стану нежным, если будешь хорошо вести себя. Но сейчас ты должен принять это.

От смеси боли и ласковых увещеваний у Хичоля закружилась голова, возбуждение вернулось с новой силой. Он чувствовал себя в приятном подчиненном положении, любимым слугой, каким раньше являлся для этого существа его собственный господин. Когда грубые уродливые пальцы сменил член, боль уже только заводила. Хичоль удовлетворенно стонал, разбавляя это жалобными всхлипами, и совсем потерял способность здраво мыслить, пока двойник быстро двигался в нем. Он кончил, перепачкав так доставший его ковер, и упал на бок, обессиленный и совсем ничего не соображающий. Вампир застегнул брюки и надел перчатку.

- Я не замечал этого раньше, когда смотрелся в зеркало, – негромко произнес он, откидывая волосы с лица своего возвращенного любовника. – Какой у нас красивый профиль. Какие восхитительные губы. Какие глаза…

Он наклонился к лицу оригинала и провел влажным языком по шее, слегка прикусив кожу под ухом. А затем выпрямился и направился к выходу из комнаты.

- Мне снова нужно уйти по делам, – сообщил персонаж. – Чувствуй себя, как дома. Все здание – в твоем полном распоряжении.

Певец поднял руку, чтобы помахать ему, но почти сразу уронил. Он не мог пошевелиться, и не только из-за боли, которая стремительно утихала, или опустошенности после оргазма. Хичоль номер один, конечно, не был способен сопротивляться Хичолю номер два, потакать всем прихотям было единственным выходом. Но отдаваться двойнику следовало со скорбной физиономией, а не достойными порнографии стонами-криками. Надо было как можно скорее принять душ, отругать себя последними словами и бежать к Кюхёну, раз уж Хичоль заработал своей пятой точкой право разгуливать по всем помещениям.

Артист с трудом заставил себя приподняться на локте. Когда он примерно на четверть приблизился к тому, чтобы встать, в комнату вошла бесцельно слонявшаяся по зданию Настя. Она застыла на пороге, оставив штору позади, и с каждой секундой отвращение все явственнее отражалось на ее лице.

- Ты как будто голых Хичолей никогда не видела, – фыркнул айдол, даже не думая скорее чем-нибудь прикрыться.

- Это сперма, что ли? – Проводница с омерзением указала на перепачканный ковер.

- То есть вот тут она противная, – возмутился Хичоль, – а когда у тебя на одежде, мимо рта пролетевшая, – за модный принт сойдет?

- Какое же ты чмо, – рассердилась Настя. – Еще и мое место занял! Надеюсь, этот псих затрахает тебя до смерти.

- Глядите, как легко «оппа» поменялся на «психа», – пропел Хичоль, улегшись на спину. – Я же ему все расскажу.

- Я тоже кое-кому сейчас все расскажу, – прошипела Настя, отдергивая штору, чтобы выйти. – Говорят, он в себя пришел. Ему даже простого анальгина не дают, чтобы кровь не портить. От боли чуть ли не в бреду. А тут я – с новостями про его единственного и неповторимого. Сразу загнется или еще помучается?

Настя ушла. Она, конечно, ничего говорить не собиралась. Но Хичоль не смог сдержать слез. Ради чего бы он ни спал с двойником, это было предательством.

Боль и темнота; и та, и другая – бесконечные, абсолютные. Кюхён старался переключиться на что-нибудь еще: например, на слух или тактильные ощущения – но все равно осознавал, что время от времени забывается. Это было недопустимо, ведь в любой момент кто-то мог укусить его, и тогда требовалось незамедлительно произвести корректировку воспоминаний. Впрочем, до сих пор никто не появился в том месте, где находился раненый. Монах отвлекался на исследование всего, до чего мог дотянуться. Пальцы еще не приучились выполнять функцию глаз, но он старался представлять себе то, чего касался. Одеяло. С одной стороны кровати – гладкая стена, с другой – тумбочка, сверху на ней – ничего, кроме стеклянного стакана с некой жидкостью. У тумбочки – три ящика, все – запертые.