Кюхён засмеялся, хотя это больше походило на болезненный стон. У них оставалось оружие против Хичоля. Но это оружие красовалось на руке ослепленного монаха, попавшего в плен врага, и сам он его использовать не мог.

====== Глава 49 ======

Перемещение у Хичоля отличалось от того, что происходило с «магглами» при профессоре, – Джеджун не закружился в невесомости, не потерялся в пространстве и не был оглушен, ему лишь показалось, что на пять секунд все погрузилось в темноту, а затем, когда включили свет, он уже находился в другом помещении. Это был небольшой скромный зал без окон, освещенный слабым электрическим светом и совершенно лишенный убранства, не считая симпатичного альпийского пейзажа на одной стене. Джеджун тут же попятился, но его схватил мужчина в темно-синей одежде, отличавшейся от формы офицера SS только цветом и эмблемой: там красовались буквы «SJ».

- Я подумал: что-то общее у меня с тем режимом есть, – засмеялся Хичоль, перехватывая пленника у сотрудника своей службы охраны. – И заодно отдал дань уважения альма-матер своей куколки. Это не для публики, скажем так, а только для внутреннего пользования.

Хичоль вытащил Джеджуна за массивную металлическую дверь, которая открылась автоматически, и повел по извилистому коридору, залитому уже совсем другим, едким светом, который резал глаза. По щекам Джеджуна катились слезы, но он не знал, какая причина играла основную роль: лампы или смерть Сильвии. Страха, во всяком случае, не было. Он временно перестал осознавать, что происходит.

- Твоя одежда перепачкана кровью, – с неискренним участием заметил Хичоль. – Тебе выдадут другую. Глупая ты женщина с рано проснувшимся материнским инстинктом… Зачем так обнимать чужих мертвецов, когда могут быть и свои? Я, например, все бы отдал, чтобы хоть раз поцеловать моего Донни прежде, чем его погребут. Но он истлел на глазах у твоего мужа-предателя, и бессердечный оборотень оставил его прах на ковре, а тупой инопланетянин в него вступил – я уверен, случайно, ведь мозгов на демонстративное унижение покойника у него бы не хватило. Да, я был там. Собрал остатки его праха и развеял с Эйфелевой башни. Мальчик любил родной город. Пусть теперь вечно витает над ним.

Донхэ, этот вампирский беспредельщик, хотел боли омеги и, возможно, его смерти. Но он тоже был чьим-то любимым сыном. Просто, как говорится, пороли его в детстве мало.

- Я понимаю вашу утрату, – сказал, не в силах перестать плакать, Джеджун. Ему пришлось свободной рукой снять очки, потому что, когда он на полминуты опустил голову, слезы все равно закапали стекла. Впрочем, плохо видеть собеседника в данном случае было лишь положительным моментом. Он попробовал остановиться, и Хичоль с неожиданной готовностью замер рядом с ним. – Я понимаю, как сильно вы любили Донхэ. И мой муж тоже любил его. Он говорил о прошлом. Давным-давно, в Париже, они часто гуляли после обеда, непременно – до сада Тюильри. Чанмин рассказывал им английские сказки, хотя матери ваших детей просили упоминать лишь про корейский фольклор, и ругали его, когда мальчики потом делились впечатлениями. У ваших детей были даже «секретные» слова, которые понимал только Чанмин…

- Убедил, – перебил Хичоль грубо. – Я не убью твоего супруга. А теперь – вон с моих глаз.

Джеджуна схватили под обе руки «офицеры SJ» и повели дальше; вскоре дверь в стене отъехала, и его втолкнули в новое помещение.

Хичоль отправился еще дальше, поднялся по лестнице, имитирующей гранит, и вошел в комнату, похожую на обычный рабочий кабинет. Там, за большим столом с разложенной на нем картой мира, сидел Ханген.

- Мой господин, вы закончили? – спросил он, поднимаясь с кресла.

- Да, все, кто мне нужен, уже здесь. – Хичоль подошел к столу и присмотрелся к карте, на которой были сделаны некие пометки. – Послушай, мы тут рассуждали, что для настоящей победы, закрепленной в сознании народа, нужна война, и уничтожение сверхъестественного лидера сопротивления станет намного убедительнее, чем разгром простой человеческой армии…

- Да, мой господин, – кивнул Ханген. – Но я все еще не уверен, что герцог станет воевать.

- Станет. – Хичоль схватил черный фломастер и поставил пару маленьких крестиков, приписав к ним даты. – А если сам не додумается – у него есть возлюбленный, который вообще ничего, кроме войны, не знает и сразу бросится к оружию. – Он надел колпачок на фломастер и отложил его. – Эти два идиота объявят мне войну, я уверен. Но есть пара уточнений. Сначала я хочу, чтобы Чанмин предал их снова. – Хичоль повернулся к Хангену. – Я пообещаю этой твари вернуть ему жену, если он придет ко мне. Посмеюсь над романтическим до дрожи воссоединением, разрешу порадоваться жизни напоследок. А потом выдам его оборотню. И желаю лично видеть, как герцог вырвет ему сердце.

- Я тоже жду мести, мой господин, – сухо сказал Ханген.

- А затем, когда наступит идеальный момент, я схвачу лидеров самопального сопротивления, – с мрачной мечтательностью продолжил Хичоль. В комнате стало жарко от его бушующей магической силы. – И один из них сдохнет на виду у всего мира. Ты разорвешь Ючона на части в честном бою. А я… Хм, так уж и быть, Юно погибнет в тишине. Я голыми руками сдеру с этого вонючего пса шкуру и приспособлю ее под коврик.

- Они это заслужили, – ответил Ханген.

Дверь за Джеджуном закрылась. Он вытер очки верхним слоем новой блузки и огляделся. Мебели здесь тоже совсем не было: только белые стены, пол и потолок. Зато в углу, обняв свои колени, сидел настоящий Хичоль. Услышав постороннее шуршание, он медленно поднял голову, пару секунд смотрел на «сокамерника» пустыми глазами, затем, видно, пришел в себя, узнал, вскочил на ноги и бросился обнимать его, оглядывая со всех сторон.

- Как ты? Ранен? Откуда кровь? – обеспокоенно затараторил певец. – Что этот засранец с тобой делал?

- Это кровь Сильвии, – прошептал Джеджун. – Он зачем-то убил ее. Похоже, помешался от горя…

- Этот мудак помешался от рождения, – зло процедил Хичоль, отпустив омегу. Он прошелся взад-вперед по маленькому помещению, глядя в потолок, словно пытался получше сформулировать некую мысль. Не превратившись за полминуты в оратора, айдол остановился, вновь повернулся к Джеджуну и выпалил: – Просто чертов психопат! Заче убил Сильвию, которая вообще отношения к делу не имеет? Потому что она тебе как дочь? Да ты ее знаешь-то меньше года, и половину всего времени вообще не видел! Более того, ты и сам-то никакого отношения к смерти Донхэ не имеешь! На кой черт причинять боль ТЕБЕ? Потому что не вышло разорвать на части Минни – за него Кю заступился?

- Боже мой! – Джеджун в ужасном волнении прикрыл рот ладонью. – Он пытался навредить Минни!

- Да ничего этому мелкому не сделалось, мой дурак бросился грудью на амбразуру, – мрачно ответил Хичоль, сжимая челюсти, чтобы не заплакать. – Страшные ожоги и ни одного глаза не осталось. – Джежун сделал шаг назад, прислонился спиной к стене и так сполз на пол. Он не мог ничего сказать – просто онемел от ужаса, представив себе такую картину. – Я не знаю, где он сейчас. Когда мы перенеслись, Кю был без сознания. Его схватили два охранника и куда-то поволокли, а меня вот тут закрыли. Может, ему ожоги обработали. А может, пристрелили, чтобы не мучился… – Хичоль вдруг вспыхнул яростью, словно резко переключился с одного режима на другой, встал лицом к двери и заорал: – Эй, сволочи вы! Хоть скажите, что с погорельцем сделали!

- Не думаю, что с тобой станут говорить, – покачал головой Джеджун. Такая жестокость не укладывалась у него в голове, психика не справилась с полученной информацией, и он окончательно ушел в прострацию. Его сейчас можно было хоть на казнь вести – он бы только ноги переставлял.

- А я хочу, чтобы говорили! – Хичоль подошел к двери и стал колошматить ее то руками, то ногами. – Эй! Признавайтесь, живой он или нет! – Никто не отвечал, и певец пошел на таран: разбежался и на полной скорости шмякнулся об дверь. Но она явно была вампироустойчивой, потому что никак не отреагировала на попытку ее выбить. Хичоль унывать не стал – снова взял разбег и точно так же шарахнулся о твердую поверхность.