- Кю! – Хичоль-певец, первым понявший, что освобожден от невидимых пут, бросился к монаху и, приподняв, обнял его. Он проверил пульс: несчастный еще был жив. Хотелось оторвать старому садисту голову, но не получилось бы даже влепить ему пощечину. Хичоль скорее прокусил свое запястье, чтобы хоть смочить губы раненого вампирской кровью, однако не успел поднести руку к его лицу – магия двойника бесцеремонно отбросила артиста в сторону.
- Обойдется без сверхъестественной помощи, – сказал жестокий вампир, приблизившись к своей жертве. Он опустился перед монахом на одно колено и почти ласково провел рукой по его волосам. – Куколка, не волнуйся. К темноте можно привыкнуть, знаю по себе. И потом, в самом деле, разве можно Кюхёнам без серьезных травм? Я всего лишь соблюдаю традицию. Иди сюда, или сам притащу. И ты, Настя, тоже.
Последнее требование прозвучало гораздо грубее всех слов, обращенных к певцу. Но оба послушались, на одинаково негнущихся ногах подковыляв к монстру.
- Джунсу, Минни, я ухожу, – продолжил Хичоль с нотками официоза. Он будто сообщал коллегам о предстоящей деловой поездке. – Забираю вашего мага, раз уж вы отняли моего. Также со мной пойдет Настя, которая может быть полезна, но отныне – исключительно вне моей постели. Ее теперь станет согревать один из самых красивых артистов корейской эстрады. – Вампир, все еще стоявший на одним колене, взял руку настоящего Хичоля и, как галантный кавалер далекого прошлого, поднес ее к своим губам. Певец находился в полном оцепенении. Он вообще не мог взять в толк, как раньше спал с таким жутким порождением зла, а тем более – как ему было начинать это делать снова в ближайшее время (черт знал этого психопата, он мог сорвать с «куколки» одежду уже через час-другой). – Итак, Джунсу, Минни. Вы остаетесь здесь, чтобы передать важное послание своим мужчинам. Я не нападу на них сейчас, но лишь для того, чтобы они сослужили мне одну услугу. Пускай ждут своего смертного часа и дрожат, видя меня в каждой тени. Я приду за ними, когда мне будет нужно. И тогда они заплатят за то, что сделали с моим младшим сыном.
Вампир растворился в воздухе, прихватив с собой певца, монаха и проводницу. Он получил способность к телепортации.
В гостиной воцарилась тишина. Джунсу невидяще смотрел прямо перед собой. Ему пришлось очнуться лишь тогда, когда он все-таки услышал некий звук. Это был Минни. Он сидел на коленях на полу и, обхватив голову руками, раскачивался взад-вперед, как сумасшедший, бормоча:
- Глаза… Глаза… Ему выжгли глаза…
Джунсу подполз к Минни и обнял его, заставляя сидеть спокойно.
- А могли тебя убить, – напомнил он тихо. – Лучше так, правда?
- Когда обгораешь на солнце – это больно, – всхлипнул Минни, обняв Джунсу в ответ. – Когда… Когда сгорают глаза… Явно намного хуже. Он очень сильно мучился?
- И надеюсь, еще помучается, – вздохнул Джунсу. – Не убьют же они его… сразу…
Джеджун замер в десятке шагов от Хичоля, смертельно побледнев. Тот протягивал ему правую руку.
В черной кожаной перчатке.
- А теперь мне начинает казаться, что ты вовсе не скучал, – заметил вампир, принимаясь сокращать расстояние между собой и близким к панике омегой. Джеджун начал пятиться, но натолкнулся спиной на манекен. Ужас полностью объял его, когда, устремив взгляд вдаль, он увидел в другом отделе, где располагалась одежда для беременных, трупы обеих продавщиц, охранника магазина и всех телохранителей. – Неужели не хочешь пообщаться с начальником своего супруга? Ах, прошу прощения, я же его уволил. Как только получил силу в полном объеме, обрел способность разрывать связь со своими слугами. И разорвал.
К Джеджуну подбежала Сильвия, готовая пообщаться с Хичолем, которого тоже хорошо помнила. Омега вышел вперед, хватая девочку за руку и уводя за свою спину.
- Что вам нужно? – спросил он осторожно, стараясь, чтобы голос звучал вежливо и одновременно твердо. – Вы хотите мести за своего сына? Мой муж его не убивал. И это произошло не из-за меня.
- Ты же понимаешь, что это уже не имеет значения, – как будто с сожалением признал Хичоль. Он все-таки подошел к омеге и, легко найдя под складками еще не купленной одежды живот, провел по нему рукой в перчатке. Джеджун чуть заметно задрожал. – Так странно и удивительно. Ребенок моего некогда любимого слуги… Как думаешь: альфа, омежка?
- Я не знаю. – Джеджун, все еще держа Сильвию за своей спиной, отодвинулся от манекена и сделал пару шагов назад, чтобы не стоять вплотную к чудовищу. – Пожалуйста, умоляю вас, не причиняйте вреда моему ребенку.
- И не собирался. – Хичоль прижал руку к груди, сделав вид, что оскорблен таким предположением до глубины души. – Если честно, я просто мечтаю увидеть этого малыша собственными глазами! Так что ты в безопасности, чудо природы, пока не родишь. – Вампир взял одну прядь волос Джеджуна и аккуратно заправил ее за ухо. Омега закрыл глаза, и по его щекам скользнули первые слезинки. – Ты так боишься меня, солнышко? Думаешь, я могу сделать больно даме в положении?
- Отпустите меня, прошу, – шепотом попросил Джеджун, с трудом выговаривая слова – язык переставал слушаться. Он не мог поверить, что перед ним – Хичоль, которого все благополучно похоронили полтора месяца назад. Не мог поверить, но знал, что этот вампир жаждет мести. Омега почти физически ощущал боль и ненависть, овладевшие им. Эти чувства требовали выхода. Мертвый ребенок за мертвого ребенка. Джеджуна никто бы не отпустил, Чанмин должен был похоронить собственного сына в наказание за то, что не смог защитить чужого. Но Джеджун хотел попытаться воззвать к той человечности, что еще осталась в душе монстра. – Я не сделал ничего плохого. А мой малыш – и подавно. Не причиняйте ему вреда. Вы же понимаете меня, вы сами отец…
На обманчиво доброжелательное лицо Хичоля легла тень. Джеджун понял, что сказал совсем не то: напомнил о потере.
Вести переговоры ему не удавалось никогда.
- Я же объяснил: мне нужен этот ребенок, и ты его родишь, – уже жестким тоном напомнил вампир. – До тех пор с твоей головы не упадет ни один волос, а о плоде будут заботиться лучшие специалисты. Но ты пойдешь со мной. – Хичоль снова протянул ему руку и улыбнулся – ядовито, пугающе. – Я хотел бы, чтобы ты сделал это добровольно. Терпеть не могу насилия над дамами в положении.
В отделе одежды для беременных на полу лежало шесть трупов. Не было ни криков, ни перестрелки. Люди просто погибли, когда Хичоль распахнул двери магазина. Сопротивление не имело никакого смысла.
- Я пойду, – сказал Джеджун. Рука все еще была протянута, и он, борясь с ужасом, вложил в нее свою. Кожа перчатки словно обожгла его, но он, силясь сохранять спокойное выражение лица, спросил: – Можно вывести Сильвию из магазина?
- Убежит одна. – Хичоль потянулся к девочке, опасливо выглядывавшей из-за спины «тети», и сказал ей по-испански: – Малышка, ты же доберешься сама до выхода? Джеджуну нужно остаться, он не сможет с тобой пойти.
Омега высвободил руку и сел рядом с Сильвией на корточки, предварительно смахнув слезы, чтобы не так сильно пугать ее.
- Беги к дверям, быстрее, – тихо попросил он, гладя девочку по плечам. – Не смотри ни на что, кроме дверей, не останавливайся. Как только выбежишь на улицу – звони папе. Поняла?
Сильвия кивнула.
- Тетя, ты плачешь, – сказала девочка, одним пальчиком указав на влажные дорожки, украшавшие щеки омеги. – Ты уходишь от нас куда-то? И от меня, и от дяди Чанмина? Навсегда?
- Нет-нет, мне просто нужно лечь в больницу, – наврал Джеджун.
- Чтобы Алекс родился здоровым? – придумала Сильвия.
- Да, вон ты какая взрослая, все понимаешь. – Джеджун обнял девочку и чмокнул ее в щеку. – Ну, беги скорее, магазин уже закрывается. Смотри только на двери.
Сильвия кивнула и помчалась вперед. Путь пролегал через отдел одежды для беременных, и даже если бы дети имели обыкновение слушаться, она все равно заметила бы хоть одного мертвеца. Однако дочь наркобарона, вероятно, впитала некоторые инструкции поведения в чрезвычайных ситуациях с молоком матери. Она честно бежала вперед, не оглядываясь. Пока, почти у самых дверей, не упала на пол.